атом случае за ним признать, и столько совета (rady), что онъ
86
привел предпринятое в исполнение сверх общего чаяния и мнения (ultra spera et
opinionem omnium)*.
Чтобы замшить глаза панам и их королю, Хмельницкий, в начале реестра,
изобразил свой герб, и присовокупил к нему стихотворную октаву, в которой русская
речь так безобразно соединена с польскою, как безобразно соединялся русский элемент
с польским в таких представителях нашей малорусской народности, какими были
Кисели, Древинские, Могилы, Косовы Тризны и lultiquanti... Темный смысл этой
октавы таков: „Старина обновила как бы только то, что слава вновь открывает явно.
Герб, украшающий дом Хмельницких, сильно утверждает в мужестве, в правде, в вере.
И не удивительно: ибо Абданк (habe Dank) есть знак щедрой покорности, а крест
означает твердость веры Хмельницких и силы. ,Ты, король, непобедим в христианском
государстве, имея в своем подданстве Хмельницкихъ* *).
Одновременно с козацкими послами прибыл в Варшаву киев" ский воевода, Адам
Кисель, а вместе с ним и митрополит, Сильвестр Косов, которому, по Зборовскому
договору, следовало дать место в Сенате. Это был камень преткновения па пути
польской жизни. В сеймиковых инструкциях земским послам заключался наказ
утвердить Зборовские пакты с соблюдением прав Римской церкви (salvis juribus
Ecclesiae Romanae). Духовные сенаторы Речи Посполитой боялись быть отлученными
от церкви за допущение схизматика сидеть с ними рядом в сенаторских креслах. В
ответ на это светские указывали им на кальвинистов и лютеран, заседавших в сенате.
Но в Польше католическое духовенство было государством в государстве. Столетия
употребило оно на то, чтобы Шляхетский Народ и короли его творили волю папы, яко
Христова наместника. Только с исчезновением Польши могла исчезнуть зависимость
католиков от земного Бога, восседавшего на святом престоле Петра в Риме. Папы не
боялись протестантов, и про-
*) SfaroZytnosd to tylko iakby odnowila,
2e wiekopomnosd iawno zuowu sig odkryla,
Kleinot, ktdry Chmielniekich dom przyozdoblaiet,
W muinosty, w prawdi, w wiery mocno utwerzaiet. Xedyw: bo Abdank iest znak
szczodrey powolnosci,
Cbrest zafirmament wiery Chmielniekich, moznosci. Nieiwyciezonys, Krolu, w
Chrestianskim Panstwie,
Gdy powolnose Chmielniekich maiesz w svvym poddanstwie.
.
87
тестанты начали уже возвращаться на лоно католичества. „Новая вера*
основывалась на отрицании былого: она была в их глазах недолговечным
отступничеством. Напротив боялись очень польских схизматиков, опиравшихся на
предков и старину заодно с гражданами обширного Московского Царства. По этому
даже тех иерархов, которых иезуиты соблазняли к переходу в унию высокою честью
заседать в сенаторской лавигр, не допустили до равенства с католическими бискупами.
У пап только католик был правоправным християнином. Всякая уступка в этом правиле
представлялась противодействием их видам на вселенскую власть.
Косов, с высоты своего верховенства над малорусскою церковью, мог бы
торжественно заявить на сейме о несоблюдении панами договора в войне с „борцами за
православную веру*, и своим протестом освятить во мнении народа подвиги
Хмельницкого. Но он помышлял единственно о том, как бы, в своем двумысленном
положении, устоять на высоте своего звания и сохранить за собой духовные' хлебы. Он,
без сомнения, чаял выхода из обстоявших его зол посредством гибели ребеллизатговгот
которых., сторонился и Петр Могила, завещавший созданной им иерархии свою
полонизаторскую политику. Поездка Косова в Варшаву была только послушанием
козацкому верховодству в Малороссии. Как верноподданный короля и Речи
Посполитой, он советовался там не с одним Киселем, как ему быть, и смиренно
отказался от своего спорного права на заседание в Сенате. Для соблюдения того
значения, какое было придано ему Зборовским договором, он получил от короля
апробацию на возвращение ведомству митрополита вакантных епархий и т. и Но
фиктивные уступки „схизматику* подлежали еще решению высшей католической
власти. Поэтому литовский канцлер протестовал о своем разномыслии с королем перед
папским нунцием, а нунций вписал свой протест в канцелярии литовского канцлера,—
и огражденная таким способом уния осталась неприкосновенною „в правах римской
церкви*.
Из этого мы видим, что Зборовский договор был нарушен в той статье, которую
Хмельницкий в своей переяславской пропозиции поставил первою, и в той, которую
написал второю: уния не была уничтожена; киевский митрополит не заседал в Сенате.
И однакож, воитель веры и церкви принял за блого сеймовое утверждение Зборовских
пактов.
Отправив козацкое посольство, король опубликовал, посредством вписания в
житомирские гродекия книги, универсал, в ко-
88
тором объявлял всем и каждому, „какого бы кто ня был состояния: шляхетского,
козацкого и польскаго", что заключенный его королевскою повагою под Зборовым мир
утвержден сеймом согласно и единомысленно, что миновавшее замешательство,
допущенное Господом Богом, предается вечному забвению, что Запорожскому Войску
возвращены и подтверждены все права и преимущества, что все реестровые козаки,
вошедшие в состав этого войска, должны оставаться при своих правах и
преимуществах, все же подданные королевских замков и городов, а равно духовные,
панские и шляхетские, должны оставаться в обычном своем подданстве; что коронное
и чужеземное войско, идущее в Украину на квартиры, должно оставаться в прежнем
мире и согласии с Войском Запорожским; а для охраны общественного спокойствия
назначен Адам из Брусилова Кисель, воевода-генерал киевских земель, королевский
коммиссар, который будет иметь свое местопребывание в Киеве, и которому дана
полная власть охранять мир, чинить суд и расправу между коронным и Запорожским
Войском. „Посему" (писал король) „мы публикуем этот универсал, дабы все, зная о
святом мире, нами заключенном, прекративши всякия тревоги, хвалили Господа Бога и
возвращались в свои дома, каждый к своему занятию; и при сем строго повелеваем,
чтоб никто не отваживался затевать каких-либо бунтов, зная, что наше коронное
войско, вместе с соединенными запорожскими силами, будет каждому давать отпор,
как пограничному неприятелю, и таким образом будет усмирять всякие бунты".
Хмельницкий, письмом от 20 марта, нижайше и верноподданнически благодарил
короля и всю Речь Посполитую за декларацию, милостиво дарованную козакам под
Зборовым, а ныне утвержденную сеймом. „Все, чтй касается успокоения религии"
(писал он) „козаки поручили его милости отцу митрополиту и духовенству. Хотя на
нынешнем сейме не могло состояться окончательное успокоение, но козаки и за эту
милость униженно благодарят и покорнейше просят, чтобы все, заключающееся в
дипломе, с этого времени было приведено в исполнение, потому что у панов униятов
обычно —королевские повеления откладывать. В Запорожском Войске есть много
таких, которых предки лежат в коронных и литовских церквах, присвоенных унитами.
Желая, чтобы поминовение душ их совершалось по обряду, их старожитной религии,
они до тех пор будут постоянно ходатайствовать, пока эти церкви не будут в руках у
наших православныхъ". Вместе с тем Хмельницкий про-
89
сил, чтобы коронные войска не приближались к Украине и тем не производили в
поспольстве тревоги.
Это письмо было написано в ответ на королевское уведомление об утверждении
сеймом Зборовского договора, но отправлено лишь через два месяца *). Есть основание
думать, что оно не было бы совсем послано, еслибы две личности, которыми
Хмельницкий дорожил, не очутились в тюрьме у краковского воеводы. В самом конце
Еозацкий Батько написал: „Осмеливаемся со всем Войском вашей королевской
милости, припадая к стопам наяснейшего маестата, просить об Иване Тетеревском и
Петре Котовиче, которых безвинно мучат в тюремном заключении и доселе не
выпускают. Благоволи, по своей благосклонной панской милости, повелеть написать
князю его милости, краковскому воеводе, чтоб он приказал выпустить их со всеми
купеческими товарами*.
Так и в Пилявецкую войну Хмельницкий до тех пор смиренничал и стлал себя под
ноги Речи Посполитой, пока не вернулись из Варшавы его послы, о которых
кривоносовцы распустили слух, что они казнены.
После опубликования королевского универсала не препятствовал он украинским
панам возвращаться в их имения и на их „уряды*. Наученные горьким опытом
вотчинные и поместные землевладельцы составляли военно-экономические
