Мы не можем в заключение не обратить внимания на две странички Гамильтона[94], из которых видно, что забытая крепость Лимнии может случайно попасть на глаза какому-либо просвещенному путешественнику.
«Нашедши пристанище, я спросил моего греческого хозяина насчет Демир-Наден или железных руд, которые надеялся найти поблизости, но ничего не мог узнать. Он сказал, что единственно интересный предмет около Униэ есть крепость на вершине высокой скалы, в часовом расстоянии, с удивительной лестницей, драгоценными предметами, банями и т. д., высеченными в скале. Я заинтересовался узнать, что подало повод к такому рассказу, сейчас же нанял в проводники двух мальчиков и достиг после 1 1/2-часовой ходьбы в долине Униэ-су подошвы горы с крепостью. Она находится на вершине высокой почти отвесной скалы, окруженной глубокими расщелинами и лесистыми холмами, покрытыми изредка зеленой травой, и возвышается почти на 500 ф. С южной стороны она соединена узкой полосой земли с холмом, на котором стоит деревня Кале-Кей, но и отсюда крепость стоит на круче в 200 ф. и открывает вид на храм с 4 колоннами, выбитыми на гладкой стене скалы, через которую ведет отверстие в маленькую пещеру, где по преданию жил прежде пустынник. Пещера ныне недоступна. По обеим сторонам храма находятся изображения в красках (ζωγραφηματα, по словам моего хозяина) греческих святых. Верхняя часть холма была до такой степени крута, что мои проводники тщетно искали тропинки на вершину. Поблизости нашел я замечательный ход, пробитый в скале и, очевидно, направлявшийся вниз. В настоящее время он почти доверху наполнен камнями и водой и должен был быть или входом в крепость, или тайным проходом, чтобы доставлять воду в крепость. Мои старания найти в деревне вожака были напрасны, ибо взрослых мужчин не нашлось. Точно так же мы не могли отыскать другой подземный ход, о котором говорили греческие мальчики. Обманутый в моих надеждах недостаточными успехами, сошел я к водоему и думал уже возвратиться в Униэ, как заметил на опушке леса три или четыре почерневшие хижины; это были, к моему изумлению, Еinsenschmiden (καμινοσιηρο), и мой проводник присовокупил, что соседние холмы полны железных руд. Это было истинное удовольствие, и притом такое неожиданное — напасть на халивов с их горными работами и кузницами. Между тем тут никто не работал, и мне не от кого было получить сведения, как и где добывалась медь. Хотя было поздно, когда я возвратился домой, тем не менее я решился вследствие сделанных наблюдений остаться еще на день в Униэ, чтобы ознакомиться с вопросом обработки железных руд. Мой греческий хозяин выразился с чисто восточной непоследовательностью, что горы наполнены железом»[95].
Нам следует теперь возвратиться к отмеченным выше местам Панарета и попытаться анализировать их и объяснить их частью из них самих, частью из параллельных текстов. Лимнии, очевидно, принадлежали к разряду тех крепостей, возникших по требованию условий времени и имевших целью защиту против турецких набегов, о которых дает понятие прекрасная страница из книги проф. Рамзэя[96]. Направление дорог определялось соображениями легкого сосредоточения войск различных провинций вдоль дороги, которая была защищена крепостными сооружениями. Те, которые я видел, говорит автор, обыкновенно представляли одинаковый характер: все поставлены на высокой отвесной скале и представляли огромную естественную защиту, но они не могли выдерживать продолжительной осады, хотя фактически были недоступны для штурма. Такие крепости были весьма приспособлены против того характера военных набегов, которым подвергалась Малая Азия со стороны сасанидских и сарацинских войск; это были обыкновенно совершенно разбойнические экспедиции, кончавшиеся к концу осени. Серия крепостей, которые не могли быть взяты как только блокадой и голодом, составляли удивительную систему защиты против таких врагов. Вследствие этого подобные крепости были ядром новых городов, и значение их постепенно вырастало в византийский период, когда города из-за малой их способности к обороне были оставляемы жителями или обращались в простые деревни.
Множество местных и географических названий с именем Λιμναι можно найти в книге Рамзэя. И притом не подлежит сомнению то обстоятельство, что наименование Λιμναι указывает на озерную систему, т. е. на соединение в данной местности по крайней мере двух озер[97].
Как показано было выше, в первый раз о Лимниях Панарет упоминает под 1297 г. Место Панарета получает более яркое значение, если мы поставим в нем на первое место вторую часть, за ключающуюся в том, что в царствование Иоаннa, правившего 18 лет и умершего в Лимниях в 1297 г., турки-сельджуки овладели частью империи, назы ваемой Халивия, и производили такие опустошо ния в стране, что целые области остались необитаемыми для людей и животных. Можно, таким образом, думать, что Лимнии возникли как крепость в это время и что они построены были для защиты части Халивии от турок. Очевидно, для дальнейшего получает особенный интерес выяснение географического термина Халивия. Так называлась область, идущая к югу от мыса Ясона, где было построено укрепление Бона с одной стороны и ряд береговых крепостей в направлении к Самсуну, между прочим Униэ и Лимнии. К югу от этой узкой береговой полосы обширная область, орошаемая течением реки Лирис и верховьями соединяющая эту область с Эрзинжаном и Камахой, Халивия с главным городом Неокесария (Никсар). Это страна железной руды, известная из древности чудесными рассказами. Напор на эту береговую полосу со стороны турок был тем опаснее, что греческие владения в XIII в. были обнажены со всех сторон и могли держаться лишь благодаря уступкам, союзным и родственным договорам и тщательному содержанию построенных здесь крепостей. Лимнии, достроенные в устьях Лириса, служат ключом позиции и были особенно важны в смысле защиты западной границы империи. Точное положение ее остается неизвестным. По всей вероятности, они сменены были появившимся в турецкое время на течении той же реки городом Чершембе. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что Лимнии находились на этом сторожевом пункте.
По поводу изучаемого места Панарета следует еще сделать замечание к словам «снова сел на стол свой Калоиоанн». Этот оборот речи очень хорошо иллюстрируется приведенным в словаре Дюканжа местом[98], где καί πάλιν άπεκατέστη εις το σκάμνον ό Καλοιωαννης прямо толкуется как престол императора (ό θρόνος της βασιλείας).
Пропускаем места из военной истории Трапезунда (1340–1343 гг.), из которых выясняется военное и государственное значение крепости, чтобы не вводить в это специально топографическое и археологическое исследование исторического содержания. Но имеем все основания подчеркнуть известия под 1351 г. и 1356 г. Первое дает очень любопытный термин для командующего крепостью, ο κεφαλτικευων. Вторым же дается точное обозначение местонахождения Лимний. Это известие заключается в следующем. Декабря 19, индикта 10, 6865 (1356) г., пошли с царем в Лимний, выход на Рождество сделали в Керасунте, Крещение праздновали в Ясонии, тогда было побито 14 турок. Отсюда прошли в Лимний и опять вернулись; пробыв в отсутствии всего три месяца, снова благополучно прибыли в Трапезунд. Следует вспомнить, что Керасунт был пограничной чертой между Трапезундом и областью, занятой уже тогда турками; за небольшой полосой турецких владений снова были трапезундские укрепления: прекрасная гавань и крепость Бона и далее укрепление Ясона, или Ясонии, где и проведены были праздники. Остальное время царь Алексей III провел в крепости Лимниях, находящейся ближе к Самсуну и оберегавшей имперские владения от беспокойных соседей с другой стороны. Подтверждаемый картами средневековых итальянских путешественников, так называемый Periplus Ponti Euxini octaplus[99] дает подробную картину морских стоянок и гаваней по Черному морю в XIV в. После Керасунта в направлении к Самсуну в перипле значится: la vona, т. е. гавань и крепость Voaa, Vatka, Omnio-Honio, т. е. Униэ, la Limnia-Limonia-Liminia, т. е. наша крепость Лимний.
В конце концов приведенное от 1356 г. место Панарета, сопоставленное с итальянскими географическими картами, дает не подлежащее дальнейшим спорам местоположение для занимающей нас трапезундской пограничной крепости. Несмотря, однако, на указанные обстоятельства, местность Лимний все же нуждается в осмотре и в дальнейших разысканиях. Казалось бы, для местных греков всего легче было ликвидировать этот вопрос. Но то, что мы находим в работе Иоаннида[100], который внимательно относился к своей задаче и, конечно, не по слухам говорит о статистике и географии империи, мало приближает нас к разгадке. После Οινοη он называет местность Митрополию с остатками церквей и с кладбищем, затем Βαβασαη η Φατζα, т. е. Vatiza периплов, и полагает между Унией и Ватицей расстояние в 5 часов пути. Последняя известна по своей гавани и по остаткам древних церквей, а равно и по теплым источникам. Но что всего любопытнее, так это следующие слова Иоаннида: «Здесь был город и знаменитые в эпоху Комнинов Лимнийские укрепления (τα φρουρια των Λιμνοι)». Не могу этого понять, потому что Лимнии лежали не в направлении к Ватице, а в противоположном; гаванью же, как известно, была Бона. В смысле политического положения зависящей от Лимний области, а равно административного строя этой окраины имело значение то, что глава большой партии и комендант крепости, Кавасит Иоанн, носит титул κεφαλατικεων. В 1360 г. он был лишен власти над крепостью[101], и это произошло не без влияния политических обстоятельств, стоящих в связи с наступлением эмира из Байбурта и с постройкой нового укрепления.
