В этой обстановке вопросам внешней разведки отводилось далеко не первостепенное место. Разведывательная деятельность продолжалась, хотя носила в целом спорадический характер — отдельные лица, отдельные поручения. К ней по-прежнему привлекались люди, состоявшие на дипломатической или военной службе, наиболее надежные, способные, проверенные. Но это были в основном одиночки. Выполнение секретных поручений считалось делом весьма почетным как для представителей аристократии, царедворцев, так и, тем более, для выходцев из низших социальных слоев общества.
В этом отношении интересна судьба Тимофея Степановича Бурнашева, сына простого сибирского казака, разведчика глубинных районов Средней Азии, в сторону которых неизменно посматривало око двуглавого орла даже в тревожные времена «французской эпидемии». Ведь недаром, как заметил В.О. Ключевский, массивность российского «политического «тела» служила верным гарантом от всяких излишних движений». Приращение этой массивности за счет южных и восточных земель создавало искомые условия для внутреннего покоя.
В 1794 году управляющий Сибирским краем генерал Густав-Эрнест Штрандман получил высочайшее повеление о направлении в Среднюю Азию «под секретным видом экспедиции для узнавания сего края во всех отношениях». Среди кандидатур на выполнение этого сложного и небезопасного задания генерал остановил свой выбор на Тимофее Бурнашеве.
Тимофей в юности окончил с отличием Барнаульское горное училище, работал на руднике. Проявил изобретательность, создал специальную лабораторию по исследованию добываемых руд. Затем — служба в одном из отрядов Сибирского корпуса. И здесь он выделяется среди сверстников не только умом, но и хорошей военной подготовкой, отличными успехами в стрельбе, недюжинной физической силой. Тимофею был 21 год, когда генерал решил, что он будет наиболее подходящей кандидатурой для выполнения намеченной разведывательной миссии.
Подготовка к экспедиции проходила в обстановке строгой секретности. «Велено было мне назваться русским купцом, а между тем воспрещено даже любопытствовать о настоящем моем звании и мне не иметь ни с кем никакого обращения и знакомства, кроме главного правителя дел, — вспоминал Бурнашев. — …Отправка моя будет с Оренбургской линии из-под города Троицка, при купеческом караване татар. Наперво в Большую Бухарию, а оттуда через Самарканд, Ходжемент, Уратубу, Кокан — в Ташкентию. Из сего места через Туркестан, Киргизскою степью обратно в Россию». Вместе с Бурнашевым в разведывательную экспедицию отправлялся унтер-офицер Сибирского корпуса Безносиков.
Несмотря на принятые меры конспирации и тщательную подготовку, разведчики, прибывшие в Бухару под видом «русских купцов», вызвали подозрение у местных властей и были взяты под неусыпное наблюдение. В то время подобные меры принимались ко всем посещавшим Бухару иностранцам. К «русским купцам» приставили караул, запретили посещать город, в течение двенадцати дней они подвергались строжайшему допросу: кто они, куда следуют и зачем?
Но разведчики сумели выдержать проверку и рассеять имевшиеся в отношении их подозрения. Они даже удостоились благосклонной аудиенции самого бухарского эмира.
После аудиенции «купцы» получили свободу и несколько месяцев пробыли в Бухаре. «В сие время, — писал Тимофей Бурнашев, — успели собрать много нужных и любопытных сведений. Все путевые замечания делал я придуманными мною еще в России знаками, дабы никто не мог их читать, и даже товарищ мой не мог разбирать сего моего письма».
В мае 1795 года Бурнашев отправляется в Россию. Бухарские стражи безопасности принимают меры к тому, чтобы не допустить его возвращения на родину. Они организуют набег отряда киргизов Малой Орды на караван, в составе которого находился Бурнашев. Ночью у реки Сыр-Дарья Бурнашеву удается бежать, и он в одиночку добирается до Оренбурга.
Его «Замечания о пути по Бухарин» были срочно отправлены управляющему кабинетом императрицы, а он сам был щедро вознагражден за выполнение опасного задания.
В начале 1798 года инспектор Сибирской дивизии племянник А.В. Суворова князь А.И. Горчаков поручает Бурнашеву организовать новую секретную экспедицию в малоизученные районы Киргизской степи. Подготовка к ней заняла у Бурнашева около двух лет. Он должен был под видом посланника выехать к одному из киргизских султанов и по пути собрать через русских пленных как можно более полную информацию о «ташкентских землях» и секретных проходах через Голодную и Киргизскую степи.
Бурнашев с десятью казаками и султаном Букеем в течение полугода кочевал по безводным степным просторам, посетил Ташкент и вручил местному правителю послание Павла I.
По возвращении на родину он снова составил подробный отчет, который получил высокую оценку в Петербурге. Его секретные экспедиции во многом способствовали расширению связей России со странами Средней Азии.
15. «Красавец Леандр» выходит на связь
С некоторых пор в Петербург из Парижа стали поступать шифрованные сообщения от российского посла во Франции К.В. Нессельроде, в которых все чаще и чаще мелькали какие-то странные персонажи.
«Мой кузен Анри рассказал мне в частной беседе…» — и далее следовал перечень сведений о положении во Франции и ее предстоящих внешнеполитических шагах, которые никак не могли быть известны какому-то частному лицу, не посвященному в государственные тайны. Аналогичная ситуация складывалась и вокруг информации «красавца Леандра», «Анны Ивановны» или «юрисконсульта». Сторонний наблюдатель, случайно прочитав в архивах Российской империи информационные сообщения со ссылками на вышеназванных лиц, даже в самом вдохновенном полете своей фантазии не мог бы предположить, что знакомится с секретными донесениями одного из самых выдающихся агентов за всю историю русских спецслужб — платной информацией его высочества светлейшего князя и владетельного герцога Беневентского, великого камергера императорского двора, вице-электора Французской империи, командора ордена Почетного легиона, князя Талейрана-Перигора.
В России, по свидетельству академика Тарле, хорошо знали о душевных особенностях Талейрана. И не только душевных. Знали, например, что в конце 1804 года французский министр иностранных дел охотно поторговывал большими и малыми княжествами Центральной Европы и собирался продать Голландию, запросив с покупателя четырнадцать миллионов франков. Знали и о том, что бывший монах-расстрига не в ладах с моралью и весьма далек от многих человеческих добродетелей. Но то, с чем неожиданно столкнулся сам царь Александр I, не укладывалось ни в какие мыслимые и немыслимые представления о Талейране.
В один из дней сентября 1808 года, когда, утомленный беседами с императором Наполеоном в Эрфурте, Александр отдыхал в гостиной княгини Турн-и-Таксис, туда вошел французский министр иностранных дел. После первых же слов приветствия Талей-ран обратился к российскому монарху с неожиданным вопросом: «Государь, для чего вы приехали в Эрфурт? Вы должны спасти Европу, а вы в этом преуспеете, только если будете сопротивляться Наполеону». Александр был буквально ошеломлен. «Не провокация ли это?» — подумал он. Однако встречи в неофициальной обстановке были продолжены, и подозрения русского царя вскоре рассеялись. А после отъезда из Эрфурта, когда тайная переписка между Талейраном и Александром I стала регулярной, царь стал серьезно полагаться на советы и секретную информацию «Анны Ивановны», «красавца Леандра» и т. п., поскольку не усматривал в ней никакого подвоха или фальсификации. Такое множество псевдонимов, под которыми по инициативе самого царя скрывалось одно и то же лицо, показывает, насколько Александр I дорожил этим контактом, оберегал его от случайного раскрытия, прибегая к строжайшему соблюдению правил конспирации. Такая зашифровка источника информации может служить примером и сегодня.
Сообщения Талейрана царю становились все подробнее и… тревожнее. В декабре 1810 года он доставил Александру ряд сведений, которые подтвердили наихудшие опасения российской дипломатии: Наполеон действительно готовился к нападению на Россию. Талейран даже называл конкретную дату — апрель 1812 года, рекомендовал Александру крепить оборону, так как война уже у порога Российского государства. В сообщениях Талейрана можно было прочитать его оценки состояния французской армии, советы относительно укрепления российской финансовой системы и даже предложения о дальнейшей системе безопасной связи между тайными корреспондентами. Среди собственноручных писем Талейрана к императору Александру архивы сохранили одно, написанное 10 февраля 1809 г. Это послание, по свидетельству специалистов, скорее напоминает криптограмму, чем обычное деловое письмо. Но при его прочтении адресату становится понятна новая система, которую Талейран разработал для обеспечения безопасности дальнейшей секретной переписки. В завершение этого послания Талейран тепло благодарил Александра за «благородное и мудрое постоянство» в намерении вести с ним дальнейшую тайную переписку.
