Еще в 1894 году был принят закон, по которому так называемые сельские судьи могли заставить работать любого никарагуанца старше 14 лет. В 1898-м были введены трудовые книжки.
Селайя даже организовал специальную сельскую полицию, которая следила за тем, чтобы рабочие не покидали кофейные плантации и вели себя смирно.
В 1906 году Селайя сделал то, чего так и не смогли добиться консерваторы: он отменил юридическую защиту общинного индейского землевладения. Теперь кофейные магнаты могли расширить свои плантации за счет индейских земель.
Селайя ориентировался на превращение Никарагуа в лидирующего экспортера таких сельскохозяйственных культур, как кофе, а позднее бананов. Его политика по раздроблению общинного землевладения привела, с одной стороны, к росту производства технических экспортных культур, а с другой – к падению сборов основных продовольственных сельскохозяйственных культур в стране. Никарагуа пришлось импортировать продовольствие, в частности пшеницу. И такое положение дел сохраняется по сей день.
Количество мелких производителей при Селайе сократилось, зато выросло крупное плантационное хозяйство.
Селайя исходил из того, что мировые цены на кофе начиная с 1890 года стали расти. Следовательно, наращивание экспорта этой культуры могло (за счет таможенных пошлин) дать правительству либералов необходимые средства для модернизации страны, прежде всего ее образования и транспортной инфраструктуры.
В результате разгрома общинного землевладения 30 крупных латифундистов получили при Селайе 1,3 миллиона гектаров земли[118]. В стране появилась сезонная безработица, – ведь цикл производства кофе, как и любой сельскохозяйственной культуры, носил сезонный характер. Когда работы не было, тысячи бывших мелких землевладельцев, теперь лишенных земли, наводняли города, усугубляя тем самым их проблемы.
Правда, Селайя стремился поощрять и мелких фермеров выращивать кофе. Правительство давало им кредиты, субсидии и разрешало бесплатно транспортировать этот товар по государственным железным дорогам. Многие фермеры стали отказываться от производства традиционных бобов и кукурузы и переходить на выращивание кофейных деревьев. Однако большинство правительственных субсидий доставалось всего 57 латифундистам – все они были сторонниками Селайи и либералами[119].
Такая политика оказалась близорукой, потому что Никарагуа стала заложником резкого колебания мировых цен на кофе. А планы Селайи сделать Никарагуа ведущим экспортером этого продукта в мире оказались иллюзорными. Уже в конце XIX века мировые цены благодаря громадным объемам производства стала определять Бразилия. К тому же кофе в то время был еще в какой-то мере продуктом роскоши в Европе и США, и спрос на него сильно колебался в зависимости от экономического положения этих стран. Любой экономический кризис немедленно приводил к существенному сокращению потребления кофе в развитых странах.
Если крупные (особенно иностранные) плантационные хозяйства еще могли пережить колебания цен на мировом рынке, то для многих мелких фермеров это означало неминуемое разорение, и они продавали свои участки и пополняли ряды рабочих на кофейных плантациях латифундистов.
К тому же сами крупные компании скупали продукцию мелких фермеров по дешевке и тем самым снижали их и без того не слишком высокие доходы.
Как только Селайя пришел к власти, он немедленно объявил о намерении ввести налог на производство кофе, как это уже было сделано в соседней Коста-Рике.
К этому Селайю вынуждала тяжелая финансовая ситуация в стране, которая была наследием тридцатилетнего правления консерваторов и общей неразвитости Никарагуа. 1 июля 1894 года Никарагуа оказалась не в состоянии произвести очередной полугодовой платеж по обслуживанию внешнего долга в размере 8500 фунтов стерлингов. Правительство попыталось занять на внутреннем рынке 500 тысяч песо, но не смогло представить кредиторам никакого залога. Селайя не смог даже погасить внутренние облигации в объеме 428 тысяч песо, которые в 1891 году выпустил Сакаса под залог таможенных платежей и под громадные по тем временам проценты – 12 %. Любой владелец облигаций на 100 долларов имел право с учетом процентов по ним и дисконта при их продаже на 138 долларов. Под эти облигации было заложено 40 % всех таможенных сборов страны[120].
Каждый владелец облигаций мог прийти с ними на таможню и получить освобождение от уплаты импортных пошлин, что еще больше подрывало и без того не слишком богатую никарагуанскую казну. Селайя был вынужден заявить, что до 1896 года эти облигации погашаться не будут. Все импортеры отныне были обязаны платить таможенные пошлины наличными.
Однако и местный, и американский бизнес решительно выступил против этих планов правительства, и Селайе пришлось пойти на компромисс. Погашение бондов было возобновлено, но скидка по ним при импортных таможенных пошлинах давалась только в размере 30 % от стоимости облигации. Остальные 70 % надо было все же платить в бюджет наличными. К тому же процент по облигациям сокращался вдвое – до обычных в то время по всему миру 6 %.
Реструктуризация долга вынудила Селайю пойти на крайне непопулярную меру – выпустить в обращение бумажные деньги на 500 тысяч песо, которым никарагуанцы традиционно не доверяли.
Интересно, что при недостатке в Никарагуа собственного серебра (и тем более золота) в качестве своего рода и внутренних «твердых» денег и конвертируемой валюты ходили серебряные перуанские соли. В них, например, взимался экспортный налог на кофе: 2 серебряных соля на 100 фунтов кофе. Урожай 1895 года ожидался в объеме 150000 мешков по 100 фунтов каждый. Однако Никарагуа была заложником господствовавшего в то время в мире золотого стандарта. Серебро было сильно недооценено по сравнению с золотом, а именно на золото приходилось покупать основные импортные товары. Получалось, что при дальнейшем падении серебра относительно золота никарагуанцам приходилось бы продавать все больше и больше кофе для обеспечения обычного объема импорта.
В этом тяжелом финансовом положении Никарагуа кроется еще одна причина, заставившая Селайю подчас крутыми мерами наращивать экспорт кофе – президент во что бы то ни стало хотел добиться финансовой независимости страны от внешних кредиторов, за которыми обычно маячили иностранные канонерки и морская пехота.
Селайя, как и Барриос, поддерживал либералов в соседних странах и предоставлял им политическое убежище в Никарагуа. Уже в конце 1893 года это едва не привело к войне с Гондурасом, хотя американский представитель в Манагуа считал, что вина за обострение двусторонних отношений лежит именно на Гондурасе, в то время как политика Селайи оценивалась как миролюбивая[121]. 30 октября 1893 года гондурасский конгресс уполномочил исполнительную власть объявить войну Никарагуа в любой момент. Гондурас предложил Сальвадору присоединиться к военному союзу против Никарагуа.
Никарагуа перебросила на гондурасскую границу 1200 солдат и офицеров. Был объявлен принудительный заем на 400 тысяч долларов с целью финансирования возможной войны, причем от этого налога освобождались все иностранные предприниматели.
В декабре 1893 года около 1600 гондурасских эмигрантов перешли границу между Гондурасом и Никарагуа с целью свержения гондурасского президента Васкеса. Никарагуанская армия (примерно три тысячи бойцов) стояла на границе в полной боевой готовности. Никарагуа признала повстанческое правительство Гондураса во главе с Поликарпо Бонильей[122]. Вскоре никарагуанская армия во главе с вице-президентом Ортисом тоже вторглась в Гондурас и заняла юго-запад страны.
В какой-то мере Селайя возвращал гондурасским либералам долг: гондурасские эмигранты в июле 1893 года помогли восставшим либералам в самой Никарагуа разбить правительственные войска и прийти к власти.
В январе 1894 года Васкес был свергнут (он через Сальвадор бежал в США), и при помощи никарагуанской армии в Гондурасе пришло к власти либеральное правительство. Возвращавшиеся домой никарагуанские войска были встречены мощными восторженными демонстрациями в главных городах страны.
Поддержка Селайи со стороны США в никарагуанско-гондурасском конфликте объяснялась в основном прагматическими соображениями: американские бизнесмены активно инвестировали в производство кофе неподалеку от гондурасской границы, и США не были заинтересованы в продолжительной войне между двумя этими странами, а тем более в победе Гондураса.
В 1894 году, ободренный успехом в короткой войне с Гондурасом, Селайя решил наконец-то покончить с автономией, а на самом деле фактической независимостью Москитии. В этот регион были введены никарагуанские войска, автономия была ликвидирована, и Москития стала обычным никарагуанским департаментом. 20 ноября 1894-го совет местных жителей объявил о признании суверенитета Никарагуа. Селайя и не предполагал, что именно этот шаг приведет в конечном итоге к его свержению.
