Составили грамоту:
«Вел. князь Михаил условился с Новгородом не вспоминать прошедшего… отдать без выкупа пленных, взятых по всей земле новгородской. В. к. Михаил и бояре его не должны наводить рати его на Новгород и не задерживать гостей в Суздальской земле и нигде (а это – тяжёлое политич. поражение, несмотря на контрибуцию в 12 000) [394].
А за все за то князь получает с Новгорода 12 000 серебра, и в эту сумму зачислить те 3000, что взяли княжеские поверенные Федор Юрьевич и Ельферий Жид Слалич у заложников; заплатить эти деньги в 3 срока в низовой вес, т. е. вдвое легче новгородского; по уплате первой же условленной части князь должен пустить в Новгород хлеб и всяких гостей; последний срок уплаты – Вербное воскресенье; а когда князь получит серебро, то по целованью должен отпустить всех заложников. Новгород должен держать княженье честно, без обиды, а князь великий должен держать Новгород без обиды по пошлине. Когда Новгород заплатит все 12 000 сер., то князь должен изрезать две прежние грамоты [грамоты, написанные у Волги и в Торжке]».
Понимая ситуацию, Михаил решил дожать ослабленных боем северян. В том же 1316 г. тверской князь снова идет в поход на Новгород. А ситуация заключалась в том, что вел. князь Михаил никаких политических уступок не добился. Договорная грамота была заключена «по старине», а значит – на новгородских условиях. (В. С. Борзаковский [395].) Особой строкой было прописано, что князь Михаил и бояре его не должны наводить рати на Новгород и не задерживать гостей в Суздальской земле и нигде. А это действительно было крупным политическим поражением. Ведь у новгородцев тоже нередко были проблемы с мобилизацией боеспособных ополчений Пскова, Руссы, Ладоги, Великих Лук. Т. е. крупных городов. Да и в самом Новгороде. Особенно с мобилизацией главной ударной силы – тяжёлой конницы Владыкина полка. Потому что у княжеской позиции нередко находились сторонники внутри Северной Республики либо соблюдавшие нейтралитет. Теперь же, на основании договорной грамоты, при любом призвании на Новгород татар, литвы или немцев, даже просто наёмников, Новгород имел полное право говорить о нарушении договорных обязательств. А это облегчало мобилизацию его сильнейших и боеспособнейших на Руси войск, закалённых боями с викингами и тевтонами. Тверской князь получал только контрибуцию. Это после совместного похода войск Орды и Центральной России. Гора родила мышь, к тому же дохлую. Князь Михаил так и остался «хромой уткой», против него по-прежнему были и митрополит, и Новгород. Узбека снова стали терзать сомнения: а стоило ли посылать армию против Новгорода? И понимающий ситуацию князь Михаил сгоряча решает дожать Новгород сам. Однако новгородцы разгадали замыслы Михаила о решительном походе на Новгород. Они укрепили столицу, призвали жителей Пскова, Ладоги, Русы, корелов, ижерцев, вожан и серьёзно готовились к битве. Получилось так, что, когда князь подошёл к Новгороду, его встретило войско, по численности значительно превосходившее то, что было у Торжка. Как пишет Карамзин, «князь имел ещё друзей между новгородцами, но робких, безмолвных: ибо народ свирепо вопил на вече и грозил им казнью» [396]. Если перед торжокской битвой у князя ещё было довольно много сторонников, то теперь, после яростной битвы и грабежа раненых, все новгородцы объединились против него самого и его низовой армии. Михаил, с усталым войском, был изумлён многочисленностью собранных Новгородом ратников. Он простоял некоторое время близ города и, тревожимый их малыми отрядами с разных сторон, не отважился на решительные боевые действия, начав отступление. Чувствуя недостаток в провианте, князь решил идти назад ближайшею дорогой, сквозь дремучие леса. Там войско его потеряло дисциплину, организованность и между озёрами и болотами не могло найти пути удобного [397]. Кони, люди падали мёртвыми от усталости и голода. Воины сдирали кожу со щитов своих, чтобы питаться ею (Карамзин; Борзаковский). Пришлось бросить или сжечь обозы. Князь вышел в конце концов из этих мрачных мест с одной пехотой, малой числом, изнурённой и почти безоружной. Это было тяжёлое поражение, причём без решительных сражений. Практически полная и одномоментная потеря всех рыцарских лошадей, таких дорогих и, что ещё более важно, долго и с большим трудом обучаемых, была настоящей катастрофой для тверской дружины. Потому что эту потерю, в отличие от железных сабель, мечей и кольчуг, невозможно было восполнить в короткое время.
Одним словом, поход заканчивается разгромом тверской рати; новгородцы всегда били суздальцев до Дмитрия Донского [398].
Тогда Узбек выдал ярлык Юрию и отдал за князя Юрия свою любимую сестру Кончаку, которая приняла при крещении имя Агафья. (Радикально смелый шаг для хана-мусульманина.) Очевидно, идя на такой подчеркнуто уважительный шаг, хан хотел наладить стабильные и предсказуемые отношения между Ордой и православной Русью в силу исключительной важности их торговли. А в сопровождение дал до Владимира – места коронации и кафедры митрополита – два тумена войска, одним из которых командовал Кавгадый – приближённый вельможа Узбека.
Михаил Ярославич не хотел выступать навстречу; его войско истрёпано новгородскими кампаниями, но он также понимал, что от битвы с Юрием ему никуда не деться – тот теперь не успокоится, пока не ослабит, насколько это возможно, Тверь.
Юрий хотел нападать на Тверь сразу с двух сторон: с юга (он) и с севера (Новгород). Но тут возникла заминка. Второй татарский темник отказался воевать с русскими (это вообще крайне удивительно при ордынской дисциплине). Войско Юрия и Кавгадыя уменьшилось, но, взвесив всё и зная, что на их стороне обозлённые новгородцы, они решили двигаться дальше к Твери и углубились в её территорию. Зачем-то, в приступе неумного и неуместного куража, Юрий взял с собой в поход жену Агафью. У Клина Юрий вошел в тверские земли и стал грабить и разорять все села, которые они проходили. Михаил, желая оградить своё княжество от разгрома, вышел навстречу Юрию и послал сказать ему: «Брат, имеешь великое княжение, господствуй над ним, но в мою область не вступайся, довольствуйся своим». Но Юрий Данилович хотел ослабить Тверь, поэтому он и начал громить тверские земли. Посовещавшись с епископом, князьями и боярами, Михаил Ярославич выступил вместе с тверичами и кашинцами против татар и Москвы и встретился с ними около села Бортенево, в 40 верстах от Твери. В жестокой сече погибло много татар, которые обратились в бегство. В плен были взяты Кавгадый, Кончака, Борис и Афанасий Даниловичи. Юрий же с небольшим количеством людей ушёл в Новгород. Битва эта состоялась 22 декабря 1318 года [399]. Михаил Ярославич понимал, насколько большое влияние на хана имеет Кавгадый. А потому к нему относились с большой любезностью. Михаил старался переманить Кавгадыя на свою сторону, и тот ловко показывал мнимую любовь к Михаилу Ярославичу, каялся, винил себя и говорил, что это они с Юрием сами развязали войну, без санкции Узбека [400]. Не исключено, особенно если вспомнить второго темника, отказавшегося воевать с русскими, что что-то в этом было.
Но в это время в плену умирает Агафья, а с Севера приходит злое и сильное войско – громить Тверское княжество. Дело в том, что, когда Юрий прибежал в Новгород и там стало известно о победе их врага Михаила, северяне собрали свои, новгородские, и призвали псковские и ладожские войска, взяли и тяжёлую Владыкину конницу, а в бой их повёл сам владыка – архиепископ Давыд. Войско собралось сильное, как в Псковскую кампанию 1269 года. В январе 1319 года войска противников встретились у Синеевского брода через Волгу [401]. И Михаил, оценив ситуацию и поняв, что ему не устоять, – и чтоб не подвергать свою землю разгрому (именно за это он был канонизирован), согласился ехать в Орду судиться с Юрием Московским. При этом он НЕ ВЫДАЛ ЮРИЮ ТЕЛА ЕГО ЖЕНЫ. Ужасная вещь по обычаям и понятиям того времени (Карамзин, Борзаковский). Михаил отправил в Москву послом своего боярина Александра Марковича, но Юрий, не получив тела жены, пришёл в ярость и приказал убить посла. Стало очевидно, что примирение невозможно. Зачем Михаил не отдавал тело? Ведь мы знаем, что помимо желания объединить Русь он обладал настоящими рыцарскими качествами. Но тогда выходит, что он кого-то прикрывал, даже смертельно рискуя, ставя себя против всех: Москвы, митрополита, Орды, Новгорода? Но кого? Похоже, это останется тайной.
Ещё зимой 1318/19 г. Михаил отправил в Орду своего 12-летнего сына Константина с боярами. Но сам тянул время. Только в августе 1319 года Михаил Ярославич выехал из Твери в Орду, приняв благословение от своего епископа Варсонофия. Во Владимире Михаил встретил ханского посла Ахмыла, который предупредил его о том, что он оболган Юрием и Кавгадыем, что Юрий Московский в бешенстве. Его дети говорили ему: «Не езди, дорогой отец наш, в Орду, но пошли одного из нас, ты оклеветан; подожди, пока всё утихнет». Михаил Ярославич вполне справедливо отвечал им: «Если же я не пойду и уклонюсь, мое родное княжество будет пленено, много христиан избито. Лучше же мне ныне положить душу свою за многие души». В Орде после долгого суда Михаил был «выдан головой» Юрию. Никто из крупных русских князей не подвергался в Орде таким унижениям: на шею Михаила ещё в процессе суда были надеты деревянные колодки. И в присутствии Юрия и Ковдагыя он был зарезан слугой Юрия по имени Романец. Юрий стоял в недобром каменном оцепенении, и, видя это, Кавгадый сказал ему «с сердцем: Михаил же твой родной дядя; неужели оставишь лежать его на земле?» [402].
