В дальнейшем я узнал, что А. А. ведет в Париже тяжелую трудовую жизнь, что неблагоприятно отражается на его здоровье.
Я узнал, что он служит во французской издательской фирме, развозя ночью по городу выходящие газеты и журналы. Работа крайне изнурительная для человека со слабыми легкими. Зато, как писал мне А. А., ночная работа дает ему возможность заниматься днем военной наукой и ежедневно проводить несколько часов в национальной библиотеке. Только талант Божьей милостью может обнаруживать такое горение духа, какое проявляет А. Керсновский!
За истекшие годы дарование А. А. чрезвычайно окрепло и утончилось. Ныне он вполне зрелый военный писатель, сохраняющий драгоценные дары молодости: энтузиазм и дерзание. По своему военному мирозрению Керсновский принадлежит к школе русских военных классиков и является убежденнейшим проповедником духа. В этом сила и качество его творчества.
Париж — опасный город. Не одно русское дарование лишилось в Париже своей самобытности, будучи отравленным французским рационализмом. Предоставленный собственным силам, А. А. Керсновский мог, казалось, так легко заблудиться среди фолиантов национальной библиотеки и пойти по ложным, ныне столь модным путям, однако, просвещаемый высшей правдой, он верно угадал свой путь, путь, проложенный выдающимися русскими военными деятелями XVIII века.
Своей интуицией Керсновский осознал величайший и основной военный закон, что военное искусство национально. Подобное убеждение дало ему возможность постигнуть духовные глубины такого гения, как Суворов. А постигнув, найти неиссякаемый источник вдохновения для собственного творчества. Теперь ясно, что с путей русского военного классицизма он уже не свернет…
Карьера Керсновского, как военного писателя, необычна. Силою своего таланта он в короткий срок сумел обратить на себя внимание не только русских, но и иностранных военных авторитетов. Казалось бы, что успех редкий. Однако, братья-писатели, в нашей судьбе что-то лежит роковое. И рок действительно сопутствует в литературной деятельности А. А. Керсновского.
Казалось бы, что наша национальная гордость должна была испытывать чувство большого удовлетворения, сознавая, что в лице Керсновского молодое русское поколение дало столь талантливого своего представителя. Казалось бы, что следовало всячески оберегать и поощрять одаренного молодого человека, отдающего все свои досу-ги военно-научной работе, а не прыгающего в парижских дансингах или увлекающегося пляжной физкультурой. Между тем надо с горечью признать, что за исключением Нового времени (и, конечно, Царского вестника) вся остальная зарубежная пресса с удивительным единодушием замалчивает Керсновского.
И очевидная причина столь печального явления одна: Керсновский не умещается в партийных рамках и органически не способен творить в партийных шорах. К тому же, и этого многие не могут ему простить, Керсновский пламенный монархист!
Не так давно в Возрождении были помещены очерки господина В. Ходасевича, характеризующие состояние русской литературы. Господин Ходасевич, лучший зарубежный критик, с горечью и с большим гражданским мужеством писал о кризисе зарубежной литературы и зарубежного художественного творчества.
Наша военная литература и публицистика пребывают еще в более печальном состоянии. Русская национальная программа (всех оттенков) ставит одним из своих основных пунктов возрождение национальной армии. Для осуществления этой грандиозной задачи необходима напряженная предварительная работа, в перечне заданий которой центральное место должно быть отведено выявлению русской военной доктрины и ее популяризации. Ибо невозможно армейское строительство в обстановке идейной пустоты.
Наше зарубежье обладает кадром высококультурных военных писателей. Кадром столь одухотворенным, каким не обладает (и это можно смело утверждать!) ни одна европейская армия. Однако эти ценные интеллектуальные силы обречены на бездействие. Наши военные писатели работают или только для себя, или для узкого круга своих идейных друзей. Они не имеют возможности печатать свои труды. Все мы — бедняки.
Между тем молодому таланту особенно необходима читающая аудитория, так как, только печатаясь, он будет развиваться и совершенствоваться. Мало того, только печатаясь, молодое дарование услышит и полезную критику, и благожелательный совет, ибо чуткая совесть и возвышенный ум могут добросовестно заблуждаться.
Редактору Царского вестника Н. П. Рклицкому, относящемуся с трогательной нежностью к своему молодому, одаренному сотруднику, пришла удачная мысль обратиться к общественной поддержке, чтобы издать труд А. Керсновского История русской армии. С этой целью редакцией Царского вестника разослано обращение к русским людям способствовать предварительной подпиской осуществлению задуманного издания. От души приветствую это начинание!
Не сомневаюсь, что благородный призыв господина Рклицкого будет услышан теми многочисленными русскими людьми, в коих не заглохла любовь к славному прошлому и кто сохранил способность ценить такой самобытный, национально настроенный талант, как автор Истории русской армии А. А. Керсновский. В. Штейфон,
генерал Генерального штаба.
Царский вестник. Белград, 1933 год.
Ответы А. Керсновского на вопросы П. Ф. Петрову-Александрийскому, младоросу
…Теперь отвечу, как смогу, на Ваши вопросы:
1. От III части остался долг в типографии в размере 6000 динар, то есть 130 долларов. Его надо как-то погасить раньше, чем печатать IV часть. Раньше будущей весны вряд ли удастся. Я составил книгу Русские подвиги, в которой занесены 800 геройских дел, начиная от Святослава. Надеюсь издать ее в Америке у Рыбакова (редактор газеты Россия) — вопрос этот выяснится к Новому году. Сейчас работаю над историей полков.
2. Взносы в фонд Истории русской армии составили 3000 динар и дали возможность выкупить том III, который был уже готов в марте, но находился под арестом у канальи типографщика. Не знаю, что я делал бы без помощи этих героев (внесших в фонд).
3. Материалы (для Истории русской армии) почерпнул из всех доступных мне библиотек (замечательна библиотека Военного министерства с богатым русским отделом). Страсть к военному делу получил при рождении на свет Божий.
4. Вы хотите знать, в каких условиях мне пришлось писать и работать. Извольте. Представьте себе чердак с покатой крышей и деревянными перегородками. Это комната. Посредине небольшой ящик — это стул. Перед ним ящик солидных размеров — это стол и в то же время книжный шкаф. Огромный ворох тетрадей, бумаг и бумажонок — это мой архив, выписки из книг, мемуаров и газет. День проходит в беготне по урокам, а вечером могу работать, если не очень устал и не отупел словом. Николай Михайлович Карамзин писал Историю Государства Российского с большим комфортом. Впрочем, эти неудобства — ничего, хуже то, что у меня туберкулез легких в хронической форме (залечиваюсь, но не вылечиваюсь). Что называется, медленно, но верно. Грудь я испортил еще 13 лет в Добровольческой армии.
5. Война не только возможна, но неизбежна. Весь вопрос, куда нанесет Германия свой первый удар? Лично склонен думать, что по чехам. Бельгия расторгнула союз с Францией, и сейчас Франция лишена возможности благодаря этому помочь СССР и Чехии наступлением на Рейн. Их левый фланг, не обеспеченный бельгийцами, повиснет в воздухе, и им останется лишь одно сидеть как мышь под метлой. Решение Бельгии связало руки Франции на Рейне и в то же время развязало их Германии на юге (на Чехию) и востоке (на СССР). Бельгийцы видят, что война неизбежна, и заранее отмежевываются — моя хата с краю. Очень умно поступили.
6. Младоросы начали было хорошо, а кончили плохо. Они безнадежно запутались в противоречиях о советском национализме, советской эволюции и т. д. Кому-то удалось очень ловко провести за нос энергичного, но недальновидного Казем-бека в 1931 году. Он поверил в эволюцию, совершил ряд промахов, запутался и сейчас не имеет мужества сознаться в ошибках и дать задний ход. Движение определенно на ущербе, а могло бы дать много.
7…Тухачевский?! — ползает на брюхе перед Сталиным, поэтому Наполеоном ему не бывать.
Дано примерно в 1936 году.
Антон Антонович Керсновский
В конце июня 1944 года на одном из парижских чердаков скончался от чахотки Антон Антонович Керсновский. Через несколько минут, закрыв глаза покойнику, его жена выбросилась из окна и разбилась насмерть.
Эта двойная смерть осталась малозаметной в русской эмиграции. Париж был накануне очищения от немецкой оккупации, русской прессы не существовало. Похороненные на парижском кладбище, тела Керсновских были впоследствии перевезены на русское православное кладбище под Парижем на средства, собранные в Америке.
