Михаэль Бехайм не придумал этот монолог: его главным информатором был бенедиктинский монах из Тырговиште, сбежавший в Винер Нойштадт. Этот эпизод особенно интересен с точки зрения значения слова «князь». Кого имели в виду бояре? От семи (точная цифра, если считать наследных князьёв с момента исчезновения Мирчи Старого в 1420 году) до пятидесяти правителей — потрясающая разница! Дракула знал, что с момента образования Валахии в начале XIV века сменилось пятнадцать князей. Но нужно учитывать не только наследных князей, но и возможных претендентов на трон. Даже превосходно зная историю страны, самый старый из бояр не мог помнить более девятнадцати князей и ещё нескольких претендентов, сосланных в Трансильванию или к туркам. Преувеличение было очевидным, а ответ, каким бы он ни был,— роковым. Дракула был уверен: даже одно названное имя означало, что боярин скучает по тем временам.
Пятьсот посаженных на кол людей во время пира в палатах Тырговиште… Цифра заставляет содрогнуться, тем не менее она очевидно неточная. Прежде всего следует помнить, что празднество не могло проходить на улице, так как было всё-таки 25 марта. Кроме того, учтём размеры большого зала палаты, которая сейчас не сохранилась, но тем не менее была тщательно изучена археологами. Этот зал был далеко не огромным: 12 метров в длину и 7 в ширину, где нельзя было установить более двух столов в длину — для гостей и одного в ширину — для князя. Гости, сидевшие на скамьях, должны были занимать каждый приблизительно по метру. Средневековые вельможи были весьма дородны, любили мясо, дичь и вино, были укутаны в меховые кафтаны. Предположим, что каждый стол занимал десять метров в длину (должно было ещё остаться место для прохода слуг с подносами) и все гости сидели с двух сторон стола, то мы получаем никак не более сорока человек. Включая князя, митрополита, восседавших за главным столом, а также нескольких приближённых вокруг воеводы, на этом пиршестве не могло быть более пятидесяти человек.
Тем не менее пятьдесят убитых бояр! Новость должна была стать сенсационной для того времени, поэтому очень странно, что об этом событии нет упоминаний в источниках. Есть рассказы о расправах над врагами, о том, как он сажал на кол мужчин, женщин и детей, закапывал их по шею в землю, прикалывал стрелами, кипятил в котлах, вешал, отрубал головы и т. д. Однако из двадцати трёх членов княжеских советов Влада Дракулы (в общей сложности) только одиннадцать человек исчезли бесследно. И всё-таки даже эта цифра поражает.
Пасхальное пиршество упоминается только в одном варианте старинной валашской хроники, переписанной и переведённой на румынский язык в XVII веке:
Воевода Влад Цепеш.
Он построил замок в Поэнари и монастырь в Снагове. Узнав, что бояре Тырговиште заживо закопали его брата, он приказал вскрыть могилу и увидел его там, лежащего лицом к земле.
В пасхальный день, когда все жители праздновали и танцевали, он схватил всех. Взрослых людей он посадил на колья вокруг города; а молодых вместе с жёнами, мальчиков и девочек — всех заставил работать в замке прямо в праздничных одеждах до тех пор, пока одежды не превратились в лохмотья и они не оказались голыми. Поэтому его и прозвали Цепеш.
Но речь идёт совершенно о другом событии и других людях. Возможно, автор этой версии знал о существовании замка в Поэнари и о пасхальном воскресенье, когда Влад сажал бояр на кол. Кроме того, есть ещё один спорный момент: обнаружение трупа Мирчи, старшего брата Влада, которого убили вместе с отцом в 1447 году. В православном мире трупы выкапывали через год, три года, пять или семь лет, чтобы проверить, как они разлагаются. Если трупы оказывались целыми или лежали лицом к земле, значит, перед ними был не умерший, а вампир, которому нужно было устроить новое погребение, вонзив осиновый кол в сердце… Но об этом мы поговорим далее.
Вернёмся сейчас к византийскому историку Лаонику Халкокондилу, который жил в окружении Махмуд-паши и написал труд про упадок греков и возвышение оттоманов. Он видит события совсем по-другому:
Когда он (Влад) пришёл к власти, то первым делом собрал вокруг себя приближённых, которые жили с ним; затем он признал одного за другим знатных господ страны, причастных к смене князей, а после — уничтожал их вместе с семьями, сажал на кол вместе с детьми, жёнами, слугами… Он убил около двадцати тысяч мужчин, женщин и детей, чтобы показать свою власть. Все деньги и имущество убитых доставались солдатам и охранникам, которые исполняли эти казни. Многое изменилось в Дакии (Валахии), произошла настоящая революция при этом человеке…
Халкокондил ничего не говорит о коллективном убийстве, но пишет об убийствах тех, кто «был причастен к смене князей». Свидетельства этого историка очень важны, потому как он отмечает, что у князя была личная охрана, схожая с янычарами турецких султанов, которым также раздавали добро их жертв.
Так кто же стал жертвой на том роковом пасхальном пиршестве? Это можно лишь предполагать, но, например, воевода Кодреа, отсутствовавший на княжеском совете 5 марта 1458 года, скорее всего, вошёл в их число[69]. Старого Манеа, сына Удришта, также исчезнувшего после 1457 года, наверное, постигла та же участь. Стольник Милеа мог погибнуть во время того пиршества. Но в сентябре 1459 года мы снова встречаем Драгомира Такаля, Войко Добрита, воеводу Стана (сына Негреа?), Опра (в прошлом канцлера), а также и других: боярина Степана Туркина, коннетабля Гергина и стольника Стойка (все они участвовали в совете 5 марта 1458 года), а также рыцаря и молдавского оруженосца Братула де Милков.
В памфлете от 1463 года есть упоминание об убийстве большого и знатного клана. Это можно добавить к сведениям поэмы Михаэля Бехайма. Там приводится беседа между братом Гансом, послушником католического собора в Загребе, укрывшимся в Тырговиште, и Владом. Монах спрашивает у князя, почему он так озлоблен и убивает женщин, детей и невинных младенцев:
«[…] ты, злой, хитрый / безжалостный убийца, / ты, жадный до преступлений, угнетатель, ты, льющий кровь тиран, мучающий бедных людей! / За какие грехи наказываешь ты / беременных женщин, которых сажаешь на кол? / Что тебе сделали маленькие дети, / у которых ты отнял жизни? / Некоторым не было и трёх дней от роду, / другим — и трёх часов, / а ты пронзил их, / тех, кто тебе никогда ничего не сделал, / а ты, ты купаешься в крови / тех, у кого ты отнял жизнь / и чью чистую кровь ты пролил так безжалостно? / Я поражён ненавистью твоей. / За что ты мстишь им? / Ответь же мне».
И Дракула ответил:
«[…] скажу тебе, / узнаешь ты, / что когда нужно / начать новое дело, / необходимо избавляться не только / от веток проросших, / но и от корней под землёй. Если сберечь корни, / то через год всё вырастет снова, / и придётся снова обрезать. / Если я оставлю детей этих, / из них потом вырастают враги мои. / Нет, я хочу их уничтожать, / не оставлять корней, / иначе они будут / мстить за своих отцов».
Со слов свидетеля, брата Якоба, мы узнаём о страшном наказании, которому подверг Влад брата Ганса:
Дракула тут же схватил монаха / и собственной рукой пронзил, / но не так, как других: / тех он сажал на кол, / а всадил кол в голову, / перевернув его вверх ногами. / Кол поставил перед монастырём, / бедные монахи испугались / за свою жизнь. / Некоторые ушли оттуда, / в том числе брат Якоб, / который решил идти в Штирию[70]. / Пришёл же он ко двору в Нойштадт / к господину нашему Императору, / в монастырь окрестный. А я, Михаэль Бехайм, / часто приходил к брату, / и рассказал он мне о деяниях, / которые сотворил Влад, / а я описал.
Вне сомнений, именно этот способ казни вдохновил художника, изобразившего Дракулу на распятии святого Андрея.
Итак, можно предположить, что «кровавая Пасха» затронула не только бояр, входивших в княжеский совет. И тем не менее настолько массовое убийство для того времени было новинкой. В Валахии и Молдавии это станет популярно лишь в XVI веке, и жертвы уже будут исчисляться сотнями, а это сильно превысит количество убитых Владом Дракулой людей.
Количество жертв, которые приписывались Владу Пронзителю в 1459 году современниками,— пятьсот бояр (в немецких памфлетах), к ним прибавляются двадцать тысяч человек, если верить Халкокондилу. Пожалуй, цифры слишком преувеличены.
Халкокондил утверждает, что Влад забирал имущество своих жертв, раздавал его своим фаворитам, новым людям, которые не входили в число валашской знати. Михаэль Бехайм, который получал сведения от упоминавшегося уже монаха, предоставляет нам более точную картину двора Влада:
Тот, кто был способен на самое жуткое преступление, / становился его личным советником; он правил, / окружив себя самыми отъявленными негодяями, / каких только можно было найти на всём свете; / он высоко ценил их, независимо от того, откуда они пришли: / из Венгрии или Сербии, / от турков или Тартарии, / он принимал всех. / Нравы при дворе были дикие, / и он сам и всё его окружение были опаснейшими людьми, / его правление было чудовищным, / а жестокость была в моде. / Слуги и придворные были неверными, лживыми и лицемерными, / так что никто никому не мог доверять. / У них не было ничего общего, / они говорили на разных языках, / это был сброд со всех стран, / приехавший к нему. / Поэтому нельзя говорить о нём одном, / хотя и не было между ними общности. / Его грехи и наслаждение / не длились бы столько, / если бы их не было рядом, / и не случилось бы столько конфликтов, / которые я описал.
