Двойственность пути "чудовища" – с севера почти одновременно в Грецию и Малую Азию – это характерная и знакомая нам "Кополова тропа". Совпадает и время – середина II тысячелетия до и. э. На протокоринфских вазах уже присутствует сюжет борьбы с "беллеросом".
Очень интересный промежуточный сюжет засвидетельствован именно на полпути образа с прародины в Средиземноморье, а именно на Балканах. Там имеются изображения, где всадник-громовержец убивает именно медведя.
Таковы судьбы богов, принесенных в Средиземноморье предками славян. Одни – типа Кополо-Аполло – становились фигурами первой величины. Другие – Лада-Лето и Леля-Артемида – довольствовались вторым рядом, о котором еще пойдет речь в особой главе, гце читатель сможет убедиться в закономерности процесса переноса славянских богов на южную почву.
Но были и те, что прививались к древу античной мифологии слабенькими веточками. Таков, по всей видимости, и Беллер-чудовище, дошедший до нас в греческой легенде благодаря своему убийце. Этакий более чем трехтысячелетний хилый южный внучок-мальчишка, совсем не похожий на своего северного могучего и многоликого доисторического прадедушку.
Хотя арийское племя до разделения своего на отдельные ветви уже знало медь, серебро и золото и умело их обрабатывать, тем не менее несомненно, что и оно должно было прожить свой каменный период.
А. Н. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. "ГРОМОВЕРЖЕЦ"…
И, хмелясь победным пиром,
За лучом бросая луч,
Бог Перун владеет миром,
Ясен, грозен и могуч.
Сергей Городецкий. Перун
Когда речь заходит о божестве грома и молний, подавляющему большинству читателей сразу вспоминается главный герой греческой мифологии Зевс-громовержец, воспетый и прославленный не только лишь древнегреческими аэдами-певцами, но и бесчисленным множеством поэтов, риториков, живописцев, скульпторов и прочих представителей так называемой художественной интеллигенции от самого раннего Возрождения и до наших дней. Ну и, естественно, если уж громовержец, так непременно Зевс! Такой сложился стереотип, такой образовался шаблон. И он очень хорош для художников пера и кисти. Но не для нас, пытающихся проникнуть в глубины образов, выискивающих истоки.
Казалось бы, сам Зевс! Как можно покушаться на столь незыблемую твердыню, на опорный столп всего "древнегреческого", а стало быть, в понимании людей и античного мира?! Но мы и не покушаемся. Зевс, он и есть Зевс – верховное божество с именем, заметно удаленным от исходного индоевропейского "диева", но чрезвычайно близким к русскому "жизнь".
К тому же, есть вполне достоверные сведения, почерпнутые из кносских табличек, что Зевс в той или иной форме уже бытовал в Средиземноморье в X1I-XIII вв. до н. э., а может быть, и ранее. Чего же мы хотим, чего выискиваем, вот она, основа основ! – так может подумать человек, взращенный на школьных стереотипах. Как нами было показано ранее, Зевс-Жив имеет к грекам лишь то отношение, что они его образ и теоним восприняли тысячелетия назад от праславян-русов, по-своему исказили и опоэтизировали. Но в данной работе мы не будем анализировать образа Зевса-Жива, так называемой "греческой" мифологии наряду с другими древ-нейщими мифологиями будет посвящена отдельная
книга.
К чему же тогда так много о нем? Для того, чтобы понять, надо все время помнить – Зевс, хотим мы это признать или не хотим, – продукт вторичный, ибо в нем мы видим совмещение двух начал: верховного индоевропейского божества и громовержца как такового. А коли нет разделения на два божества, несущие два вида функций в раздельности и лишь изредка совмещающие их, как это происходит во всех мифологиях других индоевропейских народов, то, следовательно, о первичности Зевса как прообраза всех иных громовержцев следует сразу забыть, тем более, что в нем, даже при самом пристальном просматривании образа, совершенно не проглядывается архаика. Более того, Зевса можно смело отнести к поколению "новых", "молодых" богов, занявших места богов "старых", богов подлинных – не эпических, а мифических богов. Причем, сам Зевс, заняв место верховного бога, а последним, например, вполне мог быть и его "папаша" Кронос, не только узурпировал власть, но и стер с "лица Олимпа" предшествующего Верховника, не оставив ему буквально никакого места.
Все это четко прослеживается в той мифологии, которую мы по привычке продолжаем называть "греческой", но которая на самом деле, и это можно сказать с большой долей уверенности, вместила в себя мифологию индоевропейскую, но совершенно догре-ческую или негреческую, мифологию реликтовую – неиндоевропейскую, субстратную, мифологию индоевропейских народов, оседавших в средиземноморских краях примерно в одно время с протогреческими переселенцами, мифологию народов, пришедших позже с последующими партиями протогреков и прагре-ков, и мифологию непосредственно греческую, которая, возможно, и была, но которую вычленить в более или менее чистом виде никому пока не удается. И все эти отдельные мифологии, прошедшие через "котлы" поэтов-сказителей, пользовавшихся преимущественно древнегреческим языком и сплавивших все воедино, принято называть "греческой" или "древнегреческой" мифологией.
Итак, подлинные верховные божества были полностью оттеснены "новыми" богами, и главным среди них – Зевсом. Но в мифологию он попал, разумеется, с определенным опозданием, как и обычно бывает в таких случаях. Важно то, что боги предшествовавших народов были признаны "старыми" и оттеснены, сброшены с Олимпа.
И вот юный Зевс-диева, вобравший в себя двойную сущность – верховника и громовника, воцарился в гордом одиночестве среди небожителей. Вспомним, как стоял громовержец Индра пред Верховным богом – по струнке, не смея дышать. А громовержец Зевс? Приведем из "Илиады" характерную картинку:
Сам он вещал, а бессмертные окрест безмолвно внимали…И никто от богинь, и никто от богов да не мыслит Слово мое ниспровергнуть…
А вот и само слово Зевса:'
– Цепь золотую теперь же спустив от высокого неба, Все до последнего бога и все до последней богини Свесьтесь по ней; но совлечь не возможете с неба на землю Зевса, строителя вышнего, сколько бы вы ни трудились! Если же я, рассудивши за благо, повлечь возжелаю, – С самой землею и с самим морем ее повлеку я, И моею десницею окрест вершины Олимпа Цепь обовью; и вселенная вся на высоких повиснет, Столько превыше богов и столько превыше я смертных!
Тут добавить нечего. Это не тот громовержец, который является подлинным героем основного мифа индоевропейцев. Это совершенно четкий образ неба-отца, жизнедарителя, о котором мы уже говорили во второй главе. И потому временно, за неимением в ней подлинного героя-громовержца (а не бога-верхов-ника-громовержца), мы "греческую" мифологию оставляем.
А для наглядности приведем далеко не полную табличку соответствий в других мифологиях:
Мифология Верховник Громовержец
германо-скандинавская ОДИН ТОР
древнеиндийская БРАХМА ИНДРА.
прусская ДИЕВАС ПАРКУНС
хеттская СИВАТ ПИРВА (ПЕРВА)
палайско-лувийская ТИВАТ-ТИЯТ ПИРУА (ЯРРИ)
кельтская ТЕВТАТ ТАРАН
балтийская ДЕЙВС ПЕРКУНАС
славянская ДИВ-0 ПЕРУН
И лишь в двух мы увидим:
греческая ЗЕВС ЗЕВС
римская ЮПИТЕР ЮПИТЕР
Что касается "греческой" мифологии, то с ролью в ней Зевса мы разобрались. Римская же была в значительной степени выстроена структурно под сильнейшим греческим влиянием. Неудивительно, что Юпитер в ней стал просто местным двойником Зевса. При этом многие основы первоначальной италийской мифологии, имевшей определенную самобытность и значительно большее сходство с праиндоевропейс-кой, были как-то затерты.
Показательно здесь и то, что в этрусской мифологии, которая предшествовала италийской и римской, существовал переходный образ – бог Тин, чье имя восходит к тому же "светлому дню", "деиву". Достаточно хотя бы сравнить со словом "день". Так вот, этот бог полностью выполнял функции громовержца, не был при этом Верховником с абсолютной властью, но по общей договоренности совета богов выступал в роли этакого избранного правителя. Такое промежуточное положение Тина, да еще именно в этом регионе, да именно в то время, когда только лишь начинал формироваться образ громовержца-владыки, заслуживает внимания. Мы уже имели возможность убедиться в существовании переходных образов в местах расселения италийцев на примере Кополо-Купа-вона-Аполлона. Теперь перед нами другой пример.
Правда, существует мнение, что этрусская мифология не входит в общеиндоевропейскую и что сами
этруски – неиндоевропейцы. Но доказательств тому нет. Мнение высказывается лишь на основании общей "загадочности" этрусков и ничем конкретным не подтверждается. С другой стороны, мифологию этрусков, хотя она и недостаточно изучена, нельзя исключать из сферы интересов индоевропеистов уже потому, что она изначально ближе к индоевропейской мифологии, чем, скажем, мифология скифо-сарматс-кая, всеми признанная.
