Около 11 часов за правым флангом I французского корпуса начала развертываться гвардия. Находившийся здесь Наполеон III оценивал свое положение на флангах, как не дающее основания рассчитывать на успех, и решил разбить и прорвать австрийский центр. Он нашел в себе решимость вовремя израсходовать свой резерв — гвардию. Гвардейский корпус около полудня был двинут в промежуток между I и II корпусами на Сольферино.
V австрийский корпус, оспаривавший каждую пядь территории, был к полудню уже сильно истощен. На помощь ему направлялись слабые части I австрийского корпуса, еще не оправившиеся от поражения у Мадженты, и VII корпус. Одна дивизия последнего первоначально взяла южное направление, была свернута на участок своей армии и опоздала к развязке у Сольферино.
Первыми прибыли к Сольферино части I австрийского корпуса. Вместо того, чтобы помочь V австрийскому корпусу, уже 8 часов находившемуся в сильном бою, развертыванием свежих сил на его флангах и влитием поддержек, австрийцы затеяли смену усталых частей V корпуса и вывод их с боя. Эта смена совпала с решительной атакой I французского корпуса, поддержанного гвардией. Венгерцы I корпуса были сбиты. VII австрийский корпус, к которому котлы и продовольствие были подвезены только в 3 часа утра, до 10 часов задержался, чтобы получить горячую пищу, прогулялся затем в южном направлении и успел занять лишь к востоку от Сольферино ряд арьергардных позиций. С развитием французской атаки в ней принял выигрышное участие в корпус Мак-Магона.
Император Франц-Иосиф, находившийся близ Кавриана, был подавлен зрелищем отступления частей V и I корпусов; 2-я армия могла еще задерживать продвижение французов, но и в 1-й армии, долженствовавшей наступать, бои складывались не благоприятно; поэтому император приказал начать общее наступление за р. Минчио[41].
На третьем важном очаге боев австрийцы располагали значительным численным превосходством. Наполеон III получил известие (доклад извозчика из Мантуи) о выступлении II австрийского корпуса (дивизия Иелачича) из Мантуи, и ожидал удара с юга[42]. Поэтому он задержал уступом позади левофланговый III корпус Канробера; так как последний передал дивизию своей кавалерии IV корпусу Ниэля, то у него в распоряжении осталось только 12 кавалеристов; поэтому фланговый корпус не мог сам установить призрачность угрозы, о которой сообщал Наполеон III, и лишь далеко после полудня начал поддерживать IV корпус. Первая задача, выпавшая на IV корпус, заключалась в оттеснении двух австрийских батальонов из Медоле. Находившаяся по соседству резервная австрийская конница вступила в бой, но дальний огонь нарезных французских орудий произвел на кавалерийских начальников такое впечатление, что конница около 6 часов утра начала отход и задержалась около 9 часов утра в Гоито, на р. Минчио, в значительном переходе позади поля сражения[43]. В дальнейшем IV французскому корпусу пришлось выбить из Робекко и оттеснить к Гвидицоло III австрийский корпус. Последний мог быть поддержан IX и XI корпусами, но в австрийской армии проявление частной инициативы не культивировалось; диспозиции для сражения отдано не было, и все выжидали приказаний. Командующий I армией генерал Вимпфен получил только в 10 час., через 5 часов после начала боя, устное приказание Франца Иосифа — выполнить движение армии, указанное накануне, и тем помочь атакованному неприятелем центру. В 12 час. генерал Вимпфен получил письменный приказ, уклонявший направление его движения несколько к северу — вместо Медоле вдоль шоссе на Кастильоне. Это направление приводило 1-ю австрийскую армию к атаке через лагерный плац. Предстояло пройти 2–3 километра по совершенно открытому пространству. Командир IV французского корпуса, инженер и будущий военный министр генерал Ниэль, выставил для обстрела его 42 пушки, и Мак-Магон — 24 пушки. По поводу наступления через этот лагерный плац Мольтке в своей истории кампании 1859 года замечает, что «для наступления не может быть поставлено более трудной задачи, чем прохождение через чистое ровное пространство».
Организация австрийского наступления в новом указанном направлении затянулась. IV французский корпус после полудня начал получать поддержку от Канробера. Бой получил здесь характер перемежающихся атак с обеих сторон. Австрийская артиллерия действовала изолированными батареями и даже взводами; серьезную артиллерийскую массу можно было бы создать лишь за счет привлечения находившегося поблизости и бездействовавшего артиллерийского резерва 2-й армии; но массирование артиллерии не входило еще в круг тактических идей австрийского командования. Австрийцам удалось достигнуть лишь очень скромных частных успехов. Ниэль удержался в занятом расположении. Так как австрийский центр уже давно находился в полном отступлении, то в 17 часов и Вимпфек отдал приказ об отходе своих войск.
Разразившийся в этот момент дождь прервал бой; французы нигде не преследовали. Под прикрытием арьергарда, остававшегося в Гвидицоло до 22 часов, австрийцы спокойно отошли. К утру австрийцы находились уже за р. Минчио, а затем сосредоточились в районе Вероны. Потеря в сражении под Сольферино были: у австрийцев — 13 тыс. убитыми и ранеными, 9 тыс. пленными; у союзников — 14 тыс. убитыми и ранеными, 3 тыс. пленными. Особенно крупные потери — 20 % своего состава — понес IV французский корпус, ведший упорный бой с численно превосходной 1-й австрийской армией. Из 78 австрийских батарей только 45 батарей приняли хотя бы небольшое участие в сражении. Уже из сравнения потерь видно, что австрийские войска дрались с достаточным упорством, и что превосходство австрийского ружья уравновешивало превосходство французских пушек. Это встречное сражение было проиграно австрийцами преимущественно вследствие недостатков управления и вытекавшего из него нагромождения корпусов в глубину. 8 часов V австрийский корпус (всего 13 тыс.) отбивал в центре атаки полуторных сил французов, выигрывая тем драгоценное время для маневра — перехода левого крыла австрийцев в наступление. Но к последнему удалось подойти лишь спустя 9 часов после завязки боев, когда в сущности сражение уже было проиграно. Это опоздание австрийцев естественно вытекало из того, что корпуса, атакованные в первой линии, ограничивались тем, что сдерживали неприятеля своими передовыми частями, а корпуса, находившиеся позади, оставались на месте, ожидая указаний свыше. Верховному же командованию потребовалось 6–7 часов времени, чтобы прибыть на поле сражения, разобраться в обстановке и составить по донесениям о различных схватках в передовых частях представление о начавшемся сражении.
Стремление каждого австрийского начальника возможно дольше удерживать сильный резерв, подготовлять на случай неудачи тыловую позицию, вытекавшее из господствующей пессимистической оценки общего положения, задерживало вступление в бой австрийских масс, что являлось особенно гибельным в условиях встречного боя; боевая часть австрийцев, несмотря на некоторое численное превосходство последних, почти всегда количественно уступала боевой части французов; редкие цепи не позволяли полностью выявить превосходство австрийских ружей. Преувеличенная забота австрийцев о тыле и об обеспечении операции прежде всего отражала их боязнь революции и недостаточную волю к победе, вытекавшую из политического устройства Австрии.
Толкование опыта войны во Франции и Австрии. Через две недели после Сольферино военные действия закончились, так как продолжение их являлось невыгодным как для Франции, так и для Австрии. Любопытно, какое толкование в дальнейшем получил опыт этой кампании у обеих враждующих сторон.
Французские победы в Крыму и Италии явились в результате приложения их «алжирских» тактических методов: целые батальоны развертывались сразу в густую стрелковую цепь и с неподражаемым порывом устремлялись вперед. Отсутствие тактической дисциплины, известная анархия были характерны для ведения французами боя. Атака не могла быть никогда начата слишком рано или ведена слишком быстро, Наполеон III в начале кампании опасался, что скажется превосходство австрийского ружья, если французская пехота не будет стремиться скорее сблизиться с австрийской пехотой на близкие дистанции, и отдал армии приказ, в котором значилось: «новое оружие опасно только в том случае, если вы остаетесь на удалении от него»; этот приказ подлил еще масла в огонь. Основной лозунг боя был: «вперед, вперед». Всякие уставные формы должны были отступать на второй план перед индивидуальным чувством исполнителей.
Тогда как французские приемы вызывали восхищение у других армий, недостаточно с ними знакомых, они возбуждали глубокое сомнение среди французского высшего комсостава. Мы видели, как Мак-Магон в сражении при Мадженте и Сольферино боялся выпустить войска из своих рук, тщательно задерживал вступление в бой своего корпуса и искал в систематическом развертывании, «ученом маневрировании», и нацеливании боевого порядка противоядие анархическим приемам боя. После 1859 года на пост военного министра был призван Ниэль — талантливый военный инженер и неплохой командир корпуса в 1859 г. Ему не удалось добиться значительных результатов в области организационно-мобилизационной, но тактику французской армии он изменил коренным образом, изгнав анархию и установив инженерный распорядок. Превосходство противника в чем-либо производит на войска всегда большее впечатление, чем свои собственные достижения. Встретившись в 1859 г. с лучшим австрийским ружьем, французы предали особенно важное значение вооружению пехоты. Ниэль перевооружил французскую армию превосходным ружьем Шаспо, заряжавшимся с казны, но, как техник, переоценил успехи техники и преподал в уставе следующий завет армии: «в настоящее время, при новом оружии, преимущество находится на стороне обороны». В 1868 г. во французской уставной комиссии считалось хорошим тоном видеть в тактике только отрасль искусства фортификации: тактика — это искусство насколько возможно дольше оставаться за закрытием и не подставлять себя под убийственный огонь неприятельских заряжающихся с казны ружей. Сущность тактического решения сводилась к выбору хорошей позиции; значение местности преувеличивалось до крайних пределов. Порыв и инициатива были похоронены, преклонение перед техникой привело к пассивности; понимание маневра утратилось. Борьба с тактической анархией, начатая Ниэлем, дала огромный перегиб в другую сторону. Австрийская армия реагировала на опыт 1859 года совершенно иначе. Хорошее вооружение австрийской пехоты и начатки огневой тактики в ее уставах не привели к успеху; бурные атаки французов восторжествовали; отсюда в австрийском уставе 1862 года качествам пехотного ружья и огню пехоты придавалось второстепенное значение; центр тяжести переносился с ружья на штыки, воскрешалось положение: пуля — дура, штык — молодец; пехота подготовлялась в духе ударной тактики к атаке батальонными колоннами, следующими в 200–300 шагах за густой стрелковой цепью; так как колонны следовали в атаку безостановочно, то для стрелковой цепи не оставалось почти вовсе времени для подготовки атаки огнем. За это движение вспять от дивизионной к батальонной колонне[44] австрийцам пришлось дорого расплатиться в 1866 году. Артиллерийскому превосходству, которое в 1859 находилось на стороне французов, австрийцы придали большое значение; они перевооружили артиллерию нарезными пушками, заряжающимися с дула, как у победителей французов, и начали обучать свои батареи действовать не отдельными взводами, а массами в десятки и сотни орудий, сосредоточивающими свой огонь для решения одной задачи. В 1866 году австрийцы уже не забывали, как в 1859 году, свои артиллерийские резервы в тылу поля сражения.
