Тогда экономическая структура «Острова Крым» напоминала бы экономику предвоенной Дании: сильно развитый аграрный сектор и судостроение для нужд рыболовства[68]. Только Крым был в четыре раза меньше по площади и населению, чем Дания в 1940 году, что сильнейшим образом ограничивало его экономические достижения.
Здесь еще нужно добавить, что экспорт аграрной продукции в межвоенное время был весьма нестабильным, подверженным значительным колебаниям в ценах, особенно во время Великой депрессии, когда цены на сельхозпродукцию на мировом рынке резко упали. Уже этого было бы достаточно, чтобы разорить крымскую экономику. К тому же основные зернопроизводящие районы Крыма находились в степной зоне, где годовая сумма осадков составляла 400–500 мм в год, близко к тому минимальному пределу, при котором можно выращивать пшеницу. Урожайность крымской пшеницы до революции была около 5–6 центнеров с гектара, что было вполовину меньше средней урожайности, скажем, в Румынии, да и урожаи сильно колебались в зависимости от погоды и увлажнения полей. В реальной истории этот вопрос был решен только после Великой Отечественной войны, со строительством Северо-Крымского канала. В альтернативной истории «Острова Крым» вопрос с обеспечением надежной и стабильной урожайности решен быть не мог. К тому же, в Крыму не было производства минеральных удобрений, их пришлось бы ввозить, так же, как и трактора, горючее к ним, и сельхозмашины.
Как ни крути, а «Остров Крым» был очень маленькой экономической величиной. С годового экспорта примерно 20–30 тыс. тонн зерна, 100–200 тонн табака, 20–30 тыс. тонн рыбы, консервов, соли, вина – не особо разбогатеешь даже в условиях очень благоприятной конъюнктуры, даже имея возможности для морского вывоза. «Остров Крым» во всех сторон окружали конкуренты, которые экспортировали те же самые товары, и за рынки пришлось бы драться. Ничего другого в Крыму тогда произвести было нельзя: для этого не было ни сырья, ни топлива, ни квалифицированных рабочих.
Едем дальше и видим, что Крым очень нуждается в топливе: в дровах, угле и нефти. Уголь и нефть в Крыму, в принципе, есть, и они даже добывались в 1918–1919 годах, но запасы ничтожные и низкого качества. Так что минеральное топливо – это статья импорта. Англичане продали бы Крыму уголь, тем более что в реальной истории Новороссийск при белых снабжался именно английским углем. Потребление этих видов топлива и в 1920 году было немалым, и составляло в феврале-сентябре 1920 года 62 тыс. тонн угля и 71 тыс. тонн нефтетоплива. То же самое можно сказать о чугуне и стали, о машинах и оборудовании, о тканях (в Крыму не появилось достаточно развитого текстильного производства за отсутствием текстильного сырья). Огромный импорт дорогих товаров есть просто проклятие маленьких аграрных стран, и на «Острове Крым» эта проблема была бы особенно трудной. В сущности, эти простые прикидки показывают, что «Остров Крым» имел бы хронически отрицательный платежный баланс, то есть закупал бы на внешнем рынке больше, чем продавал. Уже этого достаточно для затяжного экономического кризиса.
Перед правительством «Острова Крым» всегда стояла бы одна и та же задача: на какие нужды распределить скудные доходы от аграрного экспорта. Секторов, нуждающихся в импорте, было более чем достаточно. Это и топливное хозяйство, это и снабжение сельского хозяйства сельхозмашинами и удобрениями, это импорт промышленных товаров, это снабжение огромной армии и флота «Острова Крым». Все важно и нужно, а ресурсов не хватает. Это обстоятельство привело бы к тому, что эпоха свободной внешней торговли на «Острове Крым» продлилась бы недолго, от силы несколько лет, а потом правительство, под давлением неотложных нужд, вынуждено было бы ее монополизировать. Ну, конечно, не так, как СССР, а по-капиталистически, то есть созданием различных объединений, синдикатов, компаний, находящихся под жестким государственным контролем. Только жесткий государственно-монополистический капитализм мог бы дать «Острову Крым» шанс экономически выжить.
Глава третья. Политическое бурление
Следом за экономикой тянется политика. Экономическая система, которая по реальным условиям могла бы возникнуть в Крыму, приводила к политической нестабильности этого образования. Это в романе Василия Аксенова говорится о том, что «врэвакуанты» якобы с 1920 года держали власти в своих руках, но на деле, и это можно увидеть по примерам других стран Восточной Европе, сделать это было очень трудно.
Крым вообще представляет собой очень сложную территорию с точки зрения хозяйственной деятельности. Крымское хозяйство всегда зависело от поступления важных ресурсов извне, и особенно это касалось топлива и электроэнергии. Советский план электрификации Крыма, например, предусматривал использование нефти, доставляемой из Батуми, но потом все же стали использовать донецкий и ткварчельский уголь, тоже привозимый морскими судами. После Великой Отечественной войны к списку доставляемых извне ресурсов добавилась и вода, поступавшая по Северо-Крымскому каналу.
В нашей альтернативной истории любое экономическое развитие «Острова Крым» наталкивалось бы на недостаток топлива и электроэнергии, отсутствие сырья. Если бы «Остров Крым» и впрямь был бы независимым, то Врангель очень скоро был бы вынужден установить экономический режим, очень сильно напоминающий экономическую политику Бенито Муссолини в Италии: государственный диктат, высокие налоги, принудительное распределение продукции в пользу огромной армии и флота, разного рода меры сбережения, ограничение потребления ради поддержания объема вывоза сельхозпродукции и валютных поступлений. И в Крыму это было бы гораздо круче и жестче, чем было в Италии.
Это не обходилось бы без многочисленных политических последствий. Конечно, власть принадлежала бы военным, опиравшимся на армию и флот, и они бы постарались перетянуть большую часть экономических ресурсов Крыма на себя, просто ради того, чтобы обеспечить свое существование и защиту «Острова Крым» хотя бы в минимальной степени.
Но правящие военные круги, разрешив они хоть какие-то политические свободы и парламентаризм, столкнулись бы с сопротивлением сразу нескольких крупных политических сил, которым политика военных точно не понравилась бы. Первая сила – крупные землевладельцы, собственники товарных зерновых хозяйств, тесно связанные с мировым рынком и по своим интересам ориентирующиеся на Францию и Британию. С ними Врангель мог бы сойтись на почве некоторой общности интересов: ориентации на эти великие державы, общей ненависти к большевикам, но экономические интересы их сильно расходились. Военным нужен был контроль над хозяйством, а землевладельцам – свобода торговли зерном и импорта нужной им продукции. Далее, военные постарались бы сами превратиться в землевладельцев, требуя от своих лидеров и от Врангеля земли в собственность. В небольшом Крыму землю военным можно было дать или за счет крестьян, или за счет крупных землевладельцев.
Вторая сила – крымские татары, у которых также была большая совокупная земельная собственность, которые считали себя хозяевами Крыма и стремились к восстановлению Крымского ханства, в своих политических пристрастиях они полностью ориентировались на Османскую империю. Правда, их бы поджидал большой сюрприз. Османская империя рухнула, и в апреле 1920 года Кемаль Ататюрк создал в Анкаре Великое Национальное Собрание Турции и правительство, повел борьбу с греками и армянами, а также с англо-французскими силами, оккупировавшими турецкие территории. В этой войне Кемаля поддерживала Советская Россия, отправлявшая ему оружие, боеприпасы и золото. В марте 1921 года, после подписания с РСФСР договора о дружбе и братстве, Кемаль получил из России 10 млн рублей золотом, 33 тыс. винтовок, 327 пулеметов, 58 млн патронов, 54 орудия и 129 тысяч снарядов и другое военное имущество. В августе-сентябре 1922 года Кемаль разбил греческую армию и взял все греческие города в Анатолии.
Падение Крыма в Гражданскую войну привело к ослаблению позиций Англии и Франции в Турции, и они просто признали потом победу Кемаля. Но в альтернативной истории «Острова Крым», сложилась бы весьма интересная ситуация. Во-первых, крымские татары оказывались в сложной ситуации, поскольку далеко не все представители крымскотатарской знати согласились бы признать Кемаля с его политикой турецкого национализма, насаждения светского режима и доламывания остатков политического строя Оттоманской империи. Да и сам Кемаль точно не разделял бы планов воссоздания Крымского ханства, как наследства оттоманской эпохи. Таким образом, в среде крымских татар началась бы политическая борьба между кемалистами и антикемалистами, с которой Врангелю пришлось бы считаться. Хотя бы потому, что кемалисты – это, по сути, союзники и сторонники Советской России.
