праправнучкой короля Дании и племянницей короля Швеции Адольфа Фредрика. А также двоюродной сестрой шведских королей Густава III и Карла ХIII. Всех их, кроме короля Дании, объединяла принадлежность к Гольштейн-Готторпской династии.
А если учесть, что король Дании принадлежал к Ольденбургской династии, младшей ветвью которой были Гольштейн-Готторпы, то можно сказать, все они были Ольденбургскими. Или по-нашему, по-славянски, Старгородскими. О вековечной борьбе славян с Ольденбургами известно из истории. Они считают нас своей законной колонией, которая взбунтовалась, но которую они, как хорошие хозяева, обязаны вернуть к повиновению.
Процесс «вестернизации» правящей элиты в России насчитывает не одно столетие. Известно, что «окно в Европу» открыл Петр I. Именно в годы его правления начался насильственный слом патриархального уклада России. Эталоном для подражания при реформировании общества для русского царя стали западноевропейские страны, в первую очередь, Голландия. В последние годы правления Петра I, а затем его супруги Екатерины I (1725–1727 гг.) Англия и Россия находились, по определению британского историка М. Андерсона, в состоянии «холодной войны», которая в любой момент грозила перерасти в открытое столкновение. В мае 1726 г. британская эскадра из двадцати кораблей заблокировала российский флот у Ревеля.
В ответ на подобные действия англичан Екатерина I направила гневное письмо королю Англии Георгу I Ганноверскому. «Министры вашего королевского величества никогда не имели прямого намерения к заключению союза между Россией и Англией, и отправление эскадры есть следствие той злобы, которую некоторые из ваших министров в продолжении многих лет постоянно, везде и явно против нас показывают, — писала императрица. — Ваши министры не могли придумать ничего нового и потому предъявили старое, ложное и гнилое нарекание за сношения наши с Претендентом» (речь шла о сыне изгнанного в 1688 г. с английского престола короля Якова II Стюарта). Нельзя не признать, что в обвинениях императрицы действительно доля истины была.
По утверждению Андерсона, памфлетисты, состоявшие на службе у министров, стремились представить Россию в глазах общественного мнения Англии как опасную и агрессивную державу, экспансия которой будто бы угрожала англичанам. Заметный перелом к лучшему в российско-британских отношениях наметился в 1731–1732 гг. после прихода к власти новых монархов: в России — императрицы Анны Иоановны, в Англии — короля Георга II. Большую роль в налаживании отношений между странами сыграл российский посланник в Англии, дипломат и просветитель А. Кантемир. Прекрасно владевший английским языком, тонкий знаток литературы, в особенности английской публицистики (в его обширной библиотеке имелись редкие для России той поры британские издания «The Freethinker», «The Tatler», «The Spectator». «The Freeholder», «The Guardian»), Кантемир сблизился в Лондоне со многими видными учеными, философами и литераторами, пытаясь с их помощью переломить общественное мнение британцев в отношении к России в лучшую сторону.
Однако, более результативным в деле налаживания двухсторонних контактов оказалось действие заключенного в 1734 г. торгового договора. На взгляд современных специалистов, это был первый документ в истории российско-британских отношений, который создал реальные преимущества для британских купцов в России. Ряд его статей (эксклюзивное право торговли с Персией через территорию России, оплата товаров в российской валюте, низкие размеры пошлин, освобождение от уплаты за арендуемые жилые помещения и т. д.) ставил британцев в привилегированное положение не только в сравнении с другими европейскими купцами, но и с российскими.
Не случайно англичане расценили торговый договор как «блестящий коммерческий триумф Британии», а XVIII век назвали «золотым веком» в российско-британских торговых отношениях. В то же время этот договор наносил серьезный удар по интересам русского купечества, вызывая резкое недовольство в его среде. И все же заключение торгового договора, несмотря на всю его неоднозначность, способствовало достижению дружественных отношений между странами на протяжении нескольких десятилетий. В том же направлении действовал и российско-британский оборонительный договор, подписанный сторонами в апреле 1741 года.
Обращаясь к анализу причин российско-британского сближения, Соколов пишет: «Сторонники концепции «естественного союзничества» положили в основу своей аргументации геополитический фактор и утверждали, что Англия и Россия, не имея общих границ, споров по территориальным вопросам, могут поддерживать друг друга во всех важнейших международных делах. Эти страны дополняют одна другую с военной точки зрения: Англия владеет самым могущественным флотом, Россия обладает огромными военными резервами на суше».
Хотя в правление императрицы Анны Иоановны были сделаны важные шаги в деле налаживания российско-британских отношений, однако каких-либо свидетельств влияния английской культуры в России в этот период замечено не было. Главенствующую роль в государственном правлении страны играли в ту пору, как известно, немцы. Именно они, по образной характеристике В.О. Ключевского, «посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении, уселись около русского престола точно голодные кошки около горшка с кашей», чем вызвали ненависть русского народа не только к себе, но и к правящей российской элите в целом. Бироновщина «пронеслась над народом запоздалой татарщиной», расшевелив национальные чувства.
И когда в результате гвардейского переворота 25 ноября 1741 г. на российский престол вступила дочь Петра I Елизавета, неистовым проявлениям патриотизма, казалось, не было конца. Оскорбленные господством иноземцев, русские люди начали врываться в дома, где проживали немцы, а также «порядочно помяли бока» канцлеру А.И. Остерману и фельдмаршалу Б.К. Миниху. Что же касается исполнителей заговора — гвардейских офицеров, то они потребовали от новой императрицы скорейшего избавления страны от немецкого ига.
Вступив на престол, Елизавета Петровна покончила с бироновщиной, однако это не приблизило англичан к тем позициям, которые они занимали в России во времена Петра I. В то же время императрица не остановила процесса западного влияния в стране. «Иноземное немецкое владычество сменилось другим, иноземным же, только французским, — отмечал Ключевский. — Французские вкусы, моды, костюмы, манеры в царствование Елизаветы стали водворяться при петербургском дворе и в высшем русском обществе». Страстная поклонница французского театра Елизавета Петровна выписывала из Парижа описания придворных версальских банкетов и фестивалей. Французские комедии дополнялись итальянской комической оперой. Впрочем, императрица не чуралась и отечественной драматургии.
Пьесы А.П. Сумарокова и И.А. Дмитриевского ставились в столичных и провинциальных театрах наравне с французскими и итальянскими. Дворец самой императрицы превратился в «музыкальный дом», в котором малороссийские певчие совместно с итальянскими певцами исполняли обедню и оперу, дабы не нарушить «цельности художественного впечатления». Приверженность Елизаветы Петровны к французской культуре сказалась также в распространении в годы ее правления французского языка в стране, прежде всего в учебных заведениях России. В Московском университете, открытом императрицей в 1755 г., лекции читались на французском, либо на латыни.
Преподавание на французском велось также в Морском кадетском корпусе, основанном в 1750 году. Здесь на
