Дело Чрезвычайной комиссии о Протопопове, по освидетельствовании его врачами, и было направлено как о душевнобольном.
Другим близким к Распутину человеком был банкир Дмитрий Рубинштейн, еврей.
Он был другом Распутина, и последний с нежностью именовал его «другом Митей».
В 1916 году против Рубинштейна было возбуждено уголовное преследование за измену его России в пользу Германии, выразившуюся в том, что он: а) как директор страхового общества «Якорь», в коем правительство страховало наши военные заграничные заказы, сообщал немцам секретные сведения о движении наших военных транспортов, благодаря чему немцы топили их; б) как директор банков Русско-Французского и Юнкер-Банка в широких размерах тормозил производство боевого снабжения.
Тобольский мужик Распутин, не игравший, по мнению некоторых людей, политической роли, имел… личного секретаря.
Им был петроградский торговец бриллиантами Арон Самуилович Симанович, еврей.
Богатый человек, имевший свое торговое дело и свою квартиру, Симанович почему-то все время пребывал в квартире Распутина. Он там был свой человек, и Матрена, дочь Распутина, ласково называет его в своем дневнике «Симочкой».
Открывался бесконечно широкий горизонт эксплуатировать пьяного мужика-невежду, хотя и его именем, но часто и без его ведома.
Изучая Распутина, еще Руднев подметил, что некоторые лица, имевшие связи с Распутиным или интересовавшие его, носили прозвища. Например, Протопопова Распутин называл всегда «Калининым», Штюрмера – «стариком», епископа Варнаву – «мотыльком».
Руднев прошел мимо этого явления и пытается объяснить его простым остроумием, игривостью ума Распутина: любил давать меткие прозвища.
Калинин – не прозвище, а условная замена одной фамилии другой.
Мотылька Руднев отыскал в переписке Императрицы с Вырубовой. Зная характер Императрицы и уважение, с которым она всегда относилась к сану самого простого священнослужителя, не могу себе представить, чтобы «мотылек» был игривостью, заимствованной хотя бы и у Распутина.
Думаю, что эта терминология указывает на конспиративную организацию.
В конце ноября 1916 года Центр Государственного совета поручил одному из своих членов сообщить Протопопову, что его нахождение на посту министра абсолютно недопустимо, что он, ради блага Родины, должен уйти в отставку.
Свидание этого лица с Протопоповым состоялось в квартире первого 2 декабря (старого стиля) в 12 часов ночи.
Это лицо показывает33: «Я передал ему то, что мне было поручено. Проявив много черт, свойственных болезни истерии, Протопопов уверял меня, что его никто не понимает; что он – это несокрушимая мощь и воля; что он преисполнен такими планами, которые принесут благо России. В конце концов он дал мне слово, что завтра (3 декабря) он отправится в Царское и подаст прошение об отставке. При этом он просил меня как-нибудь поспособствовать, чтобы ему была дана возможность остаться при Государе, потому что он так полюбил Государя и Государыню, что абсолютно не может жить без них. В то же время он высказал желание, чтобы ему как-нибудь был устроен чин «генерал-майора». В самом конце нашей беседы я сказал ему, что возможно, конечно, что отставка его не будет принята Государем; что это, вероятно, изменит и позицию Государственного совета, если к тому же он окажется таким деятелем, каким он сам себя рисует, но только при одном непременном условии: если он, Протопопов, не ставленник Распутина. В самых энергичных выражениях Протопопов стал меня уверять, что он не имеет связей с Распутиным, что он встречал его раза два: один раз в лечебнице Бадмаева, где Распутин своими личными свойствами произвел на него огромное впечатление… На этом расстались около половины третьего».
На следующее утро к этому члену Государственного совета явилось одно лицо и сообщило ему, что минувшей ночью Протопопов тут же после беседы с ним отправился в квартиру Распутина, где его ждали, и оттуда той же ночью была послана в Царское телеграмма такого содержания: «Не соглашайтесь на увольнение директора-распорядителя. После этой уступки потребуют увольнении всего правления. Тогда погибнет акционерное общество и его главный акционер». Подпись на телеграмму была: «Зеленый».
Начальник Главного управления почт и телеграфов Похвиснев показал: «Я помню, что была также телеграмма, отправленная Государыне и имевшая подпись «Зеленый». В ней говорилось, что если будет уволен кто-то из лиц, входивших в состав «акционерного общества», то потребуют увольнения и всего правления, что грозит гибелью и главе общества. Я не знаю, от кого исходила эта телеграмма. Она прошла, как мне помнится, в конце 1916 года».
Характеризуя общий дух телеграмм Распутина Государыне, Похвиснев говорит: «…Они всегда заключали в себе элемент религиозный и своей туманностью, каким-то сумбурным хаосом всегда порождали при чтении их тягостное чувство чего-то психопатологического. В то же время они были вообще затемнены условными выражениями, понятными только адресатам».
Протопопов лгал члену Государственного совета, отрицая свою связь с Распутиным. Он сохранил ее до самой смерти Распутина и в ночь убийства его, за несколько часов до увоза Распутина князем Юсуповым, был у него в квартире и предупреждал его, чтобы он никуда не ездил в эту ночь, так как его хотят убить.
Протопопов понимал, какое значение имеют телеграммы Распутина, и в январе месяце 1917 года прислал к Похвисневу одного жандармского генерала, требуя нарушения закона: выдачи ему всех подлинных телеграмм Распутина. Похвиснев не подчинился, но скоро он понял, что служить больше нельзя, и ушел. Тогда Протопопов изъял их.
Кто же эти таинственные «зеленые»?
Юсупов попробовал выведать у Распутина, кто эти незнакомцы с их записными книжками, которых он видел в его кабинете. «Хитро улыбаясь, – показывает Юсупов, – Распутин ответил: «Это наши друзья. Их много. А главные – в Швеции. Их зовут зелеными».
Стокгольм был главной базой, где находились немецкие организации в борьбе с Россией.
Не сомневаюсь, что отсюда шли директивы и тем людям, которые окружали Распутина.
Я изложил факты, как они установлены следствием. Будущий историк, не стесняясь моими не обязательными для него выводами, сделает в свое время свои, быть может, более правильные.
Я же, оставаясь в пределах моего исследования, считаю доказанными следующие положения.
В силу указанных выше причин, лежащих отчасти в натуре Императрицы, отчасти в соотношении характеров ее и Государя, Распутин воспринимался ими как олицетворение идей: религиозной, национальной и принципа самодержавия.
Попытку увоза из Тобольска Царь мог, конечно, оценить только так, как сделал это он, ибо в душе своей он всегда был одним и тем же: Русским Царем.
Свое отношение к Распутину они неминуемо переносили на всех тех, кто носил на себе печать его признания.
Все эти люди имели для них не менее роковое значение, чем и сам Распутин.
Мы скоро увидим, что преемник Распутина, порожденный той же самой средой, существовал и в Тобольске и обусловил их гибель.
Глава VIII
Политическая обстановка в Тобольске
Тобольская ли обстановка позволяла Царю видеть в Яковлеве посланца немцев, скрывавшегося под маской большевика?
Эта обстановка была последствием переворота 25 октября 1917 года.
Первая попытка Ленина свергнуть власть Временного правительства в июле месяце 1917 года кончилась неудачей. Он бежал. Над ним было назначено судебное следствие.
Его производил судебный следователь по особо важным делам Александров. Акты следствия после 25 октября были захвачены большевиками. Но В. Л. Бурцев успел получить в свое время сводку материалов этого следствия34.
Я проверял достоверность ее допросами Переверзева и Керенского. Первому принадлежала в этом деле главная роль, так как он работал над изменой Ленина еще до его выступления, занимая пост прокурора Петроградской судебной палаты. Позднее, будучи министром юстиции, он возбудил формальное следствие.
Переверзев показал: «Я слышу содержание документов, которые Вы мне сейчас огласили, и могу по поводу их сказать следующее. Эти документы представляют собой сводку тех документальных данных, которые имелись тогда в моем распоряжении как министра юстиции. Еще будучи прокурором палаты, я вел расследование немецкого шпионажа вообще и, в частности, деятельности Ленина. Работа эта производилась подведомственными мне чинами под моим личным наблюдением. Добытыми данными роль Ленина и целого ряда других лиц как агентов Германии удостоверялась воочию… Первая попытка большевиков была подавлена. Возникло предварительное следствие. Его вел судебный следователь по особо важным делам Александров по моему предложению. Я тут же был вынужден выйти в отставку, так как мое открытое выступление против Ленина повлекло за собой бурю в Петроградском Совете рабочих депутатов, оказавших давление на Правительство».
