Но все это только часть правды. Многие историки стыдливо замалчивают сам факт прибытия в Орду русских князей, претендующих на владение удельным или великокняжеским столом. Нужно смотреть правде в глаза. Приезд князя в Орду означал безусловное признание им того, что княжество, на которое он претендует, принадлежит уже не ему, а хану — по праву военной добычи. Поэтому соискатель ярлыка на княжеский стол должен был доказывать свои прежние права на свое же родовое гнездо и выторговывать условия, на которых он может остаться в нем, но не как хозяин, а как князь, находящийся на службе хана. Чаще всего князь в такой ситуации давал обязательства выплачивать дань, участвовать в войнах хана и беспрекословно подчиняться ханской воле. Так какие же это отношения партнеров или союзников, в чем нас хотят убедить протатарски настроенные авторы? Скорее, это были такие отношения, какие складываются между победителем и побежденным.
Тем не менее в этом альянсе для русичей все же был один положительный аспект. Получение ханского ярлыка на княжение означало для других князей и иностранных государей то, что княжество это является собственностью хана и что хан будет защищать свои владения всеми доступными ему способами. Думается, в те времена подобная «крыша» многого стоила, так как желающих скрестить свое оружие с татарами даже в агрессивно настроенной Европе не наблюдалось, а следовательно, и даннические отношения вполне оправдывали себя. Через это унижение прошли практически все русские князья, а кто не прошел, тот в конечном итоге оказался под пятой католических государств Европы или языческой Литвы.
Что касается дани, то устанавливалась она не сразу и не для всех. Если практически безначальные Киев, Чернигов и Переяславль-Южный тотчас после 1240 года превратились в проходной двор даже для малочисленных татарских отрядов, бравших у жителей все, что им только заблагорассудится, а в Галицко-Волынском княжестве, сохранившем централизованную власть, баскаки появились после 1249 года, то в Северо-Восточную Русь первые татарские переписчики населения, «численники», наведались лишь в 1257 году, или почти через 20 (!) лет после падения Владимира.
Реакция, казалось бы, покоренного населения на подушное обложение в пользу Орды тем не менее была неадекватной. Об этом свидетельствует бунт, который пришлось усмирять вооруженной рукой Александру Невскому. Татары не послали карательную экспедицию на Русь не только благодаря дипломатическому таланту великого князя и его превентивным мерам, но, видимо, еще и потому, что в тот год их больше занимало Галицко-Волынское княжество, откуда Даниил в надежде на помощь Папы Римского и католических величеств изгнал баскаков и татарские гарнизоны. Потом еще дважды, в 1259 и 1262 годах, Северо-Восточная Русь поднималась против «численников», что в итоге стоило жизни Александру Невскому (1263 г.), бросившемуся в Орду задабривать татар.
Как хочется верить в предположение, что это была Христова жертва с его стороны во спасение земли Русской. Хотя почему бы и нет? Ведь еще десять лет после его смерти, вплоть до 1273 года, Бог миловал Русь от разрушительных ордынских набегов. Эта тридцатипятилетняя передышка после Батыева нашествия и двадцатилетняя — после Неврюевой рати позволила нашим далеким предкам поднять заброшенные хозяйства, отстроить города, частично восстановить народонаселение, повысить обороноспособность. Не говорит ли это о том, что в сложившихся к тому времени обстоятельствах выбор Александра Невского был единственно правильным? А обстоятельства сложились такие: русские удельные князья, находившиеся между собой в разной степени родства (от «семиюродного» племянника до родного брата), были настолько разобщены, что об объединении усилий по свержению татаро-монгольского ига не могло быть и речи.
Впрочем, справедливости ради, следует отметить, что разобщенность эту нельзя приписывать исключительно Руси, потому как она была свойственна практически всем раннефеодальным государствам только лишь с разницей во времени: кто раньше, кто позже.
Да и что было свергать? Татары пришли и ушли. Они не захватили страну, не остались в ней, они не принялись управлять ею самостоятельно и напрямую. Они поступили иначе. Своей жестокостью, своей способностью создавать подавляющее преимущество в военной силе в нужное им время и в нужном им месте они на какое-то время подавили у князей волю к сопротивлению и сделали объективно невозможным в условиях раздробленности Руси и малочисленности населения противостоять профессиональной армии, приходящей из бескрайних степных просторов и уходящей неведомо куда. В этой ситуации «хозяину земли русской», по обычаю тех времен, было выгоднее откупиться от сезонных набегов кочевников сезонными же посылками «выхода». Это им напоминало прежние времена, когда их отцы «покупали мир» у половцев. Да и покупали-то иной раз не по слабости, а потому, что не хотели лишней крови. В ситуации же с татарами русские были слабее, поэтому их вынужденное непротивленческое поведение оказалось лучшим решением в сложившейся ситуации. И будущее это подтвердило. Конечно, они рассчитывали, что уступка эта временная, что нужно лишь подкопить силенок — и татары, как и половцы, будут отброшены в Дикую Степь.
Такая политика была исторически оправдана еще и потому, что на русские земли заглядывались и другие претенденты, которые шли значительно дальше простого разбоя и получения дани. Они приходили, чтобы расширить свое жизненное пространство. В отличие от веротерпимых татар, они мечтали разрушить православие и привить русскому народу чуждые ему католические порядки. Вот с их-то стороны существовала реальная угроза и русской государственности, и русской самобытности, и русскому будущему на Русской земле. Понимая это, Александр Ярославич и вел с ними борьбу не на жизнь, а на смерть. В период между падением Владимира (февраль 1238 г.) и разрушением Киева (декабрь 1240 г.) Александр успешно отражает шведское наступление (15 июля 1240 г.), за что получает к своему имени почетную приставку «Невский». После возвращения татар из Западного похода он наносит сокрушительное поражение немецкому ордену на льду Чудского озера (5 апреля 1242 г.) и покрывает себя неувядаемой славой.
Отец Александра, Ярослав Всеволодович, как мы уже говорили, первым из русских князей признал над собой власть Батыя и пошел к нему на поклон (1243 г.), дабы сохранить за собой Владимирский стол. Но в те времена еще силен был хан Великой Орды Гуюк, желавший лично решать вопросы престолонаследия в покоренных странах. Путешествие владимирского князя в Каракорум (1245–1246 гг.) хоть и сопровождалось видимыми знаками внимания и ханского расположения, но завершилось смертью Ярослава от преподнесенного ему яда.
А в это время Александр Невский, ранее усмиривший шведов и немцев, вынужден был заниматься делами литовских племен, чьи князья, воодушевленные ослаблением Руси в результате Батыева нашествия, хотели и для себя оторвать часть русских земель. В 1245 году он наносит им три поражения подряд: у города Торопца, на берегу озера Жизцо и у города Усвята. Однако смерть отца и приказ Батыя привели его вместе с младшим братом Андреем сначала в Волжскую, а затем (в 1246 г.) и в Великую Орду, откуда Андрей вернулся великим князем владимирским, а Александр — князем киевским и новгородским. Чем было продиктовано такое «назначение», трудно ответить однозначно: то ли желанием стравить братьев, то ли тем, что в прежние годы Александр надежно противостоял шведско-немецко-литовской экспансии, а стало быть, он и должен был продолжать свой ратный промысел.
Далее как раз и последовало, с одной стороны, сближение Андрея Ярославича и Даниила Галицкого (1250 г.), свидетельствующее о создании антитатарской коалиции, а с другой — братание Александра Невского с сыном Батыевым Сартаком (1251 г.). Затем была печально знаменитая Неврюева рать, поражение Андрея и его бегство в Швецию. И хотя Александр Невский не принимал участия в этом походе, плоды «победы» достались ему и он занял великокняжеский стол (1252 г.).
Последующие годы все его внимание было сосредоточено на проблемах северо-западных окраин. Невский добивается ряда побед над литовским князьями и ливонскими рыцарями (1253 г.), а также шведскими феодалами в Финляндии (1256 г.). Однако смерть Батыя и убийство его сына и наследника Сартака, относительно благожелательно расположенных к Северо-Восточной Руси, круто меняют содержание татарско-русских отношений. Полувассальные-полусоюзнические отношения эти уже не устраивают нового хана Берке. Он требует полного подчинения русских князей и полновесной дани от них. И с этой целью посылает своих чиновников для переписи населения не только во Владимир и Суздаль, но и в Новгород, считавшийся до того времени независимым. Сознавая невозможность военного противостояния превосходящим силам ордынцев и не желая нового татарского нашествия, Александр Невский берет на себя выполнение неблагодарной миссии: ему пришлось арестовать заартачившегося было сына, Василия, казнить его советников, чтобы добиться своего — избежать повсеместного разорения и массового кровопролития. Русские города заполняются корыстолюбивыми откупщиками — сборщиками налогов, установившими такие высокие штрафные санкции за недоимки, что в 1262 году жители Владимира, Суздаля, Ростова единодушно восстали против лихоимцев, «некоторых убили, а прочих изгнали». Великому князю вновь приходится усмирять своих подданных и подарками вымаливать прощение в Орде. Это была его дипломатическая победа.
