— Осмотри это все не спеша, Джабра, — приветливо сказал Саад, — может быть, ты узнаешь какой-нибудь предмет, уже виденный раньше в пещере.
— Вряд ли, — возразил араб. — Все черепки похожи один на другой, и хоть у тебя целая куча исписанной кожи, это не то, что мы нашли, потому что ту кожу митрополит Афанасий сразу же спрятал под замок, а потом увез в Америку. Но хотя твое желание неразумно, я все же сделаю, как ты просишь.
Джабра встал и начал ходить вокруг столов. Иногда он брал в руки обрывок кожи, чтобы рассмотреть его поближе, а когда увидел один из светильников, сказал, что в пещере лежал такой же или очень похожий на этот. Вдруг глаза его сверкнули, он кинулся к столу, как орел на добычу, тонкими пальцами схватил маленькую старую машинку для скручивания папирос и закричал:
— Это моя, это моя! Где ты ее нашел, господин?
— В пещере, Джабра.
— Значит, я все-таки потерял ее в пещере, во время ночевки, а я-то думал, что обронил ее потом, когда мы карабкались по скалам.
Хардинг и Саад переглянулись. Они обрадовались в тысячу раз больше, чем их гость. Наконец-то они нашли точку опоры! Значит, пещера та самая, сомневаться не приходится. Теперь важно было не потерять доверия этого человека и не возбудить в нем подозрений.
Пошли в кабинет Хардинга. Курили отличный английский табак (Джабра, наконец, смог снова пользоваться милой его сердцу машинкой) и пили крепкое шотландское виски. Если Джабра знал пещеру, он знал, наверно, и того загадочного человека из Вифлеема, которому она была известна раньше, чем Джабре. Но о нем следовало заговорить невзначай, поэтому сначала речь зашла о фрагменте Джабры. Он, конечно, был у Джабры с собой, завернутый в бумагу. Фрагмент рукописи и десять новеньких хрустящих динаров переменили владельцев.
— Если ты, Джабра, — сказал Саад, — знаешь людей, у которых есть нечто похожее, приведи их к нам. Тогда как посредник ты получишь десять процентов.
Араб печально склонил голову. Он больше никого не знает, сказал он.
— Хотя… нет, никого!
— Ага, — подхватил Саад, — ты имеешь в виду того торговца из Бет-Лахма.
Джабра вздрогнул и, казалось, был готов сорваться со стула и бежать из комнаты.
— Никого я не знаю! — вопил он. — Никакого человека из Бет-Лахма я не знаю! Нет, не знаю, поистине нет! Это правда, господин, готов тебе поклясться!
Было ясно, что Джабра испытывал смертельный страх перед незнакомцем из Вифлеема. При помощи лести, угроз и обещаний детективам-любителям удалось узнать, что вифлеемец учинил в монастыре страшный скандал и пригрозил убить каждого, кто самовольно войдет в «его» пещеру и будет грабить «его» собственность, пусть это будет даже сам святой отец митрополит Афанасий. Быстро переглянувшись, Хардинг и Саад удвоили осторожность и в результате длинного, часто прерываемого разговора выпытали, наконец, имя вифлеемца — «Кандо».
— Мы представляем правительство короля, Джабра, — сказал Саад, — того короля, чьим подданным является Кандо. В любой момент ты сможешь найти у нас убежище и защиту, если Кандо будет тебе угрожать. Но я этого не думаю. Во-первых, Кандо, наверно, ничего о тебе не знает, а во-вторых, он побоится пойти против правительства. Впрочем, я сам пойду к нему завтра утром и посмотрю, так ли он страшен, как ты говоришь.
Джабра в ужасе вскочил с места и сел снова только тогда, когда Саад самыми страшными клятвами поклялся не называть вифлеемцу имени Джабры. Только бакшиш в десять динаров успокоил его настолько, что он смог пуститься в обратный путь.
— Кажется, это будет нелегкое дело, — проворчал Хардинг и выпустил из своей трубки густое облако дыма. — Сможем ли мы отделаться только деньгами? Во всяком случае, есть лишь одна возможность связаться с этим Кандо.
— Я тоже так думаю, и, по-видимому, мы имеем в виду одно и то же. Вы сами ни в коем случае не должны участвовать в этой операции, слишком у вас европейский вид. Как я уже сказал Джабре, мне самому придется пойти в Вифлеем. Но предвижу, что с этим упрямым хитрецом не скоро поладишь и стоить это будет недешево.
— Ничего не поделаешь, милый Саад. Все мои полномочия я передаю вам. Если кто и может здесь чего-нибудь добиться, так это только вы. Счастье, что вы у меня работаете, Саад.
— Не торопитесь, господин генеральный директор, — ответил Саад, слегка улыбнувшись.
Ранним утром следующего дня Саад в сопровождении двух служителей музея отправился в Вифлеем. По дороге ехать было нельзя — она находилась в руках еврейских партизан, а трудный обходный путь ослы одолели только за несколько часов. Часы пробили полдень, когда Саад и его спутники прибыли к месту назначения.
Улицы Вифлеема по-прежнему были пустынны, и появление приезжих не могло остаться незамеченным и не стать предметом обсуждения. Уже это было плохо. Прием, оказанный Сааду у Кандо, которого на самом деле звали Халил Искандер Шахин, оказался и того хуже.
Кандо был не один — рядом с ним стоял пожилой коренастый человек. Узкая задняя дверь в полутемном подвале была приоткрыта, по-видимому, на случай отступления.
Как только глаза Саада привыкли к темноте, он понял, что его ждали. Следовательно, нечего было вести дипломатические переговоры, оставалось идти напролом и брать быка за рога. «Недурное сравнение, — мелькнуло у него в голове. — Этот Кандо, несмотря на красный фес и голубую рубашку с короткими рукавами, удивительно напоминает быка, скорее всего мощной головой с массой волос и тяжелой нижней частью лица, покрытой густой растительностью».
— Рад познакомиться с вами, господин Шахин, — произнес Саад. — Я доктор Саад, первый секретарь Палестинского археологического музея, следовательно, вы можете считать меня чиновником правительства Иордании, а мой визит рассматривать как официальный. Впрочем, господин Шахин, нам всё известно, и не стоит играть со мною в прятки. Нас интересуют сведения о пещере, откуда преступный митрополит, бежавший из страны, и профессор Сукеник, также наш враг, незаконно изъяли ценные рукописи. Готовы ли вы, господин Шахин, добровольно дать нам требуемые объяснения и сведения?
— Может быть, — промычал сириец.
— Отлично, господин Шахин. Кроме того, советую вам добровольно отдать остатки рукописей, которыми вы незаконно владе…
Закончить мысль Сааду не удалось. С криком «Шпион, предатель!» пожилой мужчина ринулся на него, ухватил за ворот рубашки и изо всех сил толкнул к стене. Неожиданно он успокоился и отпустил Саада. Кандо успел прошмыгнуть в полуоткрытую дверь, и, следовательно, волноваться было не к чему.
Дрожащими руками Саад поправил галстук и пошел в предместье, где его с нетерпением ждали служители музея. Правильно ли он действовал? Может быть, он все напортил. И что делать дальше? Нужно ли ему немедленно покинуть город, если он дорожит жизнью? Или Кандо сам убежит с награбленным добром? Или никому не нужно бежать, и они могут стать в известной мере друзьями и союзниками? Трудно сказать. Во всяком случае, уповая на третью возможность, не следует забывать о первой и второй.
Наконец Саад принял решение, отослал своих провожатых в Иерусалим, а сам снял номер в маленьком убогом отеле, который все же казался лучше остальных.
Остаток дня и полночи он провел в раздумье и, только наметив план, заснул и проспал до полудня.
Встав, Саад с видом человека, ничем не занятого и приехавшего в город ради его достопримечательностей, отправился бродить по улицам, пока, наконец, не добрался до лавки Кандо. Кандо не было видно, вместо него в лавке находился субъект средних лет, не внушавший особого доверия. Он назвался Георгием. Из короткого, ничего не значащего разговора Саад вынес впечатление, что этот человек хорошо осведомлен о делах Кандо и цели визита Саада.
На следующий день Кандо был на месте. Они поговорили об отсутствии туристов, о плохих временах, о погоде. На третий день — опять о погоде, об отсутствии туристов, о плохих временах. На четвертый — о плохих временах, о погоде, об отсутствии туристов и выпили несколько чашечек кофе. На пятый день пили мнимое бордо из тайных запасов Кандо. «Бордо» напоминало смесь чернил, уксуса и тухлой воды из цистерны и стоило баснословных денег. Теперь, пожалуй, можно было постепенно и при соблюдении величайшей осторожности (обеими сторонами, заметьте) переходить к главному. Теперь Саад мог день за днем, капля за каплей гомеопатическими дозами вводить свое лекарство Кандо и Георгию, который за это время был официально представлен как компаньон и сообщник. Сам же Саад был вынужден, преодолевая отвращение, влить в себя множество стаканов ужасного красного вина. Он чуть приврал, сказал как-то раз Саад подмигнув, и его признание было встречено благосклонно. Конечно, он государственный служащий и секретарь музея. Но, подозревая, что Кандо имеет какое-то отношение к пещере, и ничего не зная точно, он решил взять его на испуг. Ну и что же, это принесло хорошие результаты, вот теперь они так мило сидят рядом и ведут дружескую беседу. Надо надеяться, что Кандо еще не пытался вывезти свои сокровища из страны, как эта сделал изменник из монастыря святого Марка. В самом деле нет? Тем лучше. Известно, что новая метла чисто метет и новое правительство весьма энергично. В девяноста девяти случаях из ста попытка окончилась бы провалом и стоила бы не только фрагмента рукописи, но и свободы, а то и больше, так как часовые сразу стреляют, а стреляют они метко. Вместо побега лучше подумать о благопристойной, аккуратной продаже. Правительству? Боже упаси, об этом он не сказал ни слова! Правительства или слишком скупы, или у них не бывает денег, или и то и другое вместе. Ха-ха-ха! Нет, у него как у сотрудника музея превосходные связи с иностранцами и научными учреждениями, а у них-то деньги есть. Они не так прижимисты и абсолютно надежны, потому что не боятся нарушить законы страны, гостеприимством которой пользуются. Что на это скажут господа? Он может в один момент найти им покупателя, легче им не заработать.
