на ходу составишь, особенно по текущему моменту. Иногда матрос голоснет за резолюцию, думает, что все так же понимают и того же требуют, что и он, а смотришь — не то: вместо недоверия вышло доверие Временному правительству, а то еще хуже — война до победного конца. Причина: резолюцию составляли другие, кто революцию понимает так, как ее оценили господа родзянки и колчаки. Но где нет ошибок? “Лес рубят — щепки летят”».
Другими словами, П.Е. Дыбенко черным по белому признается в том, что анархиствующая братва ходила на митинги, как в цирк, и всегда была рада проголосовать за программу очередного зычного и веселого оратора. Сегодня, к примеру, приехал выступать большевик, ругал последними словами царизм и войну, просил принять его резолюцию, а почему бы и не поднять руку — с нас не убудет, а человеку приятно. Назавтра приехал эсер со скабрезными анекдотами про шашни императрицы с Гришкой Распутиным, насмешил, животы обхохотали, так почему бы и за его резолюцию не «голоснуть». Ну а послезавтра анархисты прикатят, будут рассказывать, как хорошо всем будет жить, когда вообще никакого начальства сверху не будет, как за таких не проголосовать?
А потому никто особенно не удивлялся, почему это на крейсере «Адмирал Макаров» команда вдруг объявила его «кораблем смерти» и вывесила помимо Андреевского флага еще и черный флаг с черепом и костями — то ли «Веселый Роджер», то ли символ готовности умереть в бою с германским флотом за дело новой России. Кто-то по недомыслию воспринял это всерьез, и зря! Потому как уже через неделю-другую настроение «макаровцев» вдруг разом снова переменилось, и умирать в боях за правительство они дружно передумали, а потому черный флаг с черепом спустили и все поголовно записались в левые эсеры, так как те обещали крестьянский коммунизм. По этой причине и власти, и офицерство относились к происходящему на кораблях как к некому фантасмагорическому фарсу, своеобразным играм для больших детей, которые, дорвавшиеся до свободы и вседозволенности, все никак не могли наиграться. Впрочем, все было бы, возможно, не столь и плохо, если бы не тяжелейшая война с Германией, если бы не зверские убийства офицеров, если бы не полный разброд и почти полная утрата боеготовности кораблей и береговых частей.
В начале марте 1917 года агитировать за большевиков в Гельсингфорс приехал В.А. Антонов-Овсеенко. Ему пришлось нелегко, так как основная часть матросов большевикам не слишком симпатизировала. При этом никаких авторитетных матросов-большевиков в тот момент в Гельсингфорсе не было — они еще не успели вернуться из царских тюрем. Зато В.А. Антонов-Овсеенко встретил П.Е. Дыбенко, который к этому времени еще не определился в своей партийной принадлежности и считал себя просто стихийным бунтарем за матросскую свободу. Дыбенко согласился помочь заезжему агитатору и организовал для него пару митингов на кораблях, продемонстрировав свой авторитет и неплохие организаторские способности. Антонов-Овсеенко быстро нашел с Дыбенко общий язык; рассказав о планах своей партии, он пообещал собеседнику хорошую партийную карьеру, если тот станет выразителем большевистских идей в Гельсингфорсе. Идея пришлась Дыбенко по вкусу, и между ним и Антоновым-Овсеенко быстро установились дружеские личные отношения. Впоследствии знакомство с Антоновым-Овсеенко еще не раз сослужит Дыбенко хорошую службу. В.А. Антонов-Овсеенко, собственно, и нашел П.Е. Дыбенко, первым выделив его из толпы матросов-бузотеров, как весьма перспективного кадра, с которым надо работать и которого было бы неплохо заполучить в свои партийные ряды.
К середине марта в Кронштадт начали постепенно возвращаться ранее арестованные за революционную пропаганду матросы Т.И. Ульянцев, И.Д. Сладков, С.Г. Пелихов, В.Ф. Полухин.
Вернулись на «Павел I» и матросы-революционеры Н.А. Ховрин и В.М. Марусев.
***
Вечером 3 апреля в Петроград прибыл в «пломбированном вагоне» с ближайшими соратниками вождь большевиков В.И. Ленин, который сразу же обратил внимание на необходимость завоевания доверия матросов. Этому способствовало то, что его на Финляндском вокзале встретил почетный караул Гвардейского флотского экипажа. Впоследствии ряд советских историков будут утверждать, что это был некий сводный отряд матросов всего Балтийского флота, что не соответствует истине. Выйдя из вагона, В.И. Ленин выслушал приветствие почетного караула. Он обратился с приветствием к собравшимся на вокзале, призывая их к борьбе за победу социалистической революции. Затем, в сопровождении колонны матросов, В.И. Ленин прибыл в особняк Кшесинской, где помещался Центральный и Петербургский комитеты партии. Именно тогда он смог воочию убедиться, что революционные матросы представляют собой серьезную боевую силу, которую обязательно следует использовать в своих интересах. Поэтому большевистская партия немедленно направила на Балтийский флот целую группу профессиональных и хотя бы немного знакомых с флотскими условиями работников: В.А. Антонова-Овсеенко, Б.А. Жемчужина, В.Н. За-лежского, братьев С.Г. и М.Г. Рошаль, Л.Н. Старка, Л.Н. Сталя, П.И. Смирнова, И.П. Флеровского и других.
Что касается немногочисленных тогда матросов-большевиков (П. Хохрякова, В. Кавицына, И. Колбина и С. Пелихова и других), то всех их Ленин даже инструктировал лично, так как ставки были слишком велики.
Уже в апреле при ЦК РСДРП(б) была создана и особая Военная организация для работы непосредственно с матросами и солдатами. Одним из ее руководителей был активный организатор боевых дружин в первой русской революции Н.И. Подвойский.
5 апреля матросы Н.А. Ховрин и В.М. Марусев создали Гель-сингфорский комитет РСДРП. Туда помимо них вошли матрос Ф. Дмитриев с «Петропавловска», недоучившийся студент Технологического института социал-демократ Б. А. Жемчужин, генеральский сын журналист и шахматист А.Ф. Ильин-Женевский и сын богатого еврейского коммерсанта Семен Рошаль, изгнанный за неуспеваемость из гимназии. Любопытно, что все трое и Б.А. Жемчужин, и А.Ф. Ильин, и С.Г. Рошаль — прятались в Финляндии от фронта. Рошаль даже изображал шизофреника в психоневрологическом институте. Теперь же все трое были «мобилизованы» в вожди балтийских матросов. Думаю, что и лидеры большевиков прекрасно понимали, кого они посылают для укрепления своих рядов на флот, но выбирать тогда было просто не из кого.
Сразу же после образования Гельсингфорсского Совета там началась отчаянная борьба сторонников различных партий. Состав Гельсингфорсского Совета был весьма пестрым: левые и правые эсеры, большевики и меньшевики, а кроме того, анархисты и просто бунтари, не признающие никого. Борьба обострялась с каждым днем, и враждующие стороны в средствах не стеснялись. При этом главенствовали в Совете вовсе не партийные функционеры, а матросы, образовавшие собственную матросскую секцию.
Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: «В апреле группировки в Совете резко обозначились; стали отчетливо проявляться разница во взглядах на революцию и интересы отдельных групп. К меньшевикам примыкали, записывались в их партию почти исключительно офицеры, писаря, баталеры. До поры до времени они в Совете являлись сильнейшей группой, но
