Уже на следующий день в Петербурге родился миф о том, что Пушкина убили в результате хорошо организованного заговора иностранцев: один иноземец смертельно ранил поэта, другим поручили лечить его. Придворный лейб-медик Николай Федорович Арендт, согласно другому мифу, выполняя якобы тайное поручение Николая I, «заведомо неправильно лечил раненого поэта, чтобы излечение никогда не наступило». Такая знакомая российская ситуация – во всем виноваты иностранцы. Дантес, у которого было аж три отечества: Франция – по рождению, Голландия – по приемному отцу и Россия – по месту службы, голландский посланник Геккерен, и, наконец, личный медик императора немец Арендт. Даже фамилия секунданта Пушкина Данзаса могла вызывать подозрение патриотов. Доктор Станислав Моравский вспоминает, что «все население Петербурга, а в особенности чернь и мужичье, волнуясь, как в конвульсиях, страстно жаждали отомстить Дантесу, расправиться даже с хирургами, которые лечили Пушкина».
Пушкина не стало 29 января 1837 года в 2 часа 45 минут. По малоизвестному преданию, год, день, число и час смерти Вяземский и Нащокин написали на найденных в бумажнике поэта двадцатирублевых купюрах, которые они разделили между собой.
Узнав о смерти Пушкина, живший в то время в Париже Мицкевич, по известному в ту пору преданию, послал Дантесу вызов на дуэль, считая себя обязанным драться с убийцей своего друга. Если Дантес не трус, – писал будто бы Мицкевич, – то явится к нему в Париж. Мицкевич впервые приехал в Россию в 1824 году. В Петербурге Мицкевичу, высланному из Польши за принадлежность к тайному молодежному обществу, должны были определить место дальнейшей службы в глубинных районах огромной страны. Здесь он сближается с Пушкиным, которого ценил необыкновенно высоко.
О знакомстве двух великих национальных поэтов остался забавный анекдот.
Пушкин и Мицкевич очень желали познакомиться, но ни тот, ни другой не решались сделать первого шага к этому. Раз им обоим случилось быть на балу в одном доме. Пушкин увидел Мицкевича, идущего ему навстречу под руку с дамой.
– Прочь с дороги, двойка, туз идет! – сказал Пушкин, находясь в нескольких шагах от Мицкевича, который тотчас же ему ответил:
– Козырная двойка простого туза бьет. Оба поэта кинулись друг другу в объятия и с тех пор сделались друзьями.
Вместе с тем отношение Мицкевича к Петербургу было последовательно отрицательным. В Петербурге он видел столицу государства, поработившего его родину и унизившего его народ.
Рим создан человеческой рукою,
Венеция богами создана,
Но каждый согласился бы со мною,
Что Петербург построил сатана.
или:
Все скучной поражает прямотой,
В самих домах военный виден строй.
И хотя Мицкевич хорошо понимал различие между народом и государством, свою неприязнь к Петербургу ему так и не удалось преодолеть. Еще более она углубилась после польского восстания 1830 года и его жестокого подавления в 1831-м. Пушкинское стихотворение «Клеветникам России» Мицкевич расценил как предательство. В это время он уже жил за границей, оставил литературное творчество и занимался политикой. С Пушкиным он больше не встречался. Однако на протяжении всей своей жизни он сохранил восторженное отношение к Пушкину как к великому русскому поэту. Его легендарный вызов Дантесу вполне мог иметь место.
Почти полстолетия после смерти Пушкина памятника поэту в России не было. Ни в столице, ни на его родине – в Москве. Впервые заговорили о памятнике только в 1855 году. Идея родилась в недрах Министерства иностранных дел, чиновники которого не без основания считали себя сослуживцами поэта, так как по окончании Лицея Пушкин короткое время числился на службе по этому ведомству. Еще через полтора десятилетия бывшие лицеисты образовали «Комитет по сооружению памятника Пушкину». Комитет возглавил академик Я. К. Грот. Начался сбор средств.
Наконец высочайшее разрешение на установку памятника было получено. Но не в столице, где принято было сооружать монументы только царствующим особам и полководцам, а на родине поэта, в Москве. Объявленный в 1872 году конкурс выявил победителя. Им стал скульптор А. М. Опекушин. Отлитая по его модели бронзовая статуя поэта в 1880 году была установлена на Тверском бульваре в Москве.
Это побудило петербуржцев еще более настойчиво бороться за создание памятника Пушкину в своем городе. Чтобы ускорить процесс, было предложено использовать один из многочисленных конкурсных вариантов Опекушина.
Первоначально местом установки памятника был избран Александровский сад перед входом в Адмиралтейство. Но судьба распорядилась иначе. Незадолго до того вновь проложенная по территории бывшей Ямской слободы Новая улица была переименована в Пушкинскую. Короткая, тесно застроенная доходными домами, улица имела прямоугольную площадь, будто бы специально предназначенную для установки памятника. В центре сквера, разбитого садовником И. Визе по проекту архитектора В. Некора посреди этой площади, 7 августа 1884 года и был установлен первый в Петербурге памятник Пушкину.
Однако и на этот раз фольклор предложил свою, оригинальную версию появления памятника именно на этом месте. Некая прекрасная дама, рассказывает городское предание, страстно влюбилась в Александра Сергеевича Пушкина. Но он ею пренебрег. И вот, много лет спустя, постаревшая красавица решила установить ему памятник, да так, чтобы отвергнувший ее страстную любовь поэт вечно стоял под окнами ее дома. Этот монумент и сейчас стоит на Пушкинской улице, и взгляд поэта действительно обращен на угловой балкон дома, в котором якобы и проживала та легендарная красавица.
В конце 1930-х годов городскими чиновниками будто бы было принято решение перенести неудачный, как считалось тогда, памятник Пушкину на новое место. На Пушкинскую улицу, рассказывает одна ленинградская легенда, прибыл грузовик с автокраном, и люди в рабочей одежде начали осуществлять чей-то кабинетный замысел. Дело было вечером, и в сквере вокруг памятника играли дети. Вдруг они подняли небывалый крик, и с возгласами: «Это наш Пушкин!» – окружили пьедестал, мешая рабочим. В замешательстве один из прибывших решил позвонить «куда следует». На другом конце провода долго молчали, не понимая, видимо, как оценить ситуацию. Наконец, как утверждает легенда, со словами: «Ах, оставьте им их Пушкина!» – бросили трубку.
Через три года после открытия памятника Пушкину на Пушкинской улице Россия отмечала пятидесятилетие со дня гибели поэта. По этому поводу на Черной речке, на месте трагической дуэли, был установлен бюст поэта и отслужена панихида. В Петербурге произносились речи, читались доклады. Торжества почтил своим присутствием император Александр III. Однажды, рассказывает предание, после доклада академика Грота, император «дивился, как это Пушкин изловчался писать при суровой николаевской цензуре», и прямо с чествования поэта отправился будто бы знакомиться с проектами памятника… Николаю Первому.
Еще через полвека Ленинград широко отмечал столетие со дня злодейского убийства Пушкина. «Торжества», как принято было говорить в то время, предполагали целый ряд мероприятий по увековечению памяти поэта. Среди прочего, Биржевую площадь на Стрелке Васильевского острова переименовали в Пушкинскую. На ней собирались установить памятник поэту, воздвигнутый, кстати, через двадцать лет, но уже на площади Искусств.
Тогда же Евдокимовскую улицу вблизи Большеохтинского кладбища переименовали в Ариновскую. В то время была жива легенда, что няня Пушкина, Арина Родионовна Яковлева, скончавшаяся в 1828 году, была похоронена на этом кладбище. Причем это, кажется, единственный случай, когда фольклор получил официальный статус. На мемориальной доске, установленной на Большеохтинском кладбище в столетнюю годовщину смерти Арины Родионовны, в 1928 году, было высечено: «На этом кладбище, по преданию, похоронена няня поэта А. С. Пушкина Арина Родионовна, скончавшаяся в 1828 году. Могила утрачена».
На самом деле Арина Родионовна похоронена не на Большеохтинском кладбище, а на Смоленском. Но и на Смоленском кладбище, оказывается, место захоронения знаменитой няни поэта не установлено. Мемориальная доска с Большеохтинского кладбища ныне хранится в Литературном музее Пушкинского Дома.
Со смертью Пушкина не прерывается процесс мифологизации поэта, который с нарастающей амплитудой длился всю его активную творческую, светскую и семейную жизнь. Более того, значительная часть преданий, легенд, мифов и анекдотов, с которыми мы уже успели познакомиться, родилась в непосредственной близости к трагическим январским дням 1837 года. Но со временем, казалось, исчерпав пушкинскую тему в качестве объекта мифологизации, фольклор приобрел заметно иные интонационные свойства. Имя Пушкина становится неким знаком, лакмусовой бумажкой, пробным камнем, попасть в сферу воздействия которого было кому-то лестно, а кому-то досадно.
