Только что Ксеркс хотел выступить из Сард, как жестокая буря сорвала оба моста. Строители лишились голов, а мосты были заменены другими. Царь приказал опустить в вероломный Понт две крепкие цепи для обуздания его злой силы и наказать его 300 ударами кнута, приговаривая: «О злая вода, царь налагает на тебя это наказание, потому что ты его оскорбила, хотя он ничего не сделал тебе дурного. Царь Ксеркс, во всяком случае, пройдет по тебе, хочешь ли ты этого или нет. Недаром никто не приносит тебе жертвы, потому что ты обманчивая и соленая река»
В половине апреля 480 года царь двинулся со своими народами из Сард к Геллеспонту. Одновременно с ним шел морем и флот – более 1200 военных кораблей, выставленных азиатскими греками, финикиянами, египтянами, жителями Кипра и т. д., и 3000 транспортных судов. В день перехода через мост маги рано утром усыпали его миртовыми ветвями и сожгли много фимиаму. Лишь только взошло солнце – лучезарный бог персов, – царь поднял золотую жертвенную чашу и молился богу победы, чтобы никакое несчастье не постигло его в походе. Затем он бросил в Геллеспонт чашу, золотой кубок и персидский меч и отдал приказ переходить. Семь дней и семь ночей без перерыва продолжался переход по обоим мостам: по южному шла армия, по северному – обоз. На мостах были расставлены люди, которые подгоняли переходивших кнутами. Затем шествие продолжалось по фракийскому берегу, причем флот всегда держался вблизи армии. В Дориске при устье Гебра, где была крепость с персидским гарнизоном, было пересчитано сухопутное и морское войско. Отряд в 10000 человек был обнесен забором, и это пространство потом наполняли новыми массами. По Геродоту, загородка эта наполнялась и опорожнялась 170 раз, что дает 1700000 человек. Он полагает, что таким образом пересчитывали в Дориске одну пехоту; во всем же сухопутной армии и во флоте он насчитывает 5283000 человек. Впрочем, числовые данные относительно этого предмета весьма различны и сомнительны у древних писателей. Ктисий* считает азиатскую армию, без колесниц, в 800000 человек, к которым нужно прибавить еще и европейское войско из Фракии и Македонии.
*Грек Ктисий из Книдоса, придворный медик персидского царя Артаксеркса Мнемона, за 400 лет до P. X., писал историю Персии.
Что же делали греки в виду такой грозной силы? Большая часть их и не помышляла о сопротивлении, фессалийские алевады, фиванцы с Виотийским союзом и другие держали сторону персов. Одни надеялись достигнуть, таким образом, преобладания в собственной стране и над ненавистными соседними государствами, другие с полным малодушием думали спасти себе жизнь и имущество безусловной покорностью; спартанцы и Пелопоннес были в отчаянии; они хотели было защитить полуостров стеной на перешейке. Нигде не было согласия и единодушия; многие государства находились даже в открытой междоусобной войне, как, например, Афины и Эгина. Афиняне, руководимые Фемистоклом, сделали на этот раз решительный шаг; они предложили государствам, которые решились сопротивляться персам, собраться на совещание на Коринфский перешеек. Кроме Фемистокла, представителя Афин, туда явились послы из Спарты и от их союзников – платейцев и феспийцев. Решено было, забыв взаимные распри, призвать на защиту отечества все греческие государства. Лишь немногие государства последовали, однако, этому призыву, но Афины и Спарта все-таки решились защищаться. Они послали 10000 гоплитов, под начальством спартанского полемарха Эвенета и Фемистокла, в Фессалию, чтобы занять Темпейский проход и воспрепятствовать персам проникнуть в эту страну. Но скоро было замечено, что означенный пункт был ненадежен. В тылу были фессалийцы на которых нельзя было положиться, к тому же персы могли проникнуть в Фессалию другой, хотя и трудной дорогой через Олимп или высадиться на юге от Темпе и таким образом очутиться у них в тылу. Поэтому позиция при Темпе была оставлена, и войско удалилось прежде, чем туда успели явиться персы.
На одном из исемийских собраний принят был другой план защиты. По предложению Фемистокла, спартанцы и их союзники должны были принять на себя защиту Итийского прохода, Фермопил, через который только и могло проникнуть персидское войско во внутреннюю Грецию, между тем как афиняне со всем своим войском и военным флотом, вместе с морскими силами Пелопоннеса, выступят в то же время недалеко от Фермопил, в проливе между северными берегами Эвбеи и фессалийским мысом Сения, против персидского флота и будут прикрывать фермопильскую армию с моря. В начале июля около 200 афинских кораблей и 115 пелопоннесских, под главным начальством спартанца Эврибиада, отправились в вышеозначенное место; афиняне были под начальством Фемистокла. Но к Фермопилам спартанцы послали только незначительные силы, потому что они наперед считали этот пост потерянным и берегли свое войско для защиты Пелопоннеса. Они извинялись перед афинянами за то, что посылке большого числа солдат препятствуют предстоящие Олимпийские празднества, и обещали, – не думая, впрочем, исполнять, – что по прошествии празднеств выступят со всеми своими силами. Они выставили только 300 спартанцев и 1000 гоплитов из периэков. Из союзников Спарты аркадцы послали несколько больше 2000, коринфяне 400, флиунтцы 200, микенцы 80 гоплитов. Всего, следовательно, Пелопоннес послал около 4000 человек, между тем как полуостров легко мог выставить сорокатысячную армию.
Чтобы придать своему делу больше значения в глазах греков, спартанцы поставили во главе своего маленького отряда царя Леонида. Он был сын Анаксандрида, сводный брат и наследник Клеомена. Ему было уже за 50 лет, и это был человек решительного характера и признанной опытности – человек, от которого можно было ожидать наилучшего выполнения возложенного на него поручения. Когда Леонид проходил со своим войском через Виотию, к нему добровольно присоединилось 700 феспийских гоплитов; платейцы на кораблях последовали за своими друзьями, афинянами; фиванцы, мидийский образ мыслей которых был хорошо известен, принуждены были тоже выставить на поле сражения, в виде заложников, 400 гоплитов. Локряне, жившие на юге Иты, и фокейцы поставили около 1000 гоплитов; Леонид заставил их присоединиться к нему и ободрял тем, что Спарта скоро двинет все свое войско. Когда он разбил свой лагерь в Альпеное при подошве Иты, у него было 7200 гоплитов.
На юге широкой долины Сперхея, оканчивающейся Малейской бухтой, поднимается мощная стена гор, высокий «итийский лес гор», как говорит Софокл. Этот горный кряж составляет продолжение цепи Пинда и идет на восток параллельно реке, круто спускаясь в море в Эвбейском проливе. Над холмами, покрытыми виноградными лозами, масличными и лавровыми деревьями, у подошвы Иты возвышается статный дубовый лес, из чащи которого текут светлые источники; за лесом виднеется целый ряд скал, изредка прерываемый небольшими ущельями. Вершина Иты, Пира, где некогда на костре сжег себя Геракл, круто поднимается над долиною на 7000 футов. Ближе к морю скалы не так круты; у подошвы их, на небольшом возвышении, раскинулся город Трахис; над ними, к проливу, высится вершина Калдидром, последняя возвышенность Иты у моря. Источники Иты соединяются в три ручья, Дриас, Мелас и Асоп, которые впадают в море довольно близко один от другого. Если идти с севера к югу, то по другой стороне устья Асопа, который впадает в пролив весьма близко от Каллидрома, у моря лежит деревня Анеила. Здесь стоял древний храм Димитры, в котором каждую осень собирались Амфик-тионы. Южнее Анеиды известковая скала Калдидрома так близко подходит к морю, что, по-видимому, ее совершенно нельзя обойти. Только когда подойдешь ближе, можно заметить, что между ней и морем есть пространство для проезда одной колесницы. Это первые ворота в Среднюю Грецию. За ними скалы Иты отступают от пролива и дают место небольшой, отлого идущей в гору площади. Почти на полчаса расстояния к югу от первых ворот, у подошвы скал, пробиваются два больших и горячих серных источника, покрывшие равнину белой корой; от этих-то источников и проход назван Фермопилами, теплыми воротами. К югу от источников утесы Каллидрома снова сильно придвигаются к берегу и, минуя незначительный холмик, образуют вторые ворота, не шире первых. Потом путешественник, идущий из Фессалии на юг, переходит хребет Иты. За вторыми воротами расстилается равнина и перед глазами путника, прямо на запад, на южном склоне гор, открывается первое локрийское селение, Альпеной, лежащее почти на час расстояние от Трахиса. Вдоль всего прохода море образует непроходимое болото; малейшее уклонение с насыпной дороги, идущей между воротами, грозит гибелью.
Леонид расположился лагерем в Альпеное и ждал прибытия Ксеркса. Когда бесконечные полчища азиатского повелителя спустились по отлогостям Отриса и перешли Сперхей, большая часть греческого войска упала духом и намерена была отступить. Но локряне и фокейцы, земли которых первые подвергались опасности, воспротивились этому; да и сам Леонид со своими спартанцами оставался при твердом намерении отстаивать свой пост. Он послал гонца в Спарту и просил подкрепления, до прибытия которого надеялся со своим небольшим отрядом удержать за собой проход. Спартанцы и в этом случае, как всегда, обнаружили свое мужество, полное равнодушия к смерти. Когда за несколько дней до сражения человек из Трахиса говорил им: число врагов так велико, что масса их стрел может помрачить солнце, то один из спартанцев по имени Дияник, отвечал: Да это-то нам и с руки – в таком случае мы будем сражаться в тени».
