Кончилось все трагедией. О пожертвовавшей ради абсолютно чуждых ей интересов Запада миллионами жизней своих верноподданных России ни одна западная сволочь даже и не вспомнила. Хуже того. Еще и устроили ей две «революции» подряд. Причем первая из них — «февральская» — была осуществлена по прямым предписаниям британского посольства в Петербурге и представителей британской разведки в самый канун грядущей феерической победы русского оружия весной и летом 1917 г.
Что было потом — всем хорошо известно. Поэтому не следует удивляться, что именно британская королевская семья активно воспротивилась спасению Николая II и его семьи, отказав даже в теоретическом приюте на Западе. Поражаться надо тому феноменальному лицемерию, с которым весь ХХ в. британская королевская семья якобы горевала по поводу невинно убиенного российского самодержца!
Таким образом, очевидно, что меняться могут и столетия, и даже эпохи, но ничто и никто не изменит «вечных интересов прирожденного врага» единой России — Великобритании. Чтобы соблюсти свои «вечные интересы», она не остановится ни перед какими преступлениями. Ведь то же самое продолжилось и после 1917 г., и в 1991 г., и после него.
Без «баланса сил» («равновесия сил») Англия не будет Англией. Как отмечал еще в 1923 г. один из наиболее авторитетных политологов и публицистов Великобритании — Норман Энджел, — «баланс сил» в действительности всегда означает стремление создать превосходство сил на нашей стороне… Позиция, которую мы занимаем, в этом случае означает, что мы… не терпим существования настолько сильной группы соперничающих с нами государств, сопротивление которой было бы для нас безнадежным, которая обрекла бы нас на постоянно подчиненное положение в дипломатии, а наше свободное передвижение по земному шару могло бы иметь место лишь с ее молчаливого согласия. В этом весь raison d'etre "баланса сил" (весь смысл "баланса сил". — А. М.). Принцип "баланса сил" означает в действительности требование превосходства. Требование превосходства сил означает акт агрессии»[79].
Проще говоря, на протяжении пяти веков краеугольным принципом всей политики Великобритании, а соответственно и ее разведки является Агрессия против окружающего мира! Но агрессия вообще, тем более как постоянный, многовековой краеугольный принцип не столько даже политики, сколько самого существования британского государства, лишь тогда даст какой-либо эффект, когда она не только внезапна (в том числе и своим вероломством), но и осуществляется в упреждение. Отсюда и постоянная обязанность британской разведки заблаговременно выискивать могущую стать реальной угрозу Великобритании, и еще более агрессивно, на упреждение, бороться с ней.
Ну чем, например, могла Россия угрожать Великобритании в том же 1851 г., о чем с таким пафосом говорил Пальмерстон?![80] Да ничем. Все дело было в том, что тогда лоб в лоб столкнулись две новые эпохи — одна в истории Англии, другая — в истории мировой цивилизации:
— с одной стороны, адекватно реагируя на настроения правящей элиты, пребывавшей в эйфории расцвета могущества империи, Пальмерстон провозгласил эпоху создания новой Римской империи с центром в Лондоне — как он сам же и заявил, каждый британец — житель нового Рима»;
— однако с другой — именно в это же самое время окончательно наступила и эпоха железнодорожного транспорта — Великобритания первой в мире вступила в нее. Именно в существе самой этой эпохи Великобритания и усмотрела колоссальнейшую угрозу своей морской гегемонии. Потому что в те времена только железнодорожный транспорт мог и в итоге действительно реализовал пассивный дотоле фактор необозримых трансконтинентальных пространств России в могучий, практически ничем не преодолимый геополитический фактор громадной и достаточно гибкой силы со всеми вытекающими отсюда крайне негативными последствиями для Великобритании как для великой морской державы. Ибо с железными дорогами и выходами к морям и океанам соединяющая Европу и Азию Россия объективно выдвигалась на роль лидера во всем мире!
В упреждающем режиме была спровоцирована «Восточная война». Вот почему один из первых ее ударов пришелся по российскому Дальнему Востоку с одновременным ударом по Крыму и по Северу. Вот почему во время этой войны впервые после XVII в. были реанимированы старинные общеевропейские планы по геополитическому уничтожению России и разработан новый план расчленения и раздробления России. Великобритания работала на упреждение еще только тени возможного в будущем намека на потенциальную угрозу. Более того. Несмотря на унизительное поражение России в той войне, против нее тем не менее в ход были пущены особо опасные «специальные средства»: «научный коммунизм» Маркса — Энгельса, «польское восстание», народовольцы, анархизм Бакунина, террор всех мастей и оттенков, социал-демократия всех видов, толков и мастей, интернационалы, масонство, пока не грянул со страшной силой 1917 г.
Оценивая впоследствии международное развитие с той поры, Британский Королевский институт международных исследований отмечал в своем докладе «Политические и стратегические интересы Соединенного Королевства в 1939 г.», что «постройка Транссибирской железной дороги была политическим событием большого значения. Она глубоко затронула отношения между великими державами Европы. В первую очередь она дала возможность России в своей дальневосточной политике избавиться от того морского контроля, который в конечном счете осуществляла Англия над европейскими континентальными державами благодаря своему решающему превосходству на море. Со времен Трафальгарской битвы морская гегемония Англии в восточной части Атлантического океана и в Средиземном море не подвергалась угрозе. Англия была последним арбитром в конфликтах, возникавших по вопросам колониальной политики других европейских наций. Одна только Россия, имея свободный доступ в Азию по суше, получала возможность избавиться от британской гегемонии, но до проведения Транссибирской магистрали ее продвижение было только возможностью. Поскольку главные средства сообщения России с ее дальневосточным побережьем осуществлялись морем и поскольку она зависела от морского транспорта, она вынуждена была подчиняться английскому морскому могуществу, так же как Франция и Германия. Это положение изменилось тогда, когда на широких пространствах Азиатской России стали появляться железные дороги:
во-первых, Транскаспийская (на самом деле Закаспийская. — А. М.) железная дорога, которая протянулась до персидской границы и вызвала у британских государственных деятелей «нервозность» в связи с безопасностью Британской Индии;
во-вторых, Транссибирская, которая протянулась до берегов Тихого океана, в ближайшем соседстве с Китаем, Кореей и Японией.
Эта военная и политическая угроза для британских интересов в Китае заставила Великобританию к концу последнего десятилетия XIX в. искать военных союзников против России. Мысли Чемберлена обратились к Германии. В речи, произнесенной 13 мая 1898 г., он говорил о возможности англо-германского союза, особо подчеркивая необходимость защиты британских интересов в Китае. Когда из попыток заключить англо-германский союз ничего не вышло, взоры Великобритании обратились к Японии, и 30 января 1902 г. был заключен англо-японский союз»[81].
Россия строила свои железные дороги на своей суверенной территории. И с какой такой стати ее внутренние дела должны были вызывать «нервозность» у какой-то там Англии, находящейся за тысячи миль от места событий?! Проявлять «нервозность» по поводу сугубо внутренних дел суверенного государства, тем более делать такие выводы и предпринимать такие шаги, — уже акт агрессии.
Но ход событий формально как бы оправдывал худшие опасения англосаксов, поскольку, успешно развивая железнодорожную сеть в европейской части империи, а также в Средней Азии, Россия с началом 90-х гг. XIX в. приступила к интенсивному строительству Транссибирской железной дороги, а с сентября 1896 г. и к строительству КВЖД как ответвления Транссиба. Причем и сама КВЖД имела ответвление в лице Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД).
В это же время и Германия окончательно втянулась в строительство знаменитой железной «Дороги трех Б»: Берлин — Бизантиум — Багдад, с помощью которой прямиком выходила на аванпосты британских владений в Азии, особенно на подступы к Индии. Кроме того, с 1898 г. Германия закрепилась и на Шаньдунском полуострове Китая, где в числе прочих получила также и концессию на строительство двух железных дорог.
Совокупное значение этих и других факторов привело Великобританию к мысли о том, что все необходимые предпосылки для возникновения хотя бы идеи о геополитическом союзе России и Германии были в наличии.
