В начале августа приехал в Немиров курьер от Миниха: фельдмаршал давал знать, что он переходит с армиею на сю сторону Буга и будет медленно двигаться в надежде встретить турецкую армию, с которою хочет разделаться оружием: курьер рассказывал, что армия потеряла под Очаковом немного более двух тысяч убитыми да около трех тысяч было ранено, а лошадей и волов потеряно около сорока тысяч, потому что татары всю степь выжгли. В то же время получено было известие о взятии австрийцами города Ниссы; Остейн придавал важное значение этому успеху, говорил, что взятие этого одного города выгоднее двух выигранных сражений, потому что у турок теперь нет более прикрытия, австрийская армия может идти беспрепятственно вплоть до Константинополя. 5 августа начались конференции. Русские уполномоченные объявили, что так как в прежних ссорах и в настоящей войне виновны татарские народы, то, пока эти народы будут существовать между обеими империями, мир между ними невозможен, и потому земли татарские: Кубань, Крым и прочие, до реки Дуная лежащие, должны остаться со всеми жителями и крепостями во владении Российской империи. Ее императорское величество желает этого не для прибыли какой-нибудь, но для вечного покоя, ибо и Порта от этих диких народов никакой выгоды не получала. С тою же целию, т. е. для сохранения мира, императрица требует, чтоб Валашское и Молдавское княжества получили независимость под особыми владельцами, только по единоверию будут они пользоваться покровительством России. Эти требования были представлены под тем условием, чтоб и союзник императрицы, цесарь, был удовольствован в своих требованиях, потому что одна сторона без другой мира не заключит. Турецкие уполномоченные отвечали, что такие требования со стороны России несоразмерны с успехами ее войск; что Турция вовсе не находится в таком состоянии, чтоб должна была принять такие тяжкие условия; надобно припомнить, что Порта, находясь во время прутской кампании и в более выгодном положении, чем теперь Россия, удовольствовалась, однако, одним городом Азовом. Русские уполномоченные повторяли, что императрица желает одного: именно таких границ, при которых был бы возможен вечный мир; что русские войска еще находятся в походе и от турок зависит порешить с ними дело в свою пользу; что они, русские послы, не говорят, в каком состоянии находится Турция, а о Пруте упоминать не хотят, потому что если говорить подробно о всех тогдашних поступках Порты, то уполномоченным турецким было бы не очень приятно слышать. «Если такой мир будет заключен, – говорили турки, – то не нужно и договора писать: государства друг от друга удалятся так, что и в сношениях не будет нужды; такой мир не мир, но порабощение или плен». По окончании конференции австрийские уполномоченные начали говорить русским, что напрасно они упоминали о Валахии и Молдавии, потому что первая вся, а второй немалая часть уже находятся во владении цесарском, и давали знать, что Австрия имеет в виду требовать Валахии себе. Остейн упоминал о разговорах турецких уполномоченных еще прежде конференции, что Порта рискнет и Константинополем, а Крыма не уступит; Остейн прибавил, что если императрица будет настаивать на уступке Крыма, то не только Немировский конгресс разорвется, но и в десять лет мир не получится, да и другие государи не позволят России овладеть Крымом, как о том послы их в Константинополе явно говорили; Остейн прибавил, что Австрия с своей стороны готова помириться с удержанием того, чем теперь владеет (uti possidetis), и думает, что Россия может ограничиться Азовом, Очаковом, Кинбурном, ногайскими и кубанскими землями.
Представления Остейна и еще более известие, что Леси вышел из Крыма, заставили русских уполномоченных умерить свои требования. Следующую конференцию начал рейс-эффенди словами, что условие о границах, предложенное русскими уполномоченными, несносно; как такого великого владетеля, т. е. хана крымского, столько веков государствующего, со многими князьями, мурзами и многочисленным народом искоренить? Русские уполномоченные отвечали, что если уступка Крыма так тягостна для Турции, то Россия удовольствуется, чтоб границею была река Днестр; земли от Азова до Днепра, Кинбурна, Кубани и остров Тамань останутся в русских владениях: перекопскую линию турки должны разорить. Турецкие уполномоченные требовали для ответа сорок дней сроку, потому что на такие важные уступки султан без совета решиться не может.
Во всех этих переговорах участвовали только Шафиров и Неплюев, Волынский был болен: оправившись, он поехал 16 августа к турецким уполномоченным благодарить их за посещение во время болезни, а между тем хотел воспользоваться этим случаем, чтоб войти с турками в ближайшие объяснения. Турецкие уполномоченные сами желали таких объяснений и. выславши лишних людей, начали говорить: «Мы сильно желаем мира с Российскою империею, но встретились нечаянно такие затруднения, что сами не знаем, что делать: другие в эту войну примешались и хотят корыстоваться, и мы не знаем, кому из двоих удовлетворять». «Вы, – отвечал Волынский, – как искусные министры, легко можете рассудить, кого прежде надобно удовольствовать и кто главная воюющая сторона». «Мы бы сыскали средство удовольствовать Россию, – сказали турки, – но римский цесарь нам несносен; пристал он со стороны без причины, для одного своего лакомства, и хочет от нас корыстоваться; Россия – другое дело, ваши условия нам известны, но цесарские министры только затрудняют и проволакивают дело, и мы принуждены послать к султану с донесениями переводчика Порты, а сами оставаться здесь без дела». Волынский отвечал на это, что отсутствие переводчика Порты не беда, его место в сношениях между русскими и турецкими уполномоченными может занять асессор русского посольства Муртаза Тевкелев, человек, на которого можно вполне положиться. Турки с радостию приняли это предложение, и Тевкелев на другой же день начал сношения с ними. Турецкие уполномоченные прямо объявили ему, что с Россиею они могут обо всем договориться без отписки к Порте, но держит их одно объявление – что Россия и Австрия друг без друга удовольствованы быть не могут, и потому без решения вопроса, как будет вести себя Россия относительно цесаря, когда получит полное удовлетворение, они не могут приступить к переговорам об этом удовлетворении. Семнадцатого же августа Шафиров и Волынский отправились к графу Остейну, чтоб сообщить ему вчерашний разговор Волынского с турками и не подать преждевременно повода к подозрению. Как только Остейн услыхал, что Волынский был у турок, то сказал со смехом: «Вы у них порядочно-таки высидели; я сам был недалеко и подумал, что уже вы окончательно заключили с ними мир». «Вы действительно были недалеко, гуляли на другой стороне пруда, – отвечал Волынский, – и если бы я был так счастлив, что как приехал, так и мир заключил, то, разумеется, поспешил бы, по близости, пригласить и вас участвовать в этом заключении». Потом Шафиров и Волынский сообщили Остейну по секрету, какие упреки делают турки австрийцам за остановку дела. «В Остейне вдруг произошла перемена: прежняя веселость исчезла, и он начал толковать серьезно о необходимости в этом же году общими военными действиями принудить турок к миру, что если этот год будет пропущен, то в будущем мира не получить: что другие державы не позволят ни России, ни Австрии распространять своих завоеваний за Дунаем; наконец, просил, чтоб из Петербурга присылали в Немиров известия о персидских делах. Шафиров и Волынский отвечали, что Россия до заключения мира не прекратит военных действий; что Австрия должна показать умеренность в своих запросах, чтоб не возбудить подозрительности других держав; что сколько дело ни тянуть, а наконец надобно же изъясниться о своих условиях. Разговор шел дружеский, но Шафиров и Волынский заключили, что Остейн сильно встревожен пересылками между русскими и турецкими уполномоченными.
В августе же Тевкелев отправился к туркам с объявлением, что на вопрос их не будет ответа, потому что вопрос сделан прямо с целью испытать крепость союза между двумя императорскими дворами. Если турецкие послы имеют полную мочь и прямое намерение удовольствовать Россию, то пусть объявят, примут ли объявленные им на конференции условия, после чего и русские послы изъяснятся, каким образом отнесутся они к своим союзникам. На это рейс-эффенди отвечал, что хотя они и не могут согласиться на все русские требования, однако могут найти средство удовлетворить Россию: что же касается Австрии, то они ни на четверть аршина не уступят ей земли, скорее все турки пропадут и Порта Оттоманская исчезнет. Они желают знать, какой способ сыщут русские послы отстать от своих союзников, а без этого не могут идти далее в переговорах. По возвращении Тевкелева уполномоченные написали в Петербург: «Турки хотят у нас выведать, чтоб потом поссорить с цесарем, как сначала пытались то же самое сделать с австрийцами чрез князя молдавского. Мы принуждены с ними поступать осторожно и дня два Тевкелева к ним не посылали, ибо и так уже цесарские послы немалое подозрение имеют».
