Чтобы остановить франков, Кербога приказал поджечь сухую траву перед ними. Это было воспринято мусульманами как сигнал к отступлению, их войска охватила паника, и они побежали. Напрасно Кербога пытался их остановить и восстановить боевой порядок. Из его союзников дольше всех на поле боя оставались Артукид Сокман, господин Иерусалима, и эмир Хомса Джана ад-Даула. Хронист Ибн аль-Атир расказывает: «Поражение было полным, и ни один не воспользовался своим мечом или копьем и не выпустил хотя бы одну стрелу… Только гази [борцы за веру] оказывали сопротивление из желания стать мучениками после смерти». Кербога спасся благодаря быстрому коню. С остатками конницы он добрался до Мосула, но уже никогда не смог восстановить свою силу и славу. Крестоносцы, не останавливаясь в лагере Кербоги, преследовали бежавших до Железных ворот. «Ни один из них [рыцарей] не бежал с поля боя, и, придя туда пешим, ни один не возвратился без коня» («Песнь об Антиохии»).
В своем письме папе в сентябре 1098 г. крестоносцы пишут: «Одержав победу, мы целый день преследовали неприятелей, убили многих вражеских воинов, а затем, радостные и торжествующие, двинулись к городу». Крестоносцам достался лагерь Кербоги, войска которого «побросали свои шатры, и золото, и серебро, и много драгоценностей, а также овец и коров, коней и мулов, верблюдов и ослов, хлеб и вино, муку и многое другое, в чем мы нуждались», — рассказывает хронист Рауль из нормандского города Каэнь. По некоторым данным, в сражении пало 4 тысячи крестоносцев, потери мусульман были во много раз больше.
Турецкий комендант цитадели наблюдал с горы за ходом сражения и, когда стал ясен его результат, сдал ее, причем не графу де Сен-Жилю, находившемуся рядом, а специально вызванному Боэмунду, поднявшему над ней свое знамя. Желавшим принять христианство турецким воинам нормандец предложил остаться и перейти под его начало, не желавшим — гарантировал свободный выход с имуществом. Правда, на дорогах убегавших мусульман убивали и грабили местные христиане-армяне.
Рауль из Казни рассказывает, чтобы обосновать претензии графа Раймунда на Антиохию, он и его окружение утверждали, что именно ему, графу Тулузскому, «должна быть приписана слава этого триумфа — во время битвы копье несли впереди войска под клич тулузцев». Одноко же, как повествует нормандский хронист, князь Боэмунд подвел итог дискуссии о том, благодаря чему была одержана победа: «Пусть жадный граф приписывает ее своему копью, пусть так же думает и глупый народ. Мы же победили и будем побеждать впредь именем Господа Бога нашего Иисуса Христа».
Теперь нужно было решить, кому — Боэмунду или Раймунду де Сен-Жилю будет принадлежать Антиохия. «Нарбоннцы, оверньцы, гасконцы — все это племя примыкало к провансальцам; к апулийцам же [итальянским нормандцам] тяготела вся остальная [северная] Галлия», — говорит Рауль Каэнский.
Совещания вождей похода проходили в соборе Святого Петра. Большинство было за Боэмунда, тем более что позиция Раймунда была мало приемлемой для недальновидных князей и баронов, которые хотели самовластно владеть здешними землями. Тулузец требовал передать Антиохию византийскому императору, в соответствии со взятыми вассальными обязательствами. В Константинополе граф Раймунд отказывался принести вассальную присягу василевсу, а теперь требовал отдать город Алексею, чтобы он не достался Боэмунду. Возможно, позиция графа де Сен-Жиля оправдывалась не только корыстью и ревностью к Боэмунду, но и пониманием (несомненно, под влиянием епископа Адемара) того, что самостоятельно, без покровительства и поддержки императора, государства крестоносцев в подавляюще превосходящем по численности мусульманском окружении не смогут выжить; паломникам необходимы были не только линии снабжения, проходящие через Византию, но и действенная помощь империи военными силами и флотом.
До сих пор Византия ничем не помогла крестоносцам, к тому же они еще не знали, что император повернул назад от Филомелии. На всякий случай бароны отложили решение вопроса о том, кому будет принадлежать Антиохия, до встречи с ним. А теперь, в июле, к императору Алексею было послано посольство во главе с графами Гюгом де Вермандуа и Бодуэном Геннегауским, видимо, по инициативе легата Адемара и Раймунда. Чтобы получить Антиохию и Эдессу под свою верховную власть, василевс должен был явиться с войсками и принять участие в походе на Иерусалим. Для встречи с императором граф де Вермандуа отправился в Константинополь. По дороге на отряд графа Гюга напали турки. Отряд понес большие потери, в числе других исчез (был убит или взят в плен) граф Бодуэн Геннегауский. Из Константинополя, наскучив крестовым походом, граф Гюг двинулся не в Святую Землю, а домой, во Францию.
Крестоносцы не простили Этьену де Блуа побега. Его трусость стала известна в Европе. Когда он, неспешно путешествуя, добрался до Франции, его супруга Адель, дочь Вильгельма Завоевателя, отказала ему в супружеских правах и не успокоилась до тех пор, пока не отправила его обратно в Святую Землю искупать позор.
было предпринято ничего для продолжения крестового похода». Почему крестоносцы потеряли столько времени? Почему они сразу не пошли освобождать Иерусалим? На этот вопрос отвечает Аноним: «На совете было решено, что мы не можем пока идти в землю язычников, так как в летнее время она слишком бесплодна и лишена воды; поэтому мы согласились задержаться до ноябрьских календ [до конца октября]… Сеньоры разошлись, и каждый отправился в свою землю, чтобы там ожидать установленного срока». Видимо, свеж был в памяти крестоносцев губительный переход через безводную фригийскую пустыню.
И Боэмунд, и Раймунд остались в Антиохии. В руках первого были цитадель и все ворота, кроме одних, в руках второго — дворец Яги-Сиана, ворота у укрепленного моста и укрепление Ла Магомерия. Оба соперника были готовы к войне между собой, никто не хотел уступать город другому.
В городе последние десять дней июля свирепствовала эпидемия, видимо, тифа. Ее жертвой 1 августа пал легат папы епископ Адемар. Это была огромная потеря для похода. Он сплачивал баронов и примирял распри, был нравственным образцом и духовным наставником. Являясь подлинным духовным руководителем похода, он пользовался огромной любовью и уважением всей армии; был сведущ в военном деле, мог помочь умным советом в военных делах и, если нужно, сам выходил на поле боя, проявляя незаурядное мужество. Политика, проводимая им, была направлена на единение всех христианских сил, на сотрудничество и доброе согласие как с православной церковью, так и с сирийской и армянской церквами. После его смерти ни у кого не было такого авторитета. Граф де Сен-Жиль лишился его поддержки, столь необходимой ему. «И охватила великая скорбь воинство Христово, ибо папский легат был поддержкой бедным и советником богатым. Он говорил: “Ни один из вас не будет спасен, если он не почитает и не утешает бедных; без них вы не можете быть спасены, без вас они не могут жить… Поэтому заклинаю вас ради Бога любить их и помогать им, насколько это в ваших силах”», — напишет о нем Аноним. Легат был похоронен в соборе Святого Петра.
Спустя два дня после смерти Адемара с новым откровением выступил Пьер Бартелеми. Он не мог простить епископу его неверия в «святое копье». Ему явились святой Андрей и покойный Адемар. Адемар сообщил, что он наказан за неверие, душа его находится в преисподней и может быть спасена оттуда только молитвами его товарищей, и просил оставить его тело в соборе Святого Петра. Далее святой Андрей, в изложении Пьера Бартелеми, передал Раймунду свои советы: передав Антиохию человеку, претендующему на нее, и поставив в городе латинского патриарха, он должен идти на Иерусалим. Пьер Бартелеми выражал настроения массы тулузцев и провансальцев, непреклонно намеренных идти в Иерусалим и, конечно же, под командой графа Раймунда.
Раймунд верил в подлинность «святого копья» и в то, что победа над Кербо-гой достигнута с его помощью, но Адемар был человеком, дружба с которым поддерживала и подкрепляла его авторитет, а новое откровение ставило под сомнение политику, проводимую ими. Поэтому он выразил недоверие к подлинности последнего видения Пьера Бартелеми.
Армия плохо восприняла новое откровение провансальца. В армии любили легата Адемара, и неверие епископа в подлинность копья воскресило старые сомнения. Нормандцы и северофранцузы, не переносившие тулузцев, начали защищать покойного и громко кричать, что копье не сыграло никакой роли в достижении победы и претензии Раймунда на Аятиохию необоснованны. Боэмунд, несомненно, подогревал антитулузские страсти.
В эпидемии погибло несколько тысяч паломников. Князья и бароны вывели войска из Антиохии, чтобы уберечься от эпидемии и захватить близлежащие города и земли. Ввиду военных действий урожай в северной Сирии не был собран, и положение с продовольствием было плохо, так что походы франкских князей были непосредственно связаны также и с поисками продовольствия.
