Вечером разъяренный Анко Хамбер все же навестил Клайндора в его очень прохладном, очень респектабельном доме в окрестностях столицы. Супруга Клайндора, миссис Клайндор, и дочери Клайндора, господина коммерческого директора, очень мило встретили соотечественника. Миссис Клайндор, тегеранская старожилка, прелестно готовила кофе по-турецки. В домашней обстановке мистер Клайндор, конечно, не вертел в руках своей аристократической трости с набалдашником из слоновой кости, но в своих бульдожьих зубах держал мундштук аристократической трубки. Клайндор знал бесчисленное количество восточных историй и кучу столичных новостей. Он был осведомлен о жизни дворца шахиншаха и обо всем, что творилось в министерствах. Миссис Клайндор очень мило пересказала все сплетни о гаремной жизни во дворцах господ персидских министров. Мило беседовали до поздней ночи.
И только после полуночи Анко Хамбер не выдержал и задал вопрос о шейхе. Мистер Клайндор промолчал.
Анко Хамбер принадлежал к такому типу людей, которых не могло ничто обескуражить. Он попытался все же воздействовать на воображение господина Клайндора, на его, так сказать, британские чувства.
- Мы здесь среди дикости и уродства Востока. Мы не можем упустить власть, позволяющую нам творить дело цивилизации. Что из того, что порой мы нелюбезны с теми же персами. Мы и не намерены любезничать... Ребенка не только гладят по головке, его порой бьют линейкой по рукам... Чтобы воспитать перса цивилизованным, приходится его...
Но Клайндор продолжал молча попыхивать своей аристократической трубкой, и Анко Хамбер мысленно выругался. Сам он был вхож в тот круг людей, которые знают премьер-министра с пеленок, а Клайндор никогда не принадлежал к "свету". Отец Клайндора, дед и прадед Клайндора держали мелочную лавочку в Саутгемптоне или, черт их побрал, еще в каком-то "Гемптоне". Черт бы побрал этого Клайндора с его аристократическими тростью и трубкой... К черту разговоры о высокой цивилизаторской миссии!
И Анко Хамбер заговорил о вещах гораздо более практичных. Британии надо создать в Персии условия, которые позволили бы ей вновь установить свой военный, административный контроль. Англия вложила в Персию сорок два миллиона фунтов стерлингов, из них тридцать пять миллионов в нефть. За десятилетие английские вкладчики получили с Персии чистой прибыли шестьдесят миллионов. Такими суммами не бросаются. Реза-шах чересчур задрал нос. Он боится большевиков, но поддерживает с ними отношения, потому что он хотел бы избавиться и от английской опеки. Надо испортить эти отношения. Советы лезут в Персию со своей мануфактурой, керосином, резиновыми изделиями. Советы торгуют на выгодных условиях. Газета "Асри Хадид" пишет: "Каждый кран, заплаченный за русские товары, приносит равноценную пользу экспорту страны". Да, большевики вырывают у нас барыши. Недопустимо! Реза-шах сделается послушным, если у него будут неприятности с племенами. Союз южных племен, организованный Англией еще десять лет назад, - крупная неприятность для Реза-шаха. Компания "Южной нефти" снова ведет переговоры с племенными вождями о концессиях на месторождения. Бахтиары, кашкайцы, луры почуяли запах нефти, запах золота. А Музаффар лурский шейх, властный вождь. Он опасен Реза-шаху. Не дай бог, Музаффар снюхается, а может быть, уже снюхался с большевиками. Британская империя вынуждена одна сдерживать натиск большевизма на Востоке. Старое российское пугало на границе Индии после революции сменилось более утонченной, более серьезной опасностью. Все знают, что проделывает большевистская пропаганда в Афганистане, Индии, Китае. Это стратегическая проблема, больно затрагивающая каждого англосакса. Недопустимо, чтобы какой-то шейх Музаффар, из никому не известного племени кухгелуйе, путал карты...
Клайндор вынул свою трубку изо рта и проговорил:
- Вы сами только что сказали, что Музаффар в оппозиции к шахиншахскому правительству, и я не вижу, почему бы не иметь с ним дела...
Слова Клайндора привели господина консула в состояние полной ажитации. Наконец этот торгаш разоткровенничается и скажет, что у него за дела с этим проклятым шейхом. Но трубка водворилась на место в бульдожьей челюсти коммерсанта, и Анко Хамберу пришлось продолжать самому:
- Да, мы поддерживаем оппозицию... до известных пределов. Мусульманский коран - сильнейшее орудие в руках опытного политика. Снимите путы Корана, подорвите веру в ислам, и такие, как Музаффар, сразу пойдут в большевики... Вот почему британское правительство благосклонно к таким воинственным панисламистским изданиям, выходящим у нас в Лондоне, как "Ислам ревью", "Муслим стандарт"...
- Сложно, путано... И почему это мешает торговать с шейхом Музаффаром?
- Чем? Смотря чем...
Трубка Клайндора сердито запыхтела.
- Разве то, что у нас делается, достойно именоваться политикой? У нас из-под носа вырывают жирные куски. Кто такой Поланд? Американец. Что делает в Персии Поланд? Возглавляет Управление строительства Трансперсидской железной дороги... Южный участок строительства кому отдал Поланд? Американским компаниям. А южный участок проходит через земли луров.
- Не вижу связи. Не пойму, чем можно торговать в таких обстоятельствах с шейхом-большевиком...
- Чем угодно. Наше лондонское Сити важно ерзает своим толстым задом до первой колючки. А вы знаете, почему я, наша фирма успешно торгуем в Персии уже не первое десятилетие? Да потому, что моей фирме плевать на убеждения и взгляды наших клиентов...
В комнату вошла миссис Клайндор с кофейником.
- Дорогой, - сказала она томно, - вы помянули тут имя Музаффар. Это не тот шейх с гепардами?
- Какие гепарды? - не выдержал Анко Хамбер. Он с трудом прятал свое раздражение. Этот Клайндор опять ушел от прямого ответа.
Миссис Клайндор любезно не заметила резкого тона гостя и проворковала:
- Мери и Ирен очень хотят увезти домой гепардов.
- Гепардов? Каких гепардов? - ошалело повторил вопрос Анко Хамбер и побагровел.
- Ах, вы не знаете. Это такие пребольшущие кошки на длинных ногах, и бегают они, как собаки, и преданны, как собаки. Такие огромные, с дога величиной... Все в пятнышках... Мы осенью возвращаемся в метрополию. Джемс отходит от дел, и мы поселяемся в домике, знаете, в таком зеленом садике. Это в графстве Эссекс. Мери и Ирен считают, что самое оригинальное - это привезти в Англию парочку гепардов.
- Но, простите, я не усматриваю связи шейха с гепардами.
- Но... гепарды... Шейх Музаффар - охотник. У него замечательные охотничьи гепарды... Шейх так любезен, что обещал привезти из пустыни двух гепардовых щенков... Не правда ли, очень милый шейх...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Личное имение его величества шахиншаха
в богоспасаемой местности Гёрган,
известное под названием Ороми Джон
(Успокоение души), славится свежим
воздухом и чистой водой.
И з г а з е т ы "Б е с у е а я н д э"
У Зуфара иронический склад ума. Кто бы мог подумать? Он всегда с виду такой спокойный, серьезный. Зуфар еще очень молод, а в молодые годы относишься ко всему серьезно. Он ужасно иронически относился к каждому своему поступку. Он высмеивал сам себя.
Зуфар смеялся и сейчас, хоть ему совсем не хотелось смеяться. Мало смешного, когда сидишь в темном, сыром подземелье хотя и великолепного дворца. В рот Зуфару словно насыпали перцу с горящими углями пополам. Было и жгуче, и холодно, и горько, и приторно, а в глазах переливались шелка всех немыслимых расцветок, в ушах стучал барабан и ревели карнаи, как недавно на свадьбе его друга и товарища - кочегара парохода "Самарканд" с Аму-Дарьи. Короче говоря, Зуфар никак не мог прийти в себя. Он не мог шевельнуться, и ему на память приходил молодой джигит из хивинской сказки, которую давным-давно рассказывала ему бабушка Шахр Бану. Помнится, сказочный джигит полез не в свое дело, и его отколотили так, что ему стало жгуче жарко и холодно, горько и приторно...
Сказки бабушки... А ведь, наверно, Шахр Бану сидит, как всегда, у очага и думает о нем. Какой он простофиля! Почти ступил на родную землю, совсем было выбрался из "плена капиталистического мира". Он уже видел себя у родного порога. Шахр Бану, сурово поджав губы, гладила его уже по плечу - и вдруг.
...Он не успел даже ничего сообразить, не успел даже ответить на удар.
Он подбежал к автомобилю и открыл дверцу с возгласом:
"Бегите!" В то же мгновение оттуда выскочил человек и ударил его в лицо. Какие-то люди навалились из темноты.
Тогда-то в его глазах засверкали всеми расцветками шелка.
А потом, спустя какое-то время, придя в себя, он мог размышлять сколько угодно о бессмысленности своего поступка, наслаждаться вкусом перца во рту и ощущать жар раскаленных углей.
Видно, крепко его стукнули в темноте агенты тахмината. Он и тахминат-то узнал по-настоящему лишь теперь, когда в ушах его отдавался грохот барабанов. Больно же дерутся тахминатчики. В дела персидского тахмината его посвятил вождь иомудов Эусен Карадашлы из Гюмиш Тепе, брошенный в подвал тоже персидскими тахминатчиками. Зуфар мало понимал в делах иомудов, Гюмиш Тепе и Эусена Карадашлы. Зуфар размышлял. Он иронически расценивал свое благородство. Он и вообще-то о своих делах говорил, и не только говорил, но и думал, с сарказмом. Ни перец во рту, ни переливы шелков в глазах, ни грохот барабанов в голове, ни зверская боль в пояснице не заставили его настроиться на трагический лад.
