Ни великого князя, ни тем более еретиков нимало не смущал тот факт, что, отбирая имущество у монастырей, светская власть попирала последнюю волю тех людей, которые завещали свои земли обителям. Если называть вещи своими именами, это был форменный грабеж, спровоцированный еретиками. Этим они навлекли еще большую ненависть к себе Русской православной церкви. Но такая «мелочь» уже не волновала братьев Курицыных и их единомышленников, оказавшихся не у дел после провала своего прозападного курса.
В минуты смертельной опасности люди порой начинают соображать удивительно быстро. Увернувшись от просвистевшего над их головами топора, еретики лихорадочно искали способ вернуть расположение государя. Напомнив ему о конфискациях земель Софийского дома, Курицыны предложили повторить столь удачный опыт, но уже в масштабах всей страны. Растущее государство остро нуждалось в служилом сословии. Самым простым способом решения проблемы было изъятие земель у церкви и раздача их дворянству в качестве платы за государеву службу. Момент для этого был самый подходящий. Войны с Литвой и Швецией обескровили русскую армию, срочно требовались резервы, а чтобы их заполучить, нужно было дать дворянам землю.
Еретики предложили решить проблему радикально, отобрав все земли у всех русских монастырей, которых в это время в стране насчитывалось более четырехсот. Великому князю идея понравилась, ему давно не давали покоя цветущие обители, которые выглядели оазисами на фоне запущенных и неухоженных государственных земель. Но тут возникли трудности. Представляясь главным защитником православия в глазах своих и не только своих подданных, государь не мог просто ограбить обители. Следовало соблюсти декорум, придать секуляризации видимость волеизъявления самой церкви. Задачка не из простых, но выполнимая, если подойти к ней с умом. А поскольку ума братьям Курицыным и их соумышленникам было не занимать, им был дан шанс реабилитироваться за дипломатические провалы. И они постарались этот шанс не упустить.
Правда, возможности еретического сообщества после падения Ряполовского и Патрикеевых сильно поубавились. Ранней весной 1502 года последовал удар по их главной союзнице. Великий князь внезапно повелел схватить Елену Волошанку и Дмитрия-внука. Мать и сына заточили в тюрьму, их имена запретили упоминать в ектениях. И снова никакого формального обвинения не было, люди шептались, что причиной опалы стало уклонение Елены в «жидовскую ересь». Переместившись из роскошных покоев в сырую темницу с охапкой гнилой соломы вместо постели, цветущая красавица молдаванка вскоре скончалась. Осиротевшему Дмитрию-внуку оставалось надеяться на то, что грозный дед смилуется. Накануне своей кончины Иван III со слезой во взоре просил у Дмитрия прощенья за свой неправедный гнев и повелел… вернуть узника в тюрьму. А через четыре года наследовавший престол Василий III распорядится без лишнего шума прикончить соперника.
Софья Палеолог недолго торжествовала победу над своей заклятой соперницей. 7 апреля 1503 года великая княгиня вслед за ней отправилась в мир иной. Иван III князь остался без жены, без невестки, без внука. Теперь у него оставалось только одна привязанность — его Государство. В свой «возраст осени» Иван III вступил полновластным правителем огромной страны. Но власть, как известно, портит людей, а неограниченная власть тем более. В этот последний период в характере московского государя усиливаются жестокость и подозрительность. Вчерашний фаворит мог завтра оказаться на плахе.
Стремительное падение могущественных покровителей мгновенно превратило еретиков из охотников в дичь. Их ряды сильно поредели. Протопопа Алексея уже давно не было в живых. Подобно своему предшественнику, еретику Арии, у него «разверзлась утроба», как злорадно писал Иосиф Волоцкий. Повредился разумом и умер другой новгородский еретик — Денис. Скрылся за границей и, по слухам, принял там иудаизм книгописец Иван Черный. Собственный гороскоп или просто инстинкт самосохранения подсказали астрологу Мартину Былице, что пришла пора срочно уносить ноги. «Мартынка-угрянин» слезно упросил Федора Курицына взять его с собой в Литву на переговоры и назад уже не вернулся. Скончался ученик Алексея дьякон Истома. Иосиф Волоцкий так описал его смерть: «Соучастник Диавола, пес адов, был пронзен удой Божьего гнева: гнусное сердце его, вместилище семи лукавых духов, и утроба его загнили». Умер в заточении чернец Захар.
Но самой тяжелой потерей для еретиков стала потеря лидера. В промежутке между 1500 и 1503 годами имя Федора Курицына перестает упоминаться в государственных документах. Возможно, он умер или бежал, чтобы избежать расправы. Так внезапно оборвалась блистательная карьера этого «русского Вольтера», дипломата, писателя и философа. Потеряв в своих умственных исканиях веру, он потерпел поражение и на служебном поприще, утратив доверие своего государя.
Из некогда многочисленного и могущественного кружка еретиков остались только: посольский дьяк Иван Волк Курицын, юрьевский архимандрит Кассиан, боярский сын Дмитрий Коноплев, купец Кленов, да еще несколько фигур помельче. Для уцелевших еретиков предстоящий вопрос секуляризации монастырских земель в прямом смысле становился вопросом жизни и смерти.
Глава 16. «Иосифляне» и «нестяжатели»
Затвори дверь ума, и вознеси ум свой от всего суетного, то есть временного. Затем, упершись брадою в грудь, устремляя умственное как со всем умом в середину чрева, то есть пуп, удержи тогда и стремление носового дыхания, чтобы не дышать часто, и внутри исследуй внутренне утробу, дабы обрести место сердца, где пребывают обычно все душевные силы. И сначала ты найдешь непроницаемую толщу мрака, но постоянно подвизаясь в деле сем денно и нощно, ты обретешь — о чудо! — непрестанную радость.
Симеон Новый Богослов
Собор был назначен на август 1503 года, но светская власть начала готовиться к нему значительно раньше. Пользуясь отсутствием четкого регламента Соборов и покорностью митрополита Симона Чижа, государевы дьяки фактически взяли на себя всю подготовительную работу этого, казалось бы, чисто церковного форума, решающего вопросы вероучения и канонического устроения. Можно только удивляться мастерскому владению тогдашними госчиновниками всеми аппаратными хитростями, которые сейчас принято называть политическими технологиями.
Во-первых, повестка дня. Предполагалось вынести на обсуждение вопросы, которые были связаны с негативными явлениями церковной жизни: о симонии, о вдовых попах, о совместных монастырях. Тем самым церковь заведомо ставилась в положение обвиняемой стороны. Вопрос о монастырских землях в первоначальной повестке Собора вообще не фигурировал, дабы захватить оппонентов врасплох и не дать им возможности подготовиться к дискуссии.
Во-вторых, состав участников и приглашенных. По традиции в соборах помимо архиереев принимали участие представители клира, монашествующих и мирян. Понимая, что епископат будет сопротивляться секуляризации земель, власти постарались пригласить побольше рядовых представителей духовенства, знатных мирян, а также высокопоставленных чиновников.
В-третьих, требовалось найти подходящего человека, который «озвучит» нужное властям предложение. Было очевидно, что если с этой идеей выступят сами «жидовствующие», то против них дружно ополчится весь Собор. Нужен был подвижник веры с незапятнанной репутацией. И тут власти вспомнили Собор 1490 года и заволжского старца Нила Сорского, который настаивал на снисхождении к еретикам и призывал церковь к отказу от «стяжания». По циничному раскладу властей прекраснодушный идеализм Нила Сорского как нельзя лучше соответствовал отведенной для него роли.
Весьма полезной для властей фигурой стал и князь Вассиан Патрикеев, уцелевший после зимней расправы 1498 года и насильственно постриженный в монахи. Отправленный в железах в Кирилло-Белозерский монастырь, он сблизился с Нилом Сорским и стал одним из его последователей. Но и поменяв боярскую шапку на монашескую скуфью, князь-инок остался человеком власти, мечтающим вернуться к ее высотам. Ради этого возвращения Вассиан Патрикеев, в недавнем прошлом один из крупнейших землевладельцев России, сделался ярым противником монастырского землевладения.
В-четвертых, следовало обезглавить оппозицию. Митрополита Симона Чижа можно было в расчет не принимать. Потенциальным лидером мог стать Геннадий Новгородский. В третий раз не пустить на Собор главу крупнейшей епархии было уже нельзя, это могло вызвать ненужный скандал. Оставалась надежда на то, что уже ограбленный Геннадий не будет сопротивляться ограблению других епархий. К тому же многолетнее напряженное противоборство с великим князем, митрополитом и высокопоставленными еретиками не прошли бесследно для новгородского владыки. Геннадий сильно сдал, и теперь наибольшую опасность для «жидовствующих» и их покровителей представлял Иосиф Волоцкий. Образованность, талант полемиста, яростная готовность отстаивать интересы церкви обеспечили ему широкую поддержку не только архиереев, но и рядового духовенства. Иван III понимал, что такого человека лучше иметь в стане союзников, нежели в стане противников. Ради этого великий князь был готов «отложить гнев» на игумена за нападки в свой адрес.
