Вот, например, как проходила масонская карьера одного из потомственных масонских братьев В.С. Арсеньева, родившегося после запрета масонства, в 1829 году, и достигшего больших государственных чинов. В 21 год, в 1850 году, он вступил в ложу в качестве ученика, через четыре года он мастер, а еще через три года, в 1857-м, — шотландский мастер. В 1861 году Арсеньев — теоретический брат (розенкрейцер). Успешную карьеру он сделал не только в подпольной деятельности, но и на государственной службе, где достиг чина действительного тайного советника и почетного опекуна. Умер этот высокопоставленный масон в 1915 году, подготовив большое количество ему подобных масонских кадров.[133] Статский советник П.А. Курбатов, много лет занимавший должность начальника типографии Московского университета, достиг высоких степеней в масонстве, исполняя должности надзирателя и наместного мастера, состоя членом Капитула Феникса в 6-ой степени. После запрещения масонства в 1822 году продолжал вести беседы у себя в доме и производил тайные посвящения новых членов.[134]
Николай I так по-настоящему и не понял всей глубины масонского заговора, ликвидировав радикальную верхушку (и ту далеко не всю). Царь поверил на слово многим высокопоставленным масонам и простил их участие в подпольных организациях.
В апреле 1827 года на высокую должность председателя Государственного Совета и Кабинета министров был назначен все тот же масон Кочубей. Еще ранее (в декабре 1826 года) он получил назначение возглавлять «комитет для рассмотрения разных предложений касательно улучшения в государственном устройстве». Членами этого комитета стали также старые масонские конспираторы Сперанский и А.Н. Голицын. Не удивительно, что предложения этого комитета оставались в рамках старых западнических программ, которые были осуществлены при новом масонском правительстве Александра II.
Тот же А.Н. Голицын был назначен Николаем I на почетную должность канцлера российских орденов. Доверие к нему было так велико, что, когда Царь и Царица уезжали из Петербурга, то попечение о своем семействе они передавали Голицыну. А с 1839 по 1841 год этот масон председательствовал на общих собраниях Государственного Совета. Есть немало и других примеров, когда лица, принадлежавшие раньше к масонским ложам, занимали высокое положение в правительстве Николая I. Так, управляющий III-м отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии, начальник штаба корпуса жандармов, член Цензурного комитета Л.В. Дубельт был известным масоном, членом лож «Палестины», «Золотого Кольца», «Соединенных Славян». В последней ложе Дубельт исполнял обязанности 2-го надзирателя в 1818…1820 годы, наместного мастера в 1820…1821-м и представителя в Великой Ложе «Астрея».[135]
Конечно, при блюстителях государственного порядка с таким масонским прошлым «вольным каменщикам», особенно в провинции, нечего было беспокоиться. По рукам свободно ходила масонская литература, привезенная из-за границы. Интересное описание этой стороны жизни дано в романе Писемского «Масоны». Действие его начинается в 1835 году в одном из губернских городов. Многие видные горожане, включая губернского предводителя дворянства, — масоны. Они не скрывают своей масонской принадлежности. В их домах много масонской литературы, на стенах — изображения масонского характера. Так, в кабинете губернского предводителя висит портрет гроссмейстера масонского ордена герцога Фердинанда Брауншвейгского в рыцарских латах.
Масоны собираются и беседуют о своих делах, мечтая о восстановлении былой «славы» своего ордена. Видно, что масонская «работа» не останавливается, соблюдаются ритуалы, производится прием новых членов. Конечно, среди этих людей есть просто сбитые с толку романтики-идеалисты, для которых масонство — своего рода игра, но это нисколько не изменяет общего значения масонской организации как социально опасной и подрывной.
Еще более точное проникновение в преступную сущность масонства николаевского времени — в повестях А. Григорьева. Писатель очень точно показывает масонов как «ледяных эгоистов», взирающих сверху вниз на всех и вся. Душа масонов «самолюбивая и сухая». А. Григорьев видит, что они чувствуют себя «маленькими наполеонами», способными на любое преступление. Столь верная характеристика представителей масонства объясняется тем, что А. Григорьев на некоторое время сам был затянут в масонскую ложу его товарищем по университету неким аферистом Милановским, который, разглагольствуя о высоких материях, собрал с «братьев» деньги и исчез. Недолгое пребывание в масонской ложе стало серьезным жизненным Уроком для А. Григорьева.
Но, пожалуй, самое глубокое понимание масонства прослеживается в романах Ф.М. Достоевского, который прежде всего отмечает его сатанинский, антиправославный характер и стремление подчинить себе русскую церковь.
Замысел масонов подчинить себе русскую церковь был просто чудовищен. По сути дела, это означало перевернуть церковь, а идеи, с которыми она боролась, сделать господствующими и таким образом разрушить Православие. Как справедливо отмечает исследователь творчества Достоевского В.Е. Ветловская, имя Христа используется масонами для подмены одного понятия другим. Делается это для того, чтобы завоевать доверие людей, а затем заставить поклоняться дьяволу. Противоречие это ярко выражается в легенде о Великом Инквизиторе, который олицетворяет собой собирательный образ масона.
Великий Инквизитор говорит Иисусу Христу:
«…мы скажем, что послушны Тебе и господствуем во имя Твое… (и)… обманем опять, ибо Тебя уже не пустим к себе».
В поэме Ивана, — пишет В. Ветловская, — Великий Инквизитор признается Христу: «И я ли скрою от Тебя тайну нашу? Может быть, Ты именно хочешь услышать ее из уст моих, слушай же: мы не с Тобой, а с ним, вот наша тайна!» «Тайный начальник» не тот, «который был поставлен» (то есть Иисус Христос), но тот, который, искушая соблазном власти, Его «поставил».
В романе «Братья Карамазовы» Алеша называет своего брата Ивана масоном. Причем характер реплики не оставляет сомнений в отрицательном отношении к масонству самого Достоевского. В силу этого особую достоверность приобретают специфически масонские черты Ивана Карамазова, тщательно исследованные Достоевским.
Иван Карамазов — типичный представитель масонского мира, который говорит о «возвращении билета Богу» с тем, чтобы получить билет от сатаны и участвовать вместе с ним в разрушении ненавистной ему исторической России. До конца осознавая подрывную роль масонства, Ф.М. Достоевский проницательно отмечает, что проповедуемые Иваном Карамазовым безбожные принципы свободы на самом деле означают только жест нажатия изящным мановением руки той адской машины, которой является стихийная жадность Смердяковых, носителей грубо-сладострастного отношения к жизни. Это гениальное видение великого писателя очень точно иллюстрируется отношениями между масоном-идеологом М. Бакуниным и его учеником, политическим бандитом Нечаевым (но об этом позднее).
Положение масонов изменяется к лучшему с воцарением Александра II, одним из главных актов которого по случаю коронации была амнистия масонским заговорщикам-декабристам. По данным внутренних масонских источников со ссылкой на переводную английскую масонскую литературу, этот император сам принадлежал к «вольным каменщикам» и был посвящен в их орден в одной из английских лож.[136] С приходом его к власти масонское движение усилилось. В 1856…1863 годах были возобновлены «работы» ложи «Нептун» в Санкт-Петербурге, где тогда и были посвящены известный историк русского масонства Пыпин и П. Беклемишев, впоследствии руководивший ложей «Карма» в Петербурге.[137]
Усиливают свою деятельность и мартинисты. Ряды их быстро растут. «В пользу этого утверждения, — пишет Кандауров, — может говорить то, что в мартинизме не требуется, чтобы регулярный мартинист был посвящен непременно в „правильной и совершенной ложе“, как у нас, посвящение может быть сообщено профану каждым мартинистом, получившим в своей системе 3-ий градус, даже если он и не состоит больше членом какой-нибудь мартинистской ложи. Таким образом довольно одного, пережившего всех, старца, который перед смертью посвятил бы будущего такого старца, чтобы правильная передача мартинистского посвящения смогла бы дойти до наших дней».[138] Наряду с мартинистами продолжали действовать розенкрейцеры и иллюминаты.[139]
Первым министром при Александре II — министром внутренних дел — становится глава петербургской масонской ложи граф С.С. Ланской.
Масонская карьера Ланского началась в ложе «Соединенных Друзей» в 1820 году. Некоторое время он был членом и подрывного «Союза благоденствия». Масонский граф исполнял должности: наместного мастера и мастера стула в ложах «Елизавета к Добродетели», «Соединенных друзей», «Александра Златого Льва»; наместного мастера в ложе «Палестина». Был также наместным мастером и 2-ым великим надзирателем Великой Провинциальной Ложи, командором и субпрефектом Капитула Феникса в 1817 году, с орденским именем Рыцарь Воскресшего Феникса и девизом «Из смерти жизнь»; членом Верховной Директории в 1819 году. Почетный член лож «Ключа к Добродетели» и «Польского Востока». В 1821 году открыл вместе с М.Ю. Виельгорским «Теоретическую ложу Св. Иоанна Богослова». В 1828 году участвовал в собраниях «Теоретических братьев». В 1860 и предшествующие годы Ланской был председателем тайной ложи в Петербурге. Тайная масонская деятельность не мешала ему перебираться со ступени на ступень по должностной лестнице. Каким надо было быть двуличным человеком и лицемером, чтобы убедить Николая I в своей лояльности и вместе с тем продолжать работать в подполье! С 1831 по 1834 годы он губернатор в Костроме, впоследствии сенатор, почетный опекун петербургского Опекунского совета.
