1924 г.
И новый год мы можем начать такими же сообщениями. Дело «шпиона Дзюбенко», рассматривавшееся в военной коллегии Верховного Суда в Москве — судили подполковника колчаковской армии и приговорили к расстрелу с конфискацией имущества. «Приговор над Дзюбенко — добавляет сообщение „Известий“[175] — приведен в исполнение в установленный законом срок». Дело «шпиона» Хрусевича, преподавателя артиллерийской школы Кронштадтской крепости — та же коллегия приговорила его к расстрелу.[176] «Расстрел за забастовки» — об этом сообщает корреспондент «Дней»:[177] в верхне-тагильском округе выездной сессией губсуда приговорены к расстрелу 5 безработных и один рабочий, обвиняемые в руководстве январскими беспорядками и забастовками на заводах. «Приговор приведен в исполнение»… «В новой только что выпущенной и помеченной февралем брошюре Рабочей Группы приведено сообщение — пишут „Дням“[178] из Москвы — о расстреле закавказским Г.П.У. 8 русских и 3 грузинских рабочих бакинских промыслов»…
Мы стоим вновь в ожидании смертных приговоров. В Киеве инсценируется большой политический процесс в связи с раскрытой Г.П.У. контрреволюционной организацией под наименованием «Киевский областной центр действия»…
«Расстрелам нет конца» — сообщает приехавший из России «Новому Времени».[179] Но все делается скрытнее. Из Тамбова посылают расстреливать куда-нибудь в Саратов, а из Саратова еще в иное место, чтобы замести следы. «Исчезают люди, и нигде не узнаешь, куда они девались».
Как соответствует все это, повидимому, действительности!
***
Были попытки подвести итоги. Нужно ли это делать теперь? Вероятно и в будущем никогда не раскроется вполне та темная завеса, которая скрывает от нас закулисные стороны кровавой полосы русской жизни за последние пять лет. История будет всегда стоять до некоторой степени перед закрытыми дверями в царство статистики «красного террора». Имена и число его жертв мы не узнаем. Рассказывают, что матросы ныне нередко вылавливают, при рыбной ловле, трупы соловецких монахов, связанные друг с другом у кисти рук проволокой…[180]
Один такой теоретический подсчет был сделан Ев. Комниным в «Руле».[181] Приведу его соображения — они интересны для установления этой возможной статистики человеческих казней:
«Зимой 1920 г. в состав РСФСР входило 52 губернии — с 52 чрезвычайными комиссиями, 52 особыми отделами и 52 губревтрибуналами. Кроме того: бесчисленные эртечека (район, транспорт, чрез, ком.), железнодорожн. трибуналы, трибуналы в.о.х.р. (войска внутренней охраны, ныне войска внутренней службы), выездные сессии, посылаемые для массовых расстрелов „на местах“. К этому списку застенков надо отнести особые отделы и трибуналы армии, тогда 16, и дивизии.
Всего можно насчитать до 1000 застенков — а если принять во внимание, что одно время существовали и уездные чека — то и больше.
С тех пор количество губерний РСФСР значительно возросло — завоеваны Сибирь, Крым, Дальний Восток. Увеличилось следовательно в геометрической прогрессии и количество застенков.
По советским сводкам можно было (тогда, в 1920 г. — с тех пор террор отнюдь не сократился, о нем лишь меньше сообщается) установить среднюю цифру в день для каждого застенка: кривая расстрелов подымается от 1 до 50 (последняя цифра — в крупных центрах) и до 100 в только что завоеванных красной армией полосах. Эти взрывы террора находили однако периодически и опять спадали, так что среднюю (скромную) цифру надо установить приблизительно в 5 человек в день, или помножив на 1000 (застенков) — 5000 человек и в год около 1½ миллиона.
А ведь „Голова Медузы“ вот уже скоро шесть лет высится над испепеленной страной».[182]
В некоторых чрезвычайных комиссиях, говорят, заведена была особая должность «завучтел», то есть, заведующий «учетом тел».
Не сказано ли этим все?
«Правду выпытывали из под ногтей,
В шею вставляли фугасы,
„Шили погоны“, „кроили лампасы“,
„Делали однорогих чертей“ —
Сколько понадобилось лжи
В эти проклятые годы,
Чтоб разъярить и поднять на ножи
Армии, царства, народы».
М. Волошин.
Деникинская комиссия по расследованию деяний большевиков в период 1918—19 гг., в обобщающем очерке[183] о «красном терроре» насчитала 1.700.000 жертв. Из многочисленных материалов этой комиссии опубликовано сравнительно мало. Я не мог еще в достаточной мере изучить архив комиссии, находящийся в Париже. Между тем статистические итоги, конечно, в значительной степени зависят от методов, применяемых при том или ином обследовании вопроса.
Мы до сих пор говорили почти исключительно о смерти, произведенной в порядке «судебном» или административном, т. е. в той или другой степени по приговорам «революционной» власти. Но действительных жертв «красного террора» конечно, несравненно больше, как это можно было видеть попутно, когда нам приходилось затрагивать вопрос о подавлении тех или иных восстаний и пр.
Трудно в данном случае различить то, что может быть отнесено к так называемым «эксцессам» гражданской войны, к проявлению «революционного порядка», поддерживаемого отрядами озверелых матросов или «женским карательным отрядом каторжанки Маруси», как это было, напр., в Ессентуках в марте 1918 г., от того, что является уже планомерным осуществлением «красного террора», ибо за наступающими войсковыми частями, творящими зверские расправы с бессильным противником или неповинным населением, всегда идет воинствующая Че-Ка. Под каким наименованием она действует в тот или иной момент — не все ли равно?
Этих описаний уже слишком много. И тем не менее, не жалея нервов тех, кто читает эти страницы, возьму несколько таких картин, быть может, и не самых жестоких по проявлениям чисто зоологической человеческой ненависти.
Начну с материалов «Особой Комиссии». Дело № 40 — «акт расследования о злодеяниях, учиненных большевиками в городе Таганроге за время с 20 января по 17 апреля 1918 года».
«В ночь на 18 января 1918 года в городе Таганроге началось выступление большевиков, состоявших из проникших в город частей красной армии Сиверса…
20 января юнкера заключили перемирие и сдались большевикам с условием беспрепятственного выпуска их из города, однако, это условие большевиками соблюдено не было и с этого дня началось проявление „исключительной по своей жестокости“ расправы со сдавшимися.
Офицеров, юнкеров и вообще всех, выступавших с ними и сочувствовавших им, большевики ловили по городу и или тут же на улицах расстреливали, или отправляли на один из заводов, где их ожидала та же участь.
Целые дни и ночи по городу производились повальные обыски, искали везде, где только могли, так называемых „контр-революционеров“».
Не были пощажены раненые и больные. Большевики врывались в лазареты и, найдя там раненого офицера или юнкера, выволакивали его на улицу и зачастую тут же расстреливали его. Но смерти противника им было мало. Над умирающими и трупами еще всячески глумились…
Ужасной смертью погиб штабс-капитан, адъютант начальника школы прапорщиков: его, тяжело раненого, большевистские сестры милосердия взяли за руки и за ноги и, раскачав, ударили головой о каменную стену.
Большинство арестованных «контр-революционеров» отвозилось на металлургический, кожевенный и, главным образом, Балтийский завод. Там они убивались, причем большевиками была проявлена такая жестокость, которая возмущала даже сочувствовавших им рабочих, заявивших им по этому поводу протест.
На металлургическом заводе красноармейцы бросили в пылающую доменную печь до 50 человек юнкеров и офицеров, предварительно связав им ноги и руки в полусогнутом положении. Впоследствии останки этих несчастных были найдены в шлаковых отбросах на заводе.
Около перечисленных заводов производились массовые расстрелы и убийства арестованных, причем тела некоторых из них обезображивались до неузнаваемости.
Убитых оставляли подолгу валяться на месте расстрела и не позволяли родственникам убирать тела своих близких, оставляя их на съедение собакам и свиньям, которые таскали их по степи.
По изгнании большевиков из Таганрогского округа полицией в присутствии лиц прокурорского надзора, с 10 по 22 мая 1918 г. было совершено вырытие трупов погибших, причем был произведен медико-полицейский осмотр и освидетельствование трупов, о чем были составлены соответствующие протоколы…
Допрошенное при производстве расследования в качестве свидетеля лицо, наблюдавшее за разрытием означенных могил, показало, что ему «воочию при этом раскрытии пришлось убедиться, что жертвы большевистского террора перед смертью подвергались мучительным страданиям, а самый способ лишения жизни отличается чрезмерной, ничем не оправдываемой жестокостью, свидетельствующей о том, до чего может дойти классовая ненависть и озверение человека.
