Другой родственник мамы, ее брат Эрнест, обожал маму. Между ними была нежная дружба. Он ласково целовал ей ручку и говорил:
— Милая, скажи, что ты желаешь, я все сделаю.
Он был добрый, любящий брат, приезжал почти каждый месяц и останавливался в гостинице: никого не хотел беспокоить, такой у него порядок. Нам, детям, дарил подарки, ничего особенного, без фантазии подарки. Дядя был благородный и воспитанный человек. Военный, он обожал все военное и ходил в форме с иголочки, германской или русской. Редко видела его в штатском платье. В семье дяди увлекались русской оперой, и когда один раз в году они приезжали всей семьей, не пропускали ни одной оперы. В Петербурге они останавливались у родственников на Васильевском острове. Семья дяди состояла из жены, Инги, сына Гейнца четырнадцати лет, дочери Ирмы шестнадцати лет и племянницы, сироты Ирочки. Дети учились русскому языку и говорили, что нет труднее языка.
Дядя и Гейнц были спортсмены и прыгали с парашютом. Однажды мы видели, как они прыгают с аэроплана, и очень боялись за них. Еще они замечательные бегуны и любители тенниса и получали призы за умение.
Два дяди, родственники мамы, жили в России. Она пригласила их из Германии. Дядя Генрих с женой и дочерью ближе родством. Другой дядя, Гейнц Ренер, имел сына и дочь. Этот дядя жил в Петербурге, и когда началась война, уехал в Германию, у него там было имение. Помню, сколько слез было, когда они уезжали, его дети подружились с нами, и мы не хотели расставаться.
Дядя Генрих болел астмой, и государыня часто посылала ему гостинцы. Этот дядя любил все немецкое, большой националист.
Двоюродный брат государыни, император Вильгельм — неприятный субъект с тяжелым взглядом. Здоровенный, неуклюжий, несуразный, он был мне несимпатичен. Грубостей не говорил, но и приятного от него не слышала. Никто его не любил, терпели в силу необходимости. Я получила от дяди несколько подарков: красивую золотую чашечку и куклу, которую я назвала Вертой. Чашечку вскоре разбили, и как водится в таких случаях, виновного не нашли. Государыня за это не наказывала, говорила, что разбили и разбили. Кукла была у меня до самого отъезда из Царского Села.
Мы часто ездили к Юсуповым. Моя кузина Ирина, дочь сестры государя Ксении Александровны, вышла замуж за князя Сумарокова-Юсупова. Это была замечательная пара, юные и веселые, задорные, они привлекали молодежь. У них любили бывать. Всегда у них музыка, танцы, интересные развлечения. На вечера приглашали выдающихся артистов: Собинова, Максакову, Барсову, Вяльцеву и цыган. Собиралось небольшое общество человек пятнадцать, устраивались литературные чтения, выступления, играли в карты, в игры необычные, интересные.
Особняк Юсуповых располагался на Мойке. Иностранцы часто посещали их, называли адрес: Мойка-стрит, Юсупов. Слышала такое в доме Феликса и Ирины. В двухэтажном особняке были, кажется, семь комнат и большой танцевальный зал на 25 пар. После танцев был пикантный ужин из креветок, крабов, с красным вином и мадерой. Шампанское и торты подавались только по праздникам. В доме всегда была музыка, в скорбные дни — духовная. Несколько раз в году Юсуповы устраивали благотворительные базары, где мы продавали свои изделия. Мама — акварельные картиночки, девочки — носовые платочки и кружева, все по рублю. Феликс — душка, не побрезговал и уложил этого занозу Распутина. До чего был здоровенный, не могли убить и живого бросили в прорубь. Феликс и другие участники очень не хотели, чтобы тело Распутина нашли, но нашли. Незадолго до этого события я разговаривала с Пуришкевичем. Встретила его, симпатичного и приветливого, в обществе и спросила:
— Сколько еще будет толкаться этот мужик Распутин?
— Подождите, мы скоро его уберем, он всем надоел, — обещал Пуришкевич.
Юсуповы — очень богатая семья. Их имения были в Курской, Воронежской губерниях. Феликс всем помогал, был щедрым для бедных. Однажды при мне пришла курсистка и сказала, что все знают, что князь бросает деньги на ветер, а у нее большая нужда. Феликс выслушал и спросил: «Сколько?» — и подал ей восемьдесят рублей, как просила. Такая это была замечательная семья.
Одним из помощников государя был князь Долгорукий, и государь поощрял нас ездить к нему. У Долгоруких было неинтересно: дети маленькие, старшему Васе — тринадцать лет, девочкам Зое и Тае — и того меньше. Князь был в годах — лет пятидесяти, его жена Полина Дмитриевна помоложе. Мать князя жила в другом месте и не дружила со снохой. Семья Долгоруких была небогатой. Князь — любитель рыбной ловли, часто его не было дома. «На рыбу пошел», — говорили о нем. На озеро он ездил на велосипеде. Еще князь интересовался лошадьми. Долгорукие любили театр и всей семьей часто посещали оперу.
Когда случилась революция, князь сопровождал нашу семью в ссылку в Сибирь, где его расстреляли большевики. Известно, что некоторое время его жена и дети находились в монастырях, а когда монастыри закрыли — скитались по России.
Одно из самых доверенных лиц нашей семьи, наш добрый генерал Воейков, комендант дворца, был женат на дочери министра двора Фредерикса — Арине. Так называли ее родители. А мы звали ее Ириной. Она была милушка, гостеприимная хозяюшка, потому я любила бывать у них. Воейковы снимали квартиру из шести комнат, с двумя гостиными, желтого и кирпичного цвета. Мать Ирины — немка, отец, кажется, швед, — пожилые люди, очень любили свою дочь. В семье Воейковых были две девочки — Верочка и Надечка. В детской на полочках у них стояли куклы в мешочках. Я доставала, играла и ставила их на место. Куклы были дорогие, даже ножками переступали, очень редкие куклы.
Другой доверенный человек мамы был князь Сергей Васильевич Оболенский, по-моему, сирота с детства, он казался всегда печальным. Князь жил в великолепном дворце в Петербурге. Еще он имел дворец в Париже и виллу в Бужевале. Князь был симпатичен, лет тридцати, выше среднего роста, шатен. Он служил и занимал высокий пост. Князь был человеком слова, если обещал — умрет, но исполнит, исключительно честный человек. Государь его обожал! Оболенского нельзя было не уважать, это был особенный человек, инициатор всяких начинаний, которыми увлекал и нас, девочек. Когда мы бывали у него в гостях, он умел угодить, предлагал вкусное мороженое, сладости. Ольга ездила к нему по нашей просьбе. Князь имел высшее образование и интересовался поэзией, искусством, музыкой. Он был идеальной парой для нашей Ольги и обожал сестру, но не нравился ей. Часто он приезжал к Ольге в Царское Село. Мама любила его за благородство и щедрость и желала видеть его своим зятем. Она очень доверяла князю и часто поручала что-нибудь купить за границей. Из родственников у князя были две тетки: одна — в Петербурге, другая — в Париже. Сергей Васильевич дружил с Юсуповым, Родзянко, Татищевыми, Долгоруким и входил в наше общество, душой которого были Феликс и Ирина.
Князь Одоевский тоже из нашего общества, жил возле Невского проспекта. У него был хороший дом и замечательная прислуга: лакеи встречали и подавали особенно, интеллигентно. Жена князя Ксения — интеллигентная дама, дети — Василенок и Аленушка — хорошенькие, приносили игрушки и развлекали нас. В их доме я видела гобелены и хорошие недорогие картины Левитана (художник был другом их семьи).
Князь Трубецкой Алексей Петрович, с которым я была знакома, жил в Киеве. Он получил образование в кадетском корпусе и был женат на француженке, дочери графа Лаваля, Екатерине, которую князь и все мы звали Каташенькой. Ее отец часто присылал ей великолепные наряды из Парижа.
Три семьи, куда мы отправлялись с родителями на Рождество, Пасху и другие праздники, — это Столыпины, Родзянко и Милюковы. В первую очередь ехали к Столыпиным. В Петербурге у них был дворец недалеко от Зимнего. Петр Аркадьевич был талантливым человеком, много сделал всего для России. Его жена Ольга Борисовна серьезно занималась медициной. Кроме политики Петр Аркадьевич увлекался языками, встречался с людьми, закончившими факультет иностранных языков, знавших по десять и более языков. Он любил охотиться и брал с собой на охоту сына Гришу. Дочь Неонила была старше, шестнадцати лет. В этом возрасте она еще играла в куклы, и девочки ходили к ней. Кавалеров у нее было много, потому что она была хорошенькая и умная, училась на «пятерки». В восемнадцать лет Неонила вышла замуж за ученого человека, который был старше ее на 10 лет.
Когда на Столыпина было совершено первое покушение, Петр Аркадьевич работал в подвале на токарном станке и остался невредим. А дети пострадали: у Неонилы были раны на спине и животе, у Миши — рваная рана на боку Они долго лежали в больнице, и мы их там навещали. В конце концов, революционеры добились своего, убили Столыпина. Какое это было горе для всей России. Ольга Борисовна, образованная дама, училась в Смольном институте благородных девиц. Она была очень красивой. Приветливая хозяйка, она знала, как угодить и чем развлечь гостей, садилась за рояль и исполняла, что желали. По-моему, она была медиком. В их доме стояли шкафы с инструментами и лекарствами, своих детей она лечила сама. Ольга Борисовна отличалась смирением, не гордилась и не важничала, что была женой премьер-министра, первого человека у государя. Она была моя крестная мать. После гибели Петра Аркадьевича она занималась воспитанием детей и много сил отдавала добрым делам, держала большое хозяйство, посылала фрукты и овощи нуждающимся. Ольга Борисовна принимала странников, нищих. Никому и никогда не отказывала. Это была женщина-подвижница. После смерти Столыпина мы еще чаще стали ездить к ней. Когда случилась революция, Ольга Борисовна с детьми уехала, кажется, за границу. Господь помог!
