Лев Сапега
Как мы видели, образование Великого княжества Литовского произошло без кровопролитных битв и сожженных городов, настолько тихо и мирно, что даже летописцы в основном пропустили это событие. Однако и далее множество судьбоносных событий решалось не острием меча, но кончиком пера. Умнейшие образованные люди как солдаты из сказочной табакерки появлялись на политическом небосклоне Великого княжества Литовского и упрямо вели государство, окруженное могущественными врагами, словно корабль между Сциллой и Харибдой. Одним из таких лоцманов был Лев Сапега.
Его страсть к знаниям может служить примером для всех, кто стремится достичь в жизни каких‐либо высот. В семилетнем возрасте он стал учеником частной школы при дворе князя Николая Радзивилла Черного. Образовательный уровень заведения был весьма высок: здесь изучали философию и богословие, иностранные языки и литературу. В тринадцать лет Сапега мог изъясняться, кроме родного, на немецком, польском, латинском и греческом языках. Затем он продолжил обучение в Германии, в Лейпцигском университете. Юная душа жадно впитывала все: идеи Платона и Аристотеля, вольнолюбивые веяния Реформации и европейского Возрождения.
После окончания Лейпцигского университета Сапега остался наедине со своими знаниями и мечтами. Он желал быть полезным отечеству, но не представлял, где его место. Тем более сложно было устроиться на службу, что за время, проведенное в Европе, Лев успел вдохнуть полной грудью воздуха свободы. «До этого времени не умел подхалимничать, а учиться уже поздно…» – жалуется Сапега в письме Крыштофу Радзивиллу.
Радзивилл помог юноше необычным способом. Он послал Сапегу к Стефану Баторию – королю Речи Посполитой по мелким имущественным делам. Расчет оказался верным: Сапега попал на прием к монарху; его безукоризненное владение латынью, рассудительность, блестящая образованность были замечены Баторием. 23‐летний Лев Сапега получает должность королевского писаря, а в следующем году назначается писарем Великого княжества Литовского.
В 1584 году король поручает 27‐летнему Сапеге возглавить посольство в Москву, целью которого было достижение мирного соглашения. Сапегу сопровождало 275 человек прислуги и охраны; также с ним двигались купцы, которые везли товары на 177 возах.
Свою миссию Сапега исполнял в труднейших условиях. Когда посольство находилось в пути, умер царь Иван Грозный. Бояре дрались между собой за власть, черный люд занялся грабежами и поджогами богатых дворов и торговых лавок, Московия погружалась в хаос. В такой ситуации с людьми Сапеги не церемонились.
Сапега выказал твердость невзирая на то, что он и все посольство подвергались опасности. По словам С. М. Соловьева, «Лев Сапега, с целью застращать новое московское правительство, объявил, что султан приготовляется к войне с Москвой; требовал, чтобы царь дал королю 120 тысяч золотых за московских пленников, а литовских освободил без выкупа на том основании, что у короля пленники все знатные люди, а у царя простые; чтоб все жалобы литовских людей были удовлетворены и чтоб Федор исключил из своего титула название Ливонского».
Новый царь и его погрязшие в склоках бояре меньше всего хотели воевать с энергичным Стефаном Баторием и потому пошли на многие уступки. От титула царя Ливонского Федор не отказался, мотивируя тем, что он достался от отца, а вот 900 литовских пленников, которые не чаяли остаться в живых, были отпущены на свободу. Между Речью Посполитой и Москвой было заключено перемирие сроком на десять лет.
Дипломатический успех Сапеги был оценен и вознагражден королем. В феврале 1585 года он получает должность подканцлера Великого княжества Литовского, а в июле 1586 года назначается пожизненным старостой Слонимского воеводства – доходы с которого шли непосредственно Сапеге. То были последние милости могущественного покровителя: 12 декабря 1586 года король Стефан Баторий умер.
К этому времени Лев Сапега имел опыт, общественное положение и мог не только обходиться без покровителя, но сам делал политику Великого княжества Литовского, Речи Посполитой, да и всей Восточной Европы.
Во времена бескоролевья положение Великого княжества Литовского было сложным, ситуацией собиралась воспользоваться Москва. И тогда политик предлагает фантастический план объединения Польши, Великого княжества Литовского и Московского государства в одну федерацию с единым королем. Возглавить супердержаву было предложено царю Федору Ивановичу.
Почему Сапега с легкостью предложил общий скипетр московскому царю? Сохранился портрет русского государя в письме Сапеги к папскому легату Болоньетти от 10 июля 1584 года: «Великий князь мал ростом; говорит он тихо и очень медленно; рассудка у него мало, или, как другие говорят и как я сам заметил, вовсе нет. Когда он во время моего представления сидел на престоле во всех царских украшениях, то, несмотря на скипетр и державу, все смеялся. Между вельможами раздоры и схватки беспрестанные; так и нынче, сказывали мне, чуть‐чуть дело не дошло у них до кровопролития, а государь не таков, чтобы мог этому воспрепятствовать». В общем, при таком короле Сапега мог надеяться и далее проводить нужную ему политику.
Русский царь некоторое время был озадачен грандиозным планом, а затем включился в соперничество за польский трон. Но там вели ожесточенную борьбу два более реальных конкурента: шведский королевич Сигизмунд Ваза и брат австрийского императора – эрцгерцог Максимилиан.
Идея объединения Польши, Великого княжества Литовского и Московии позволила некоторым исследователям представить Льва Сапегу сторонником идеи панславинизма – то есть объединения всех славянских государств. Но… Блистательный политик не мог не понимать, что народы Великого княжества Литовского и Московии, несмотря на родственность языка и религии, за времена оторванности друг от друга приобрели настолько разные взгляды на жизнь, что объединение могло произойти не иначе как через завоевание одного государства другим. Шляхта и магнаты Речи Посполитой, вырывавшие права и вольности у каждого нового короля, никогда бы не согласились добровольно жить по законам Москвы. Льву Сапеге просто необходимо было выиграть время. Он был настоящим господином ситуации и даже неблагоприятные моменты умел обратить в свою пользу, а заботился политик по большому счету только о Великом княжестве Литовском. Последующие события это подтвердят.
Сапега в полной мере воспользовался и польской неурядицей – вполне обычной в период междуцарствия, когда один король умирает, а выборы следующего растягиваются на долгие месяцы. В это время он возглавлял комиссию по подготовке третьего Статута Великого княжества Литовского. За девятнадцать лет до этого состоялось соглашение с Польшей, получившее название Люблинской унии, которое многие литовцы продолжали считать национальным позором. Фактически новый Статут позиционировал Великое княжество Литовское как независимое государство, имеющее собственные законы и атрибуты власти, а Речь Посполитая становилась федерацией двух держав.
Литовский свод законов был составлен таким образом, что мог вызвать только ненависть поляков, но Сапега хитроумным способом заставил признать его.
Литовцы поддержали Сигизмунда Вазу накануне решающей битвы с Максимилианом. Послы Великого княжества Литовского – Глебович и Сапега – находились в это драматическое время при его дворе, однако не спешили решать с ним свои вопросы.
«Литовцы сознательно затягивали переговоры, – описывает дальнейшие события В. Чаропка. – Война между Сигизмундом и Максимилианом еще не закончилась. Если б победил Максимилиан, то все договоренности с Сигизмундом утратили б свою силу. Не стоило спешить. Глебович и Сапега внимательно следили за событиями. Литовские шпионы находились в двух враждующих войсках. Все время оттуда шли вести. Приближалась решающая битва. Литовцы сделали все возможное, чтобы иметь новости с поля битвы раньше, чем Сигизмунд и его окружение. По дороге в Краков стояли смены лошадей. Свои действия литовцы сохраняли в тайне. Наконец, 24 января под местечком Бычина в Силезии состоялась решающая битва. Войско Яна Замойского разгромило войско Максимилиана. Эрцгерцог попал в плен. Литовские шпионы понесли эту весть в Краков. Не отдыхали, меняли коней – и в путь. На полтора дня опередили они польских вестников. Глебович и Сапега единственные в Кракове узнали о победе Замойского. Вот он подходящий момент для удара в этой напряженной и хитрой дипломатической битве. 27 января литовское посольство заявило, что если Сигизмунд и польский коронационный сейм не примут условий Великого княжества, то послы, не признав Вазу великим князем, покинут Краков. Ультиматум!
Решительность литовцев испугала Сигизмунда и его приближенных. Не зная о победе Замойского и испугавшись перехода Литвы на сторону Максимилиана, коронационный сейм уступил литовским требованиям и вынудил признать их и Сигизмунда. Таким образом Сигизмунд… обещал передать половину Ливонии Литве и без изучения и обсуждения утвердил Статут. Это была одна из самых ярких побед в истории литовской дипломатии… Когда же вечером поляки узнали о поражении Максимилиана, то уже поздно было что‐то менять – дело было сделано, Литва добилась своего… В тот же день литовское посольство от имени Великого княжества Литовского принесло клятву Сигизмунду Вазе как великому князю Литовскому. В свою очередь и Сигизмунд дал клятву послам в сохранении и преумножении прав, свобод и вольностей княжества. А 28 января он утвердил и Статут…» Этот Статут действовал 252 года и был отменен лишь в 1840 году при Николае I.
