Три дня спустя сам Станислав Шушкевич так объяснил причину своего освобождения:
– Я не подхожу большинству этого парламента. Оно не желает строить новое общество, в большинстве своем нынешние депутаты хотят возврата к старому. Я до сих пор не понимаю, как мне вообще удалось встать во главе Верховного Совета. У коммунистического большинства осенью девяносто первого был фантастический испуг, и мое избрание стало великой случайностью, а не закономерностью.
И еще:
– Мне казалось, что Беларусь больше других стран была подготовлена к рыночному реформированию. Но, наверное, я не учитывал, что ментальность нашего народа еще больше деформирована коммунистическим временем.
Короче, сам-то он хороший, да народ не тот. Действительно, «белорусский Горбачев».
И вот Москва никак не отреагировала на снятие «своего» Шушкевича, который проводил столь милую российским властям линию на ускорение рыночно-монетаристских реформ, разрушивших народное хозяйство всех бывших республик СССР, линию, в проведении которой он столкнулся с сопротивлением председателя Совмина Вячеслава Кебича, не разделявшего эту однобокую концепцию. Нараставшее противоборство между ними привело к столкновению.
А ведь именно Москва помогла Шушкевичу заполучить в Белоруссию самого Билла Клинтона! Приезд американского президента в Минск должен был повысить падавшие акции белорусского спикера в глазах народа. Все видели: последние шесть месяцев действия Шушкевича были подчинены единственному желанию – любой ценой сохранить кресло спикера.
Клинтон прилетел утром 17 января 1994 года – за две недели до снятия Шушкевича. Погода была отвратительная, все мерзли, президентский самолет опоздал на полчаса, но Станислав Станиславович почтительно стоял в ожидании без шапки, несмотря на свою внушительную лысину. Собачий холод не позволил Клинтону, спускавшемуся по трапу, ни улыбаться, ни приветственно помахать рукой, ни зачитать торжественную речь тут же, в аэропорту. Следом шла супруга Хиллари в русской шали на плечах и в сверхскромных сапогах, словно созданных для того, чтобы месить белорусскую слякоть.
«Встреча высокого гостя носила несколько нетрадиционный характер, – описывал свои впечатления наблюдательный и не лишенный чувства юмора очевидец. – Шушкевич и Клинтон долго метались перед почетным караулом то в одну, то в другую сторону. Причем рядом с прилично одетым американским президентом председатель Верховного Совета Беларуси в своем поношенном пальтишке выглядел как крестьянский парень на господской елке. Тяжело в стране с валютой, но, наверное, можно изыскать 300 долларов спикеру на приличное пальто?
Впрочем его прикид был еще не самым крутым. Министр иностранных дел Петр Кравченко явился в шапке (судя по внешнему виду, из искусственного выхухоля), представляющей из себя нечто среднее между головным убором боярина времен Ивана Грозного и папахи батьки Махно».
В голубом зале резиденции белорусского правительства Клинтон заявил, что США признают важность справедливой компенсации Белоруссии стоимости высокообогащенного урана из ядерных боеголовок, которые находились на ее территории. Был подписан двусторонний договор об инвестициях. Белоруссия и США обменялись дипломатическими нотами, которыми вводилось в действие соглашение о взаимной помощи между их таможенными службами. Стороны согласились создать в Минске бизнес-центр.
Переговоры длились 50 минут. 30 минут президент США уделил председателю Совета Министров Республики Беларусь Вячеславу Кебичу и 15 минут лидеру оппозиции, председателю Белорусского народного фронта Зенону Позняку.
Больше всего Клинтона поразило в Минске обилие старой коммунистической символики. О том, что Белоруссия самая консервативная страна из всего бывшего СССР, он сказал на встрече с молодежью в Академии наук. Везде гербы СССР, памятники Ленину, улицы Маркса, Энгельса, Ленина, на домах мемориальные доски в честь революционеров. В Академии наук пришлось срочно завешивать куском белой материи стену, на которой висело огромное панно с изображением Ленина. Американцы, готовившие визит своего президента, высказали просьбу, чтобы материя была голубая, но такой не нашли.
Апофеозом шестичасового пребывания американского президента в стране коммунистической атрибутики стало возложение венка у Вечного огня на площади Победы. Поглазеть на Клинтона собрались тысячи минчан – в основном тинэйджеров. После возложения венка гость двинулся «в народ». Однако, как писали потом западные и российские газеты, визг и восторг его рукопожатия вызывали только у тинэйджеров, которые при этом «скандировали писклявыми голосами». Общение с ними заняло у Клинтона тридцать минут. Притом минская милиция через громкоговоритель постоянно напоминала своим юным согражданам: «Вытирайте руки!»
Затем президентский кортеж двинулся в Куропаты, место массовых захоронений жертв политических репрессий тридцатых годов. Клинтон зажег свечу у креста и оставил табличку: «Белорусскому народу от американского». После этого проследовал в аэропорт и улетел в Женеву.
Увы, спикеру белорусского парламента не помог даже неслыханный для страны прецедент – приезд президента США, который, по замыслу его организаторов, должен был укрепить сильно пошатнувшиеся позиции Шушкевича. В течение последнего времени парламент четыре раза ставил вопрос о его освобождении. И каждый раз Москва никак на это не реагировала. Хранил загадочное молчание и российский президент Ельцин, которому Шушкевич предоставил в начале декабря 1991 года резиденцию в Беловежской пуще для сговора о роспуске СССР.
Белорусские национал-радикалы увидели в этом неблагодарном акте Великого Соседа свойственные ему по-прежнему скорую забывчивость, коварство, имперское нежелание церемониться с провинциалами. Нельзя верить Москве – продаст моментально, забудет все доброе, что для нее делали.
«Сдача» Шушкевича подлила масла в огонь, раздуваемый против России белорусскими национал-радикалами. Искры летели по городам и весям, вспыхивали кострами догадок: чем, собственно, не угодил Москве Шушкевич? Почему она с легкостью необыкновенной согласилась на его отставку? Спикер был обаятелен, по нему судили о молодом европейском государстве, язык правительства и парламента которого был непонятен миру. Шушкевич был как бы сурдопереводчиком того, что происходило в Белоруссии.
И вот его «сдали», и никто не подал голоса в защиту. Даже Ельцин.
И пошли вспоминать: Москва всегда была холодна и безразлична к чужомугорю, свысока насмешливой по отношению к окраинам. Подозрительный Сталин вызывал в Москву довоенных руководителей Белоруссии, и они исчезали там один за другим – Гей, Шарангович, Гикало, Гамарник. Полупьяный Хрущев в Минске позволял себе скабрезности в адрес белорусского языка, называя его глупостью и выдумкой националистов. Брежнев выдернул из Минска Мазурова и затем превратил его в изгоя, Машерова погубил. Горбачев вынудил Слюнькова забыть интересы нации, на ее чернобыльской беде тот сделал недолгую карьеру в Москве. И вот сейчас черед Шушкевича.
– С моим уходом Белоруссия не утратит независимости, точно так же, как она не приобрела ее с моим приходом, – говорил он иностранным корреспондентам сразу после отставки. – И вот почему: одно дело провозглашать декларативные заявления, а другое – иметь реальные атрибуты независимости. Среди парламентариев и тех, кто находится у власти, неумение управлять государством выработало страстное желание быть чьими-то вассалами. Например, России. Тогда все просто: они могут быть наместниками здесь, и не надо самим думать.
К сожалению, сама Россия и ее политики нередко дают повод для русофобии. Приведенные выше примеры тому подтверждение. Подобные эпизоды тут же используются и мастерски монтируются в общую канву антироссийской и антирусской кампании, которую ведут противники сближения двух славянских народов. Недооценивать влияния русофобских сил в Белоруссии было бы серьезной тактической ошибкой. Оппозиция говорит, что от 30 до 40 процентов людей эту идею не поддерживают. 30-40 процентов – это почти половина населения страны, пусть даже преимущественно западной ее части, воссоединенной с советской Белоруссией осенью 1939 года. Нравится это кому-то или не нравится, но позицию этих 30-40 процентов населения можно отнести на счет пропагандистских усилий Белорусского народного фронта, Белорусской Социал-демократической громады и других противников пророссийского курса белорусского правительства.
Пик популярности русофобских сил в Белоруссии справедливо относят к концу восьмидесятых – началу девяностых годов. В конце девяностых годов рейтинг БНФ иСДГзначительно упал. Если раньше к их лозунгам прислушивались даже на крупнейших предприятиях союзного значения, то сейчас аудиторией национал-радикалов остается преимущественно студенческая, научная и техническая аудитории. Но плоды десятилетней деятельности БНФ ощущаются повсюду – от государственных органов до культурно-просветительских обществ. Похоже, что идеи национал-радикалов хоронить еще рано, и зря правительственные структуры убаюкивают себя иллюзиями, что сторонники отрыва белорусов от однокоренного русского народа, а республики Беларусь – от Российской Федерации, не имеют значительной поддержки.
