Позднее Г. Попов говорил о том, что только через год работы в Моссовете он понял, что «КПСС бросила Москву на шею Моссовета» («НГ», 10.12.93). Уяснив, что камень на собственной шее держать невыгодно, он совершает свое первое бегство – в мэры.
На встрече Попова с представителями Московского объединения избирателей 1 сентября 1990 года он уже не думал, как договориться с республиками, а всесторонне ругал их самостоятельность и сокращение поставок продовольствия в Москву. Ругал он и самостоятельность районных Советов, объявляя о каком-то расколе в демократическом движении (связывая это утверждение почему-то с проблемами кворума на сессии Моссовета). Ругает Попов и бросившихся на дележку имущества работников партаппарата, комсомола, профсоюзов, Академии наук…
Эта встреча отмечена дьявольски точными предсказаниями:
– через год мэры городов будут избраны;
– в Москве будет действовать единая исполнительная власть;
– будет введена система префектур (по сторонам света);
– выборы в условиях переходного периода состоятся уже через 2–3 года.
Как в воду глядел Попов. А может быть, все планы были уже согласованы, и роли распределены. Многое говорит именно в пользу последнего вывода.
Огромное желание Г. Попова примкнуть к разделу общественного пирога проявилось в конкуренции за право снимать пенки с повышения цен.
15 ноября 1990 года Попову от Предсовмина РСФСР И. Силаева пришла телеграмма о приостановлении постановления Совмина СССР № 1134 о введении с этой даты свободных розничных цен на предметы роскоши и отдельные товары первой необходимости. Гендиректор Главторга Москвы В. Карнаухов накануне получил из правительства телефонограмму с грифом «секретно». По поручению ВС РСФСР до специального распоряжения предписывалось запретить продажу указанных товаров. Службы Карнаухова и МВД работали всю ночь, учитывая и опечатывая товар.
И вот как Г. Попов обосновывает эту суету: «…Непростое решение не повышать цены на товары, которые рассчитаны на привилегированное потребление, – видимо, действительно непростое, но здесь решался важный политический вопрос. А политический вопрос состоял в следующем: присваивает ли себе союзное правительство право повышать любые цены на любой территории страны?… В нынешней обстановке, с точки зрения экономиста, они (действия по повышению цен – А. С.), в конечном счете, рассчитаны в интересах теневой экономики. Почему? Потому что деньги, которые сейчас есть, будут обесцениваться в ходе инфляции. И когда им сейчас вроде бы по повышенным ценам спустят золото, ковры, все остальное, то это дает им возможность бумажки, которые у них сейчас есть, отоварить в более выгодных условиях, чем те, которые будут через полгода или еще через какое-то время. И с этой точки зрения с этим решением (И. Силаева – А. С.), конечно, никак нельзя было не согласиться».
Более нелепого объяснения, особенно в устах экономиста, представить себе невозможно. Понятно, что инфляция съедает не столько сбережения «теневиков», сколько простых граждан. Но с точки зрения клановых интересов, все в рассуждениях Попова логично. Российская номенклатура стремилась перехватить у союзной право на установление цен и прибрать к рукам значительные бюджетные поступления.
В беседе о национальных аспектах перестройки «Память и «Память» (в книге «Блеск и нищета административной системы», ПИК, 1990) Попов по быстро сложившейся тогда традиции клеймил никому не известного студента, посмевшего высказать свое суждение о русском народе на страницах газеты: «А задумывался ли этот студент, если уж на то пошло, на чьей земле стоит его город – Новосибирск? Когда и как там появились предки этого радетеля русской нации?… Ведь народ, который жил в районе Новосибирска до основания города, тоже имеет право на память. И как быть, если память этого народа требует увековечения чего-то другого, а не основания русской крепости?»
Попов мучился вопросами подростка, не называя ни того народа, который хотел бы увековечить свою историю, ни конкретных лиц, высказывающих претензии. Поэтому предмет разговора о судьбах России превращался в абсурд, которым русофобы не могут налюбоваться. Они идут «дальше» и «глубже».
Попов копнул в самом центре России: «А если рассматривать проблему глубже и в целом, то большая часть территории, на которой мы сейчас живем, начиная с нашей столицы – Москвы, начиная с главной реки России – Волги, – это места расселения русского народа (имеется в виду, что это не исконно русские земли, – А. С.). В самом деле, что это за слова: «Москва», «Волга», как они переводятся на русский язык? Эти слова на русский язык непереводимы, если не воспользоваться словарем других народов, которые жили на этих землях раньше, которые давали названия и Днепру, и Дону и т. д.»
Вот она – вся убогая идеологическая база для разрушения России! Оказывается, современная Россия должна расплатиться по векселям со всеми народами, которые когда-либо существовали на ее современной территории! Для идеологов распада требовалось возбудить распри между племенами (от которых на деле и следа-то не осталось), давно считающими себя единой нацией. И они смогли это сделать, используя самые современные методы организации геноцида через средства массовой информации.
Переписать историю – вот чего жаждал Попов.
«И сегодня еще фактическая история России излагается с московских позиций никто не написал историю России с позиций Твери, которая всегда фигурировала как «богомерзкая Тверь» никто не написал историю России с позиций «богопротивной» Рязани, которая всегда изображалась московскими летописцами как скопище пороков. А как могла выглядеть Москва в глазах первой русской республики – Великого Новгорода? Конечно, чисто татарской сатрапией».
Позднее московский голова потащится в Тверь с колоколом, дабы подарить его тверскому «князю», компенсируя историческую несправедливость. Может быть, думал, что и его имя впишут в летопись наряду с мудрыми московскими князьями?
Пройдемся далее по тексту мракобесной статьи. Попов стаскивал читателя на свои идеологические позиции, не приводя ни одного серьезного довода: «Тот, кто стоит за память только своего народа, рано или поздно начинает оправдывать убийц». Т. е. собственной памяти у народа быть не должно, а должна быть именно какая-то безнациональная, «объективная» память, которой позволительно поливать грязью своих предков и заставлять современников выплачивать их «долги» перед историей. Попов дал рецепт вслед за своим учителем: «В. И. Ленин учил нас соединять в единый революционный поток все честные, искренние, демократические движения. И надо помочь здоровым силам «Памяти» преодолеть тенденции «избранной памяти».
Нельзя опустить и литературоведческие изыски Попова на уровне школьника, повторяющего, что Россия была «тюрьмой народов», и что Лермонтов созревал от стихотворения «Бородино» («слуга царю, отец солдатам») до стихотворения «Родина» («ни темной старины заветные преданья не шевелят во мне отрадного мечтанья»). В общем, Родина в его понимании – поля, леса, говор пьяных мужиков, «а не государственность и ее характеристики». Дальше не составляет никакого труда подключить в аргументацию доводы Ленина с его концепцией поражения своего правительства в войне. Вот это Попов приветствует, одобряет, но пеняет одновременно своему учителю, что в развале России он остановился на «вольной» для Финляндии и Прибалтики. Надо было еще Кавказ и Среднюю Азию (вместе с сотнями тысяч русских!) предоставить самим себе.
Остается добавить, что «вольную», о которой мечтал Г. Попов, уже через год выписали три «деятеля» во главе с Ельциным в Беловежской пуще. Результатом была кровь и экономическая разруха. Вот это и было мечтой Попова. Как ни хотелось бы автору воздержаться от использования терминологии из области психиатрии, все-таки придется подобного рода «мечты» назвать «некрофильскими».
В своем основополагающем труде «Что делать?» Попов тоже не обошел национального вопроса и заявил такую позицию: прямые выборы Президента СССР бессмысленны, потому что «всегда будет побеждать кандидат народа, составляющего большинство». Сиречь – кандидат русского народа. «Греку» Г. Попову по душе была бы победа представителя какого-либо другого этноса, но только не русского. На II Съезде «ДемРоссии» Г. Попов высказал такой тезис: Ради будущей стабильности России «надо немедленно дать возможность выйти из России всем автономиям, которые на референдумах за это выскажутся… Только в таком случае мы создадим государство, в котором каждому народу будет обеспечено то, что ему нужно» («КП», 12.11.91). А еще через несколько лет (в мае 1994 г.), выступая в телепередаче «Диалог», Г. Попов объявил, что в разрушении СССР повинен русский национализм, и он же является основной опасностью для России. На самом деле, СССР разрушила измена и нерусский «национализм» – этнические шайки бюрократии.
