Заслуженное наказание ожидаемо детьми, вспомните свое детство, даже родительская порка расценивается как справедливая и должная. Ведь если ребенок не получает наказания за свой проступок, он перестает понимать, что хорошо, а что плохо, что можно, а чего нельзя.
Сказочный мир детства всегда служил делу воспитания и сбережения ребенка. До трех лет дети у матери, как говорится, из рук не выходят, следуют за ней по пятам или на руках. Работой их не загружают, но к труду они приобщаются через игры, такие как «Сорока-белобока», Но уже к четырем годам дети выходят на улицу и заводят дружбу с соседскими ребятишками. И здесь вступают в силу сказочные запреты, призванные уберечь несмышленышей от опасностей грозного мира. Детские страшилки, которые удерживают малышей в послушании, известны всем: это и живность, наводящая ужас: коза, собака, змея. Они в традиции народной считаются нечистыми, ими пугают, хотя по сути эти животные вполне безобидны. Родители стращают детей и сказочными чужаками – цыганами, жидами и немцами. Это тоже отголоски давних предохранительных мер от народов, бывших для славян опасными и вредоносными. В воспитательном арсенале всегда наготове целый сонм нечистых духов и сказочных страшилищ. Тут и русалки, предстающие то в виде прекрасных девиц, то в облике безобразных старух, готовых защекотать до смерти. Ребенку могли объяснить и такое: коли он забредет один в лес или залезет под мост, ему придется целовать сопливую слепую бабу, прикинувшуюся пнем. Так внушался страх, что берег ребенка от реки, леса или моста, грозивших несмышленышу гибелью. Чтобы дитя избежало другой опасности – глубокого колодца, ему рассказывали, что в колодце прячется старый дед, который только и ждет, чтобы пустить в ход свои железные зубы. Пугала в рассказах для детей всегда вооружены страшными орудиями – палкой, кнутом, большим мешком, железными крючьями, которыми они грозят непослушным детям. Имена страшилищ пугающие: баба яга, бабариха, чарубаба, дед бабай, хапун, гыбало… Чтобы подросшие дети лучше приглядывали за младшенькими в семье, в народе сложили страшную сказку про девочку-привередницу, заигравшуюся так, что гуси-лебеди унесли ее братца к бабе-яге. Чтобы ребенок лучше слушался старших, придумали сказку про сестрицу Аленушку и братца Иванушку, который, нарушив запрет сестры пить из копытца, превратился в козленочка. Каждая детская сказка учила детей уму-разуму, охраняла от опасностей жизни, наставляла подчиняться запретам взрослых.
Столь же разумная традиция оберега коренится в ответах детям, откуда они взялись. Чаще всего детей приносили аист, журавль, ворон и заяц. Традиция дозволяла рассказывать, что дети приплывали к родителям по воде или спускались с неба. И поговорки о том есть: «С неба упал да в ступу попал, а из ступы вылез да вот какой вырос». Главное в таких объяснениях то, что детям внушалось накрепко держаться за свою родову, видя себя божьим подарком именно своим отцу-матери. Все биологические подробности их происхождения на свет детям объяснять строго возбранялось. Вырастут – узнают, сами поймут. Это целомудрие воспитания вело к целомудрию поведения в отроческом и юношеском возрасте.
Первый этап жизни русского человека заканчивается к шести-семи годам. Завершается младенчество, когда детей особенно берегли и нежили, не обременяя никаким задельем. И поговорки народные требовали: «До пяти лет пестуй дитя, как яичко, до семи лет паси, как овечку, тогда выйдет из него человечек». Переход в новую возрастную категорию обозначался сменой одежды. Во младенчестве мальчиков и девочек одевали одинаково – в рубашку, подпоясанную пояском-оберегом. И слова, обозначавшие младенцев, были среднего рода – дитя и чадо. Но с взрослением малыш становился из чада и дитяти робенком, так исконно звучало это слово. В шесть-семь лет ребенка одевали в одежду, соответствующую его полу. Мальчикам отныне полагались штаны, девочкам – юбки. Если и дальше мальчонка носил рубашку без штанов, его высмеивали, называли девчонкой, девчуром. Детский страх, чтоб не обзывали мальчишку девчонкой, а девчонку мальчишкой, сознательно взращивался взрослыми в детях, которые должны сызмала примеривать на себе свою природную и социальную роль. Женский тип поведения позорен для мальчика, мужеподобность высмеивалась в девочке, и никакой толерантности к детям, тяготевшим своими повадками к противоположному полу, русская семья не терпела. Наоборот, лишь только в семье подмечали, что мальчик ведет себя по-девичьи, а девчонка по-мальчишечьи, жестокими насмешками изгоняли из ребенка подобные противоестественные ухватки.
Народная педагогика требовала приучения ребенка к труду. Ведь само слово ребенок – это маленький работник, робенок, малолетка, который помогает семье своим трудом. В крестьянской традиции мальчик выходил из-под попечения матери в пять-шесть лет. Уже в этом возрасте малыш хорошо ездил верхом, и потому ему поручали управлять передней лошадью при вспашке и бороновании тяжелых земель, при возке снопов и молотьбе. Ребенку поручали пасти домашний скот и птицу. Младшенькие пасли на окраине деревни гусей, свиней и телят, а старшие отправлялись со стадом коров и овец в лес, в поле. Мальчики двенадцати-четырнадцати лет уже всерьез помогали взрослым в пахоте, молотьбе, им поручали выгонять коней в ночное, приучались с отрочества и к строительному делу, так как каждый хозяин на Руси должен был уметь поставить сруб. Именовали таких юных, с четырнадцати до восемнадцати лет, работников – отроки. К семнадцати-восемнадцати годам юноша становился полноправным тружеником в семье, в древности его называли холоп, слово это произошло от глагола холить, то есть взрастать, переходя во взрослое состояние. Отсюда и южнорусское название молодых, неженатых парней – хлопцы.
Иное трудовое воспитание получали девочки. Уже к шести-семи годам девочки помогали носить воду и дрова, что считалось сугубо женским делом, умели мыть посуду и полы, ухаживать за птицей, полоть огород. Как и мальчики, девочки пасли мелкую скотинку. Выучась ездить верхом, они в семь-восемь лет управляли лошадью при полевых работах. А в десять лет дочери уже доили коров, нянчили младших. Девочек с раннего возраста приучали прясть, делали им крохотную прялку, учили рукоделию чуть ли не с четырех лет. К десяти-тринадцати годам маленькие крестьянки уже вовсю белили холсты, обучались кройке и шитью, ибо всю одежду в крестьянской семье женщины на протяжении многих столетий изготавливали сами. К четырнадцати годам отроковицы осваивали искусство вышивания, а в пятнадцать лет их сажали за ткацкий стан. К одному только не допускались девочки в родной семье – к выпечке хлеба и приготовлению пищи, это было исключительное право и обязанность большухи, хозяйки-матери. Так что готовить и печь хлебы девушка училась уже в чужой семье, выйдя замуж.
Труд издревле считался на Руси основой воспитания. Вырастить лентяя-лежебоку, неткаху-непряху считалось позором и тяжкой виной. Последствия этого несчастья терпеть приходилось не только самим родителям, но и всем, кто жил рядом. Общинникам-соседям, благополучие которых зависело от труда каждого пахаря, будущим домочадцам лодыря или ленивицы, ведь их нерасторопность оказывалась гибельной для целой семьи. Хочешь не хочешь, жаль не жаль, а ребенка заставляли трудиться. И эта трудовая традиция сохраняется у нас как мощный рычаг семейного русского воспитания. Так было нерушимо тысячи лет.
Что за дикие перемены мы видим ныне в русском семейном воспитании! Полное равнодушие общества и власти к рождению и выхаживанию детей. Поощряются аборты-детоубийства, мол, нечего нищету плодить. Нет никакой реальной поддержки многодетным семьям – живи как хочешь, твои проблемы. Ни малейшего общественного осуждения матерей и отцов, что бросают детей на произвол судьбы, тех, кто, потеряв родительский инстинкт, сдает малышей в детские дома. Зато общество разрушает юную душу тех, кого родители растят в правилах исконно русских основ воспитания. Им навязывается смешение мужского и женского типов поведения, из-за чего развиваются всевозможные противоестественные извращения, лишающие ребенка в дальнейшем возможности иметь нормальную семью и детей. Малыша погружают в так называемое половое просвещение, на самом деле развращают его сызмала, заставляя проявлять особую озабоченность к вопросам «секса». Это убивает душу и целомудрие, в будущем такое дитя будет совершенно негодным для семейной жизни. Родителям запрещают заставлять сына или дочь трудиться, будто бы это вредно для ребенка. И ребенок вырастает бездельником и эгоистом, сидящим на шее у родителей. При этом за навязываемые не в семье, нет, за навязываемые нашим детям государственной политикой пороки и извращения родителям запрещено наказывать своих детей. И потому ребенок не может понять, что хорошо и что плохо, что можно, а что нельзя в его семье. Он вырастает чужим для родных, и притом плохим человеком. Так мы теряем своих детей.
