Все остальные, кроме холопов или челяди, считались лично свободными людьми, но были при этом слугами князя, рядовыми людьми. Причем исполняемые человеком обязанности не гарантировали ему личной свободы: в княжеском хозяйстве имелись как лично свободные конюхи, повара, дворцовые слуги, так и рабы, делавшие точно такую же работу. Эти рабы и назывались холопами или челядью. Холопы не имели никаких прав. Люди же составляли то самое податное население, городское или сельское, с которого в пользу князей взимались налоги. Люди были организованы сначала в родовые общины, затем в общины, сложившиеся по месту проживания. Такие общины именовались вервью. Если происходило какое-то преступление на земле верви, то за это злодеяние плата взималась с верви, даже если было известно имя преступника:
«Которая ли вервь начнеть платити дикую веру, колико летъ заплатить ту виру, зане же безъ головника имъ платити. Будеть ли головникъ ихъ въ верви, то зань к нимъ прикладываеть, того же деля имъ помагати головнику, любо си дикую веру; но оплати имъ во обчи 40 гривенъ, а головничьство самому головнику; а въ 40 гривенъ ему заплатите ис дружины свою часть. Но оже будеть убилъ или въ сваде или в пиру явлено, то тако ему платити по верви ныне, иже ся прикладывають вирою».
Если перевести это на современный язык, то в случае, когда убийца не найден, вервь все равно платит за факт убийства, хотя и с рассрочкой на несколько лет. Если убийца известен, то преступник платит часть положенного, а остальную сумму вкладывает вервь, но в том случае, если убийство произошло прилюдно во время ссоры или на пиру. Промежуточным состоянием между свободным человеком и рабом были так называемые закупы. В закупы шли по нужде, продавая за плату князю личную свободу на оговоренный промежуток времени. Между закупом и холопом была весьма зыбкая граница. Хотя делалось одно исключение: если человек продал себя в закупы в голодный год, то он все же имел право выкупа (3 гривны) и не становился холопом о дерноватым, то есть полным, но господин ничего ему за работу был не должен, «служил даром», подводит итог закон. Но по сути все зависело от воли и моральных качеств господина.
Смерды, закупы и холопы
«Состояние закупов, – пишет Ключевский в „Боярской Думе“, – помогает объяснить значение класса смердов, очень неясно обозначенного в Правде. Этому термину Правда, по-видимому, придает двоякое значение: свободного простолюдина вообще и свободного крестьянина в частности. Правда указывает на ближайшее отношение смерда к князю: князь наследовал имущество смерда, не оставившего после себя сыновей. Позднее в новгородской и псковской областях XIII и XIV вв. смердом назывался вольный хлебопашец, пользовавшийся казенной землей, т. е. государственный крестьянин. По-видимому, такое же значение имел этот термин и во времена Русской Правды: так назывался вольный хлебопашец, живший на княжеской земле. Когда княжеская власть укрепилась, в состояние смердов попали все свободные сельские обыватели, жившие на землях, не принадлежавших частным владельцам, потому что все такие земли были признаны княжескими, государственными. Этим и отличались смерды от закупов».
В Русской Правде указано, что «Аже закупъ бежить от господы, то обель; и деть ли искать кунъ, а явлено ходить, или ко князю или к судиям бежить обиды деля своего господина, то про то не робять его, но дати ему правду», то есть если закуп убежит от своего господина, то автоматически становится полным (обельным) холопом. Причем если с разрешения господина он отправится искать денег на выкуп личной свободы или же из-за нестерпимых обид от хозяина отправится к князю искать правду, то ему следует дать эту правду, что подразумевало в древности – дать ему суд, который чаще всего решал дело закупа в пользу его господина, так закуп из свободного состояния легко переходил в рабское. Причем рабом мог стать даже не какой-то простой крестьянин закуп, а именитый купец, если, по несчастью, он вдруг терял доход и становился банкротом. С этим делом в древности все было просто. Переход закупа в холопство тоже был очень прост. Стоило закупу совершить правонарушение – украсть что-то или взять на время, испортить имущество хозяина, тот имел право превратить его в холопа или продать другому хозяину, после чего закуп терял право на внесение выкупа.
О холопах Русская Правда говорит так:
«Холопьство обелное трое: оже кто хотя купить до полу гривны, а послухи поставить, а ногату дасть перед самемъ холопомъ.
А второе холопьство: поиметь робу без ряду, поиметь ли с рядомь, то како ся будеть рядилъ, на том же стоить.
А се третьее холопьство: тивуньство без ряду или привяжеть ключь к собе без раду, с рядомь ли, то како ся будеть рядилъ, на том же стоить.
А въ даче не холопъ, ни по хлебе роботять, ни по првдатьце, но оже не доходять года, то ворочати ему милость; отходить ли, то не виноватъ есть».
Суть этих статей Русской Правды в путях перехода свободного человека в холопы. Существовало три пути, как стать обельным холопом или рабом: «если кто купит (поступающего в холопы) до полгривны в присутствии свидетелей (сделки) и ногату (княжескому судье) заплатит перед самим холопом, если кто женится на рабе без договора (с ее владельцем), а если с договором (рядом), то как договорились, так и будет, если кто поступит в тиуны или в ключники (господина) без договора с ним, если же с договором, на том и стоять, а за ссуду хлебом с любым придатком человек не становится холопом, но если он не отработает долга (в течение условленного срока), то обязан возвратить полученное; если же отработает, то ничем больше не обязан, если не отработает и долга не отдаст – путь в холопы открыт». Боярские тиуны и ключники считались высшими холопами, но были лично несвободными, только заключение договора с господином давало возможность не попасть в рабскую зависимость. В холопы приходилось продавать себя и смердам, и горожанам, если они были разорены и лишены средств к существованию, сделка проводилась при свидетелях, но сути это не меняет. Такая же рабская судьба ожидала и тех, кто брал в жены рабыню. Только чуть позже в законе появилось дополнение, гарантировавшее личную свободу рабыне после смерти ее хозяина, да и то в том случае, если она прижила с ним детей. Правда, дети от хозяина и рабыни не считались рабами, хотя женщина продолжала оставаться в рабстве. Дети от таких союзов носили название рабичичей. Именно так называет наша летопись князя Владимира, рожденного от брака Святослава с рабыней Малушей. На самом деле переход в холопство, причем полное, мог происходить не только по трем названным выше причинам —
«…неволя возникала и из других источников, из некоторых преступлений „разбоя, конокрадства^, из торговой несостоятельности, а из других памятников знаем, что холопство создавалось еще пленом и княжеской опалой, не говоря уже о происхождении от холопа».
Интересно, между прочим, что имущество в Правде ценится гораздо выше жизни человека, даже свободного человека, а не холопа. Самые тяжелые выплаты вменяются не за убийство, а за поджог и конокрадство. Это дало повод Ключевскому сказать, что «произведение труда для закона важнее живого орудия труда – рабочей силы человека».
«Личность человека, – говорит он, – рассматривается как простая ценность и идет взамен имущества. Мало того: даже общественное значение лица определялось его имущественной состоятельностью».
Вот почему смерд, простолюдин, работающий на земле, который имеет хоть какое-то имущество, ценится больше, чем раб, не имеющий ничего, – все, чем он обладает и чем пользуется, автоматически считается имуществом его господина, включая его самого.
Правда, и этот средневековый арендатор, смерд, на собственное имущество имел весьма относительные права. К тому же и права детей смерда на наследство, или задницу , как называлось оно в Древней Руси, были эфемерными: хозяин мог забрать это имущество после смерти смерда, чем и пользовался:
«Аже смердъ умреть, то задницю князю; аже будуть дщери у него дома, то даяти часть на не; аже будуть за мужем, то не даяти части им».
То есть, если смерд умрет, то его имущество отходит князю, только незамужним дочерям он должен выделить приданое.
«Смерд, работавший на княжеской земле со своим инвентарем, мог передавать дочерям только движимое имущество, остальное же, т. е. участок земли и двор, после смерда, не оставившего сыновей, наследовал князь».
Горожанин находился на ступеньке выше – он мог завещать имущество своим детям. Простолюдин, особенно городской, имел и право голоса на своем вече, у раба такого права не имелось. Зато и за все его прегрешения сполна расплачивался владелец – он платил за холопа, если тот что-то украл на стороне или испортил, не было и никакого спросу с хозяина, если он забил своего холопа до смерти, – с рабом он мог делать все, что ему заблагорассудится. Но любой свободный человек был куда как выше любого холопа. Если холоп имел несчастье ударить свободного человека, то мало того, что хозяин платил обиженному за оскорбление, так еще и этот обиженный имел полное право, встретив этого холопа, убить его. Закупы, стоявшие на промежуточной ступени между свободой и рабством, имуществом тоже не располагали, орудиями труда наделял их хозяин. С переходом в состояние закупа человек терял некоторые права свободного человека: теперь его могли подвергать телесным наказаниям, он больше не мог быть полноценным свидетелем на суде, если его в этом качестве привлекали, то лишь для решения по незначительным делам и только когда не было свидетелей свободных, он, как и холоп, не имел права отвечать за свои проступки: в случае кражи за него платил тот, кто его нанял. Закупы поддерживались в некотором искусственном состоянии, надеясь заплатить выкуп за свою свободу, но чаще вопрос решался в сторону несвободы.
