Другого моего дальнего родственника, Петра Ивановича Федорова, держали в тюрьме подольше — он проявил ненормальное упорство, отказываясь отдать свою собственность, целых два месяца. Ужас вызывали его рассказы о том, как по очереди спали в камере: в нее набили 53 человека, а рассчитана она была на 19. Как выкрикивали имена выводимых на допрос. В каком состоянии эти люди возвращались… кто возвращался.
После того как новый «следователь», венгерский еврей, пообещал расстрелять родственников жены, П. И. Федоров отдал часть своего золота — драгоценности первой жены. Остальное — золотые монеты и привезенные из Средней Азии кольца — выбросил в Неву. Всякий раз, проходя через Троицкий мост, я затаенно улыбаюсь, потому что помню место, где полетел в воду увесистый сверток. Большевичкам и их наследничкам типа господина Зюганова место могу показать — пусть поныряют.
Жилищный вопрос
29 октября устанавливался 8-часовой рабочий день, вводилось новое законодательство об оплате работы женщин и подростков, о пособиях по безработице и об оплачиваемых отпусках.
Эти меры не оказали большого влияния на жизнь рабочих: деньги имели все меньшее и меньшее значение, а 8-часовой день рабочие еще весной 1917 года ввели сами — явочным порядком.
В декабре 1917 года были запрещены сделки с недвижимостью, а в августе 1918 года городскую недвижимость официально национализировали. Но уже в начале ноября началась грандиозная перемена собственников жилья: разрешено было занимать пустующие квартиры и «подселяться». При этом никого не волновало, почему жилье «пустует». Квартиры, оставленные на время командировки или отъезда на лечение и временного проживания в другом городе, легко захватывались всеми желающими. Они ведь так и стояли — с мебелью, с печами, готовыми к протопке, с постельным бельем и одеждой в шкафах, с галошами на стойке в прихожей, с семейными фотографиями и картинами. Приходи, поселяйся и живи.
Если у вас большая квартира, вас вполне могли «уплотнить». То есть вселить в эту квартиру или такого же «буржуя», или вообще любого, кого захочет вселить новая власть. А то ведь и правда — кто-то «один в семи комнатах, а другой пропитание на помойке ищет»[63]. Непорядок. Я не зря вспомнил «Собачье сердце» — там все разворачивается как раз вокруг идеи «уплотнения» профессора Преображенского.
Кто решал, какая квартира «слишком большая»? Да любой местный Совет любого уровня. При этом «лишние» комнаты захватывались внезапно, чтобы хозяева не успели вынести оттуда вещей. Часто «трудящиеся» — особенно вооруженные — и сами «уплотняли» «буржуев». Совет только выдавал им ордера на жилье задним числом: по факту захвата.
Именно с этого времени во всех крупных городах обычным делом стали «коммуналки» — квартиры на многих хозяев. Само название «коммуналка» — это производное от «коммунальная квартира», в которой живут не частные собственники, а ведется общее, коммунальное хозяйство.
Предоставляю читателям судить самим, кто именно из «пролетариев», люди какого склада особенно лихо «уплотняли» «буржуазию».
Но ведь, «уплотняя» и «репрессируя», коммунисты только распространяли на сотни тысяч людей то, что уже сделали с кучкой очень знатных и богатых людей. Нет ведь никакой нравственной разницы, пытать и убивать великого князя, владельца завода, профессора или мастера на железной дороге. Разница только в том, сколько денег и других ценностей можно найти в карманах трупа.
Организация голода
Коммунисты откровенно хотели «прямого перехода к социализму», то есть отменить частную собственность и заменить денежно-рыночные отношения административным распределением пайков. На это и были нацелены экономические декреты Совнаркома. Отмена частного предпринимательства означала, в частности, что в городах государство становилось единственным работодателем, от которого все население зависело.
21 ноября 1918 года внутренняя торговля была объявлена государственной монополией, частные торговцы превратились в спекулянтов, которых преследовала ЧК.
Всегда города кормили крестьяне или жители пригородов, державшие коров и разводившие огороды. Эти полезнейшие люди вдруг, совершенно неожиданно для самих себя, не имели уже права продавать в городах что бы то ни было: ни хлеб, ни молоко, ни творог, ни масло, ни капусту, ни картошку, ни… Словом, совершенно никакие продукты. Нельзя. Частный торговец стихийно порождает капитализм, а ужасы капитализма требуют решительной борьбы.
От теории — к практике! И. Бабель отлично описывает, как зимой 1918 года на перроне Московского вокзала в Петрограде «заградительный отряд палил в воздух, встречая подходивший поезд. Мешочников вывели на перрон, с них стали срывать одежду»[64].
«Мешочники» — это как раз те, кто пытается провезти в город хоть какую-то еду. Ведь горожане за продовольствие готовы платить любые деньги, отдавать хорошие вещи — и одежду, и мебель, и патефоны, и украшения, и золото… Все, что угодно.
Осмелюсь напомнить вот что… Кроме взрослых людей, в российских городах жили еще и маленькие дети. И мамы этих крошечных детей — в том числе и кормившие молоком. И беременные женщины, на разных стадиях этого состояния.
Взрослые люди еще могут посмеяться над своими голодными несчастьями. А как зимой 1918 года смеется детям лет 2–3? Позже мы увидим — в зависимости от того, к какой категории населения относятся их папы и мамы.
Да здравствует равенство народов!
Число легендарных ленинских декретов превышает 2 тысячи, но один из этих первых и важнейших декретов до сих пор усиленно скрывается от населения. Это Декрет о репрессированных народах от 29 октября 1917 года.
Согласно этому декрету, царизм угнетал многие народы Российской империи. Угнетал все, целиком, держал их, бедных, в «тюрьме народов». Потому эти репрессированные царизмом народы все, целиком, до последнего человека, должны рассматриваться как невинные и пострадавшие. Даже если представители этого народа были дворянами или богатейшими купцами — все равно ведь народ-то репрессированный! И все ограничения, которые обрушиваются на представителей привилегированных сословий, на представителей этих народов не распространяются.
В число репрессированных народов вошли народы Севера — чукчи, юкагиры, ительмены, селькупы… Долго перечислять. Народы Средней Азии, Кавказа — сарты, черкесы, лазы, осетины… опять же, долго перечислять, — те, кого завоевала империя, покорила, сделала неравноправной частью своего населения. О неравноправии всех этих народов в империи можно поспорить, но я ведь сейчас не об этом. Я показываю, что это был за декрет.
Поляки и украинцы не считались репрессированными народами, но, как легко понять, евреи-то, конечно же, считались.
В первые десятилетия Советской власти потомку дворян, купцов, духовных лиц было очень трудно получить образование, хоть как-то продвинуться по службе. В 1922–1923 годах стали «чистить» высшие учебные заведения, выгоняя «по анкетным данным» студентов даже со старших курсов (что вызвало много самоубийств). Но евреев это не касалось! Сын священника должен был или отрекаться от отца через газеты, или бежать за границу, или влачить существование, никак не соответствующее его домашней подготовке и умственным способностям. Поэт Вадим Шефнер, дворянин, образования так и не получил, работал рабочим на заводе большую часть своей жизни. А «сын рабби» мог поступать в любой вуз Советского Союза без малейших ограничений!
Теоретически это мог делать и сын таджикского муллы или сын эвенкийского шамана, но я предоставляю судить самому читателю, насколько актуально было поступление в Московский университет для охотника на морского зверя в водах Чукотского моря или для таджика, живущего в горах Памира. А вот дети раввинов, уязвленные процентной нормой, этого очень даже хотели.
Именно этим декретом создавалось новое привилегированное сословие из национальных меньшинств, евреев в первую очередь. Роль евреев как столпов Советской власти нашла отражение во множестве анекдотов.
«Если за столом сидят шесть комиссаров, то что под столом? — Двенадцать колен Израиля».
«Чай Высоцкого, сахар Бродского, Россия Троцкого».
Все это — цитаты по еврейской газете «Die Zeit» от 13 апреля 1923 года[65]. Развлекались себе люди, веселились.
Ходила и такая частушка:
У украинцев свой гетман,
У поляков есть свой круль.
А у русского народа
Не то Янкель, не то Сруль.
Жаль, что эту книгу будут читать дамы, я не могу привести еще несколько еще более замечательных перлов народного творчества. Приведу лучше вполне приличные стихи Зинаиды Гиппиус:
Китайцы, монголы,
Башкир да латыш.
А каждый-то голый,
И хлеба-то шиш.
И немцы, и турки,
И черный мадьяр…
Командует юркий
Брюнет-комиссар.
Очнись от угара,
О русский народ!
Хватай комиссара —
А то удерет.
Так что вот, не было национального равенства в стране «победившего социализма». Не было. Никогда не было: ни в СССР, ни в Советской России с ноября 1917 года.
