Латюд отвечал вполне искренне, чем пробудил сочувствие в Берье, который пообещал ходатайствовать за него перед маркизой.
Второй визит начальника полиции разрушил все надежды Латюда: маркиза была непреклонна.
Латюда вначале поселили в одной комнате с евреем Иосифом Абузагло, английским шпионом. Но едва узники стали сближаться, как их разлучили: Абузагло выпустили из крепости, а Латюда перевезли в Венсен.
Берье не одобрял жестокости маркизы по отношению к Латюду и всеми зависящими от него средствами старался облегчить участь молодого человека. Он отвёл Латюду лучшую комнату в Венсене, распорядился выдать ему хорошую одежду, книги и письменные принадлежности, но, конечно, все эти привилегии не могли заменить пленнику свободы.
С той поры, как Латюд потерял надежду выйти из тюрьмы с согласия маркизы Помпадур, он решил бежать из тюрьмы. В Венсене ему разрешили гулять в саду. Однажды, когда тюремщик отпер дверь его комнаты, приглашая его выйти на прогулку, Латюд выскочил на лестницу, запер перед носом у тюремщика входную дверь и убежал в лес.
Пробравшись в Париж, он два дня не мог опомниться от восторга при мысли, что вновь свободен. Затем, поразмыслив над своим положением, он решил написать маркизе де Помпадур письмо с просьбой о прощении; при этом, полагая, что только знак полного доверия может загладить его вину, он указал в письме адрес дома, где он скрывался. На другой день улыбающийся полицейский офицер вновь отвёз его в Бастилию.
На сей раз, если бы не новое вмешательство доброго Берье, Латюду пришлось бы худо: он был осуждён комендантом Бастилии на тяжкое одиночество при самом скудном содержании. Но Берье распорядился кормить его из расчёта восьми ливров в день, снабдил его книгами, бумагой и перьями, позволил принести из дома необходимые вещи и дал ему в товарищи одного молодого человека по имени Далегр. Вина этого арестанта состояла в том, что он написал маркизе Помпадур письмо, в котором умолял её, ради блага Франции, умерить свой беспутный нрав.
Новое ходатайство Берье не принесло успеха. На товарищей напала страшная тоска. Далегр целыми днями валялся на соломе, а Латюд, сидя на полу и подперев голову обеими руками, остолбенело смотрел в угол тюрьмы. Тюремщик вечером нередко заставал их в той же позе, в какой видел поутру. «Нам оставалось только два выхода: смерть или бегство», — вспоминал Латюд.
Они выбрали второе.
Мысль о побеге созрела в голове у Латюда. «Я начал перебирать в уме, — пишет он, — всё, что я должен буду проделать и раздобыть для бегства из Бастилии: прежде всего — пролезть сквозь дымовую трубу, постепенно преодолевая все устроенные в ней барьеры и преграды; затем, чтобы спуститься с крыши в ров, — соорудить лестницу не менее 80 футов длиной и ещё одну, деревянную, чтобы выбраться из крепостного рва».
Обдумав детали своего плана, Латюд бросился к Далегру на шею и крепко его поцеловал.
— Мой друг, терпи и мужайся: мы спасены! — воскликнул он и быстро изложил товарищу свои соображения.
— Как, — пробурчал Далегр, — ты всё ещё носишься со своими бреднями? Верёвки, материалы… да где они? Откуда ты их возьмёшь?
— Верёвок у нас больше, чем нужно, — возбуждённо отвечал Латюд. — Вот тут, — он указал на свой чемодан, — их больше тысячи футов.
— Друг мой, приди в себя и успокой своё расстроенное воображение. Я ведь знаю, что лежит в твоём чемодане: там нет ни куска верёвки!
— Да что ты! А моё белье? А дюжина рубах? А чулки? А полотенца? Разве это нельзя превратить в верёвки?
По мере того, как Латюд развивал перед Далегром свой план, у того загорались глаза. В тот же день они принялись за дело. Им удалось изготовить две верёвочные лестницы — для работы в каминной трубе и для спуска с башни, деревянную лестницу, сделанную из отдельных частей, которые соединялись посредством шарниров и шипов, пилу из сплющенного подсвечника, ножик из огнива и множество других инструментов для побега. Чтобы спрятать их от глаз тюремщика, они вынули чуть ли не все плиты пола.
Удаление железных прутьев из дымовой трубы было наиболее мучительным трудом, потребовавшим шестимесячного напряжения сил. Работать в дымоходе можно было только в скрюченном положении, до такой степени утомлявшем тело, что никто из них не выдерживал этой пытки больше часа, причём каждый раз работавший в трубе спускался с окровавленными руками. Железные прутья в дымоходе были вдавлены в твёрдую известь, для размягчения которой друзьям приходилось ртом вдувать воду в проделанные отверстия. Вместе с тем, по мере того как они извлекали прутья из гнёзд, их надо было вставлять обратно, чтобы офицеры, ежемесячно проверявшие состояние дымоходов и стен, ничего не заметили.
Наконец, 25 февраля 1756 года, через два года после начала их трудов, друзья сделали последние приготовления к побегу, который решили совершить в эту же ночь. Они подождали, когда в крепости всё утихнет, и по узкой каминной трубе вылезли на крышу башни, таща с собой деревянную и верёвочную лестницы, кожаный чемодан с одеждой и мешок с железными прутьями, которыми они надеялись пробить брешь в стене, опоясывающей крепость.
Привязав верёвочную лестницу к одной из массивных пушек, стоявших на платформе, они спустились к подножию башни (Латюд насчитал до земли двести ступенек лестницы) и очутились по пояс в ледяной воде, так как Сена уже разлилась и затопила ров. На их счастье, стоял густой туман, скрывавший беглецов от глаз часовых, однако им пришлось несколько раз окунуться с головой в воду, при приближении караула с огромным фонарём.
Они благополучно добрались до того угла стены, где надеялись пробить брешь. С помощью железных прутьев им удалось вынуть два камня. Во время этой работы, часовой, стоявший наверху, окропил их горячей струёй, и друзья еле подавили в себе приступ безудержного хохота.
В пятом часу утра отверстие в стене было готово. Мусора, вытащенного ими из этой пробоины, хватило бы, чтобы нагрузить три добрые телеги. Латюд и Далегр пролезли в дыру и очутились во внешнем рве, также наполненном водой. Здесь их выручила деревянная лестница. Взобравшись на вал, беглецы перевели дух и осмотрелись: сомнений быть не могло — они спасены…