Деятель террора
Каганович был одной из ведущих фигур той страшной террористической чистки партии и всего общества, которая проходила волна за волной в СССР в 1936—1938 годах. Именно Каганович возглавил в Москве репрессии в наркоматах путей сообщения и тяжелой промышленности, в Метрострое, а также во всей системе железных дорог и крупных промышленных предприятий. При расследовании, которое проводилось после XX съезда КПСС, были обнаружены десятки писем Кагановича в НКВД со списками множества работников, которых он требовал арестовать. В ряде случаев он лично просматривал и редактировал проекты приговоров, внося в них произвольные изменения. Каганович знал, что делал. Сталин настолько доверял ему в тот период, что поделился с ним планами «великой чистки» еще в 1935 году.
Аресты и казни происходили почти буднично, на фоне повседневных, не связанных с террором дел. Ломая и калеча судьбы людей, Каганович, например, в конце 1936 года выполнял довольно безобидную работу: просматривал по ходу монтажа кадры готовящегося документального фильма «Доклад тов. Сталина И. В. о проекте Конституции Союза ССР на Чрезвычайном VIII съезде Советов» (См.: Бернштейн А. Возвращение из небытия // Советская культура. 1989. 18 апр.). В то же время прошумело довольно короткое, но громкое торжество в связи с пробегом нового паровоза «СО» по маршруту Москва – Владивосток – Москва. Идея пробега принадлежала Кагановичу. Печать подчеркивала, что это – «небывалый на транспорте рейс».
В январе 1937 года прошел процесс Пятакова – Радека. Поэт Виктор Гусев писал в те дни:
…Родина! Видишь – как мерзок враг. Неистовый враг заводов и пашен, Как он пробирался с ножом в руках К сердцам вождей, а значит – и к нашим.
Суд окончит свои заседанья. Огни погасит судебный зал. В конце их гнусного существованья Волей народа раздастся залп.
Двое из семнадцати подсудимых работали в НКПС под руководством Кагановича и, несомненно, попали за решетку не без его участия. На суде они высказывались не как разоблаченные преступники, но как провинившиеся работники. Так, заместитель Кагановича Я. А. Лившиц говорил: «Я был окружен доверием партии, я был окружен доверием соратника Сталина – Кагановича. Я это доверие растоптал…» (Последнее слово подсудимого Лившица // Правда. 1937. 30 янв.) Другая жертва – И. А. Князев – работал начальником различных дорог и, как он сказал на процессе, «по существу техническим руководителем» эксплуатационного управления НКПС; его последнее слово было как бы наглядной иллюстрацией приказа Кагановича 1935 года о крушениях и авариях, начиная с заявления о том, что «вся сила нашей подрывной, вредительской, диверсионной работы сосредоточивалась на крушениях», и кончая такими словами, более уместными в передовице «Гудка», нежели в устах «неистового врага»: «…Несмотря на огромную созидательную и творческую работу, которую проделал Лазарь Моисеевич за полтора с небольшим года по работе на транспорте, в сознании ряда работников и большого числа специалистов не изжито понятие, что без крушений и аварий на транспорте работать нельзя, что крушения и аварии являются неизбежным следствием и спутником сложного производственного процесса на транспорте». Далее в словах обреченного сквозит абсурдное для преступника чувство вины перед начальством: «Поднявшись до больших постов, я пользовался исключительным доверием и партии, и правительства, и Л. М. Кагановича. Я искренне скажу, что эти полтора года, когда мне приходилось не раз встречаться с Лазарем Моисеевичем один на один, у нас было много разговоров, и всегда в этих разговорах я переживал чудовищную боль, когда Лазарь Моисеевич всегда мне говорил: «Я тебя знаю как работника-железнодорожника, знающего транспорт и с теоретической, и с практической стороны. Но почему я не чувствую у тебя того размаха, который я вправе от тебя потребовать?» Вероятно, выговоры Кагановича «облагорожены» в этом пересказе: но за этим следует крик души: «…Надо было нечеловеческое усилие, чтобы пройти эти разговоры» (Последнее слово подсудимого Князева // Правда. 1937. 30 янв.).
На февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года Сталин выступил за развитие критики и самокритики, против парадности и культа «вождей». Культ самого Сталина, естественно, затронут не был, и психологическая дистанция между «гением» и «соратниками» увеличилась еще больше. Стало ощутимым некоторое отдаление Кагановича от вершины власти: «ближайшим» к хозяину его больше никто не именовал, даже в Наркомате путей сообщения культ Кагановича стал чуть потише. На похоронах Г. К. Орджоникидзе Сталин стоял у гроба вместе с Молотовым, Калининым, Ворошиловым. Даже в День железнодорожного транспорта восхваления Кагановича не превысили будничный уровень.
Впрочем, хоронить Железного наркома было рано.
Не случайно, что именно Каганович выезжал для руководства чисткой во многие районы страны: он возглавлял репрессии в Челябинской, Ярославской, Ивановской областях и в Донбассе. Так, например, не успел Каганович приехать в Иваново, как сразу дал телеграмму Сталину: «Первое ознакомление с материалами показывает, что необходимо немедленно арестовать секретаря обкома Епанчикова. Необходимо также арестовать заведующего отделом пропаганды обкома Михайлова».
Получив санкцию Сталина, Каганович организовал подлинный разгром Ивановского обкома партии. Выступая в начале августа 1937 года на пленуме уже весьма поредевшего обкома, он обвинил всю партийную организацию в попустительстве врагам народа. Сам пленум проходил в атмосфере террора и запугивания. Стоило, например, секретарю Ивановского горкома А. А. Васильеву усомниться во вражеской деятельности арестованных работников обкома, как Каганович грубо оборвал его. Тут же на пленуме А. А. Васильев был исключен из партии, а затем и арестован как враг народа. Такая же судьба постигла и члена партии с 1905 года, председателя областного Совета профсоюзов И. Н. Семагина (См.: Очерки истории Ивановской организации КПСС. Ярославль, 1967. Ч. 2. С. 296.).
Если остановиться на примере Ивановской области, обнаруживается, что под колеса террора благодаря Кагановичу попали и сами исполнители террористической кампании. Впрочем, это в 1937 году было общим правилом: для Сталина не существовало «своих», которые бы могли чувствовать себя в безопасности.
Ивановская газета «Рабочий край» задолго до приезда Кагановича пестрела заголовками: «Подозрительное поведение тов. Фрумкина», «Перерожденцы из облсовета Осоавиахима», «Двурушник Крутиков исключен из партии» и т. п. Какую роль во всем этом играл обком партии, видно из произошедшего в апреле случая, когда управляющий Шуйским хлопчатобумажным трестом Гусев, обвиненный в приеме на работу 12 троцкистов (то есть на его предприятии было арестовано 12 человек, что становилось поводом для ареста руководителя), был оправдан партийным собранием треста. Обком вмешался и восстановил несправедливость. К концу мая врагов «обнаружили» во всех райкомах города Иваново, в горкоме и облисполкоме. Первый секретарь обкома Носов на областной партконференции сделал вывод: «Было бы вредным думать… что все враги народа – троцкисты и правые контрреволюционеры уже разоблачены и обезврежены» (См.: Рабочий край (Иваново). 1937, 29 мая.). Но после приезда Кагановича «врагом народа» оказался и сам Носов.
Это посещение Кагановичем Иванова прошло бесшумно – не было не только никаких торжеств, но и вообще ничего не сообщалось о приезде в город секретаря ЦК партии.
Так же грубо и жестоко, как в Иванове, действовал Каганович и в Донбассе, куда прибыл в 1937 году для проведения чистки. Он сразу же созвал совещание областного хозяйственного актива. Выступая с докладом о вредительстве, Каганович прямо с трибуны заявил, что и в этом зале среди присутствующих руководителей есть немало врагов народа и вредителей. В тот же вечер и ту же ночь органами НКВД было арестовано около 140 руководящих работников Донецкого бассейна, директоров заводов и шахт, главных инженеров и партийных руководителей. Списки для ареста были утверждены накануне лично Кагановичем.
Сталин активно помогал Кагановичу в разгроме партийной организации Украины. На пленуме Киевского обкома партии Каганович добился смещения бюро обкома во главе с П. П. Постышевым, с мстительной активностью сводя счеты со своими оппонентами 1927—1928 годов.
22 августа 1937 года Каганович был назначен наркомом тяжелой промышленности. Ровно за две недели до этого, после критической статьи в подведомственном ему «Гудке», был разгромлен партком Наркомтяжпрома. Таким образом Каганович внес свой вклад в чистку наркомата, еще не успев возглавить его. Начатая с приходом нового руководителя перестройка структуры управления тяжелой промышленностью вскоре была объявлена в Совнаркоме «примером для перестройки работы других хозяйственных наркоматов». Никогда не забывавший о наградах, Каганович учредил переходящие Красные знамена победителям социалистического соревнования в Наркомтяжпроме, «Похвальный лист» и значок «Отличник социалистического соревнования Тяжелой Промышленности».
