Тогда-то и началась в Италии та лихорадка земельных усовершенствований, которая должна была в течение столетия произвести поразительный переворот в культуре, начатый в продолжение предшествовавших пятидесяти лет.[308] Все крупные или средние собственники стали покупать рабов, но предъявляли к ним требования, не известные древним. Среди грубых рабов, способных к самым тяжелым трудам и запертых в мрачных казармах, они старались найти более образованных ремесленников и земледельцев, с которыми обращались гораздо лучше и которые были способны усовершенствовать культуры и увеличить доходы.[309]
Культура винограда и оливок
Родос был тогда мировым рынком вина;[310] Греция, острова Эгейского моря, Малая Азия были Бургундией и Шампанью древнего мира, экспортировавшими божественный напиток Диониса в области, где виноград или не созревал, или где богатые пренебрегали грубым местным вином. В массах восточных рабов, которых Сулла продал в Италии, а пираты, откупщики и италийские купцы воровали и покупали в Азии для вывоза в Италию, было немало земледельцев. Они основательно знали культуру винограда и оливковых деревьев, виноделие и приготовление оливкового масла. Финансисты, разбогатевшие откупами таможенных пошлин, военными поставками и ростовщичеством в Азии, собственники-капиталисты, представители знатных древних родов поняли, что можно пытаться отнять у Азии и Греции их превосходство в виноделии, тем более, что потребление вина и масла в Италии возрастало. Поэтому они покупали восточных рабов, заставляли их сажать в соответствующих благоприятных местах[311] виноград и оливковые деревья в большом количестве, выбирая местности, близкие к морю или к дорогам, например, долину Романии, окрестности Фавенции[312] и Сицилию.[313]
Скотоводство
Фермы стали строиться с большей заботливостью, чтобы рабам было удобнее жить и работать.[314] Бродячие стада были предпочтительной спекуляцией римской знати в предшествующем веке, но они были только предметом аристократической беззаботности в прекрасную эпоху agri publici; по мере же того как дорожала земля и жизнь в Италии требовала все больших издержек, являлась необходимость улучшить скотоводство, выбирать пастухами рабов с известным развитием и знаниями, заняться породами животных, их скрещиванием, питанием, гигиеной.[315] Многие собственники занялись скотоводством вне Италии, в менее населенных и более варварских местностях. Так, Аттик владел обширными землями и бесчисленными стадами в Эпирее.[316] В Италии также делались попытки рационального разведения лошадей и ослов.[317] Правители и офицеры в тех областях, где они бывали для военных операций или управления, стали наблюдать растения, животных, стада и уход за ними; они опрашивали туземцев и приобретали полезные сведения.[318]
Разные формы спекуляций
Очень многие, даже среди знати, занялись финансовыми спекуляциями и искали их, пользуясь услугами маклеров и посредников, чтобы (особенно в Азии) давать деньги взаймы под высокие проценты. Они помещали свои капиталы у римских и эфесских банкиров, чтобы получать выгоду; они приобретали partes particulae — облигации и акции, сказали бы мы теперь — обществ откупщиков, арендовавших домены, соляные пошлины, имперские поставки.[319] Другие эксплуатировали залежи глины и изготовляли кирпичи или строили в Риме доходные дома, сдаваемые среднему классу или мелкому люду, увеличивавшемуся с каждым годом. Многие спекулировали на восточных рабах, ловких в тех искусствах роскоши, продукты которых имели все больший спрос. Покупали архитекторов, грамматиков, врачей, штукатуров, чтобы отдавать их внаймы лицам, нуждавшимся в них, или отпускали их на волю при условии уплаты прежнему патрону части своих профессиональных заработков.
Зараза империализма
Высшие классы Италии подобно паутине начали опутывать из Рима всю империю обширной системой различных спекуляций. Средняя буржуазия второстепенных италийских городов не замедлила последовать за ними, так же как и чернь мелких собственников, бедных колонистов, переселившихся с Востока ремесленников, вольноотпущенников разных стран, несчастных бедняков, разоренных междоусобной войной. В Риме эти же высшие классы возбудили в простом народе страсть к увеселениям и обжорству, увеличивая блеск даваемых народу кандидатами на государственные должности и магистратами празднеств и пышность банкетов,[320] где народ начал ценить хорошее вино, дроздов, цыплят, гусей и даже павлинов.[321] В маленьких городах и в италийских деревнях солдаты Суллы являли живые примеры заимствованных с Востока пороков и роскоши, пьянства, разврата и тщеславного хвастовства драгоценными металлами.[322] Их пример возбуждал надежды, честолюбие, отважные инстинкты и предпринимательский дух молодых людей из семей мелких собственников и колонистов. Самые бедные поступали в армию, надеясь обогатиться в отдаленных экспедициях; другие, имевшие небольшой капитал, брались за торговлю;[323] третьи, наконец, подражая богатому соседу-землевладельцу, покупали несколько рабов, старались сеять хлеб только необходимый для прокормления себя и своих рабов, а на остальной земле насаждали виноград, оливковые и плодовые деревья, цветы для пчел, надеясь получить от продажи этих предметов роскоши денежную прибыль.[324] Рост народных издержек увеличивал, в свою очередь, прибыльные спекуляции богатых и знатных капиталистов; некоторые из них занялись даже мелочной торговлей при помощи своих рабов или вольноотпущенников, открывая в своем дворце лавку и продавая там продукты своего имения при участии приказчика, бывшего часто рабом или вольноотпущенником. Благосостояние, таким образом, вернулось, пережив страшную эпоху междоусобных войн. Торговый дух распространился еще более, чем в предшествующем поколении.
Буржуазия и возрождение собственности
Цена вещей, стоимость земель и труда возрастала. Италия переживала одну из тех счастливых эпох быстрого роста богатств, когда одни случаи наживы рождают другие и умножаются с прогрессирующей быстротой. За революционными катастрофами последовало быстрое возрождение; усилия приобрести богатство, могущество, удовольствие сделались более общими и более интенсивными. Италийская буржуазия собственников и купцов, образованных людей и честолюбивых политиков, возникшая за последние пятьдесят лет, стала обогащаться, образовываться и с большей энергией оспаривать управление империей у старой римской аристократии.[325]
Перемены в общественном настроении. — Упадок революционного настроения в среднем классе и сила национального и демократического чувства. — Оппозиция консервативной партии. — Трибуны начинают нападать на конституцию Суллы. — Смерть и завещание царя Вифинии. — Присоединение Вифинии; его финансовые причины. — Вероятность войны с Митридатом и интриги в Риме из-за начальствования. — Луций Лициний Лукулл. — Преция, любовница Цетега. — «Новая женщина». — Неожиданное вторжение Митридата в Азию и Вифинию. — Разделение командования. — Ускоренный отъезд Лукулла на Восток. — Поход Митридата на Кизик. — Уничтожение армии Митридата.
Политические следствия этих перемен
Этому великому социальному перевороту соответствовала крупная перемена общественного настроения. Положение, созданное революцией и реакцией, не могло долго продолжаться. Мало-помалу, по мере исчезновения старого поколения, классы и партии, сражавшиеся с таким ожесточением, забывали свою ненависть и сходились в одинаковом желании примирения. В среднем италийском классе улеглось то революционное и антиримское настроение, которое возбудило междоусобную войну и толкнуло стольких италиков в ряды Митридата. Сначала ужас перед страшной реакцией Суллы, затем мир, действие времени, возрождающееся благосостояние успокоили этот класс, давно уже преданный Риму, исполненный италийского патриотизма и благоразумной мудрости. Мелкие собственники, земледельцы, купцы и предприниматели всей Италии делались сторонниками мира, друзьями порядка и патриотами; они насаждал* оливковые деревья и виноградные лозы, строили фермы, покупали рабов или поступали в солдаты. Они забывали великие услуги, оказанные революцией их делу. Они начинали ненавидеть и считать изменниками многочисленных революционеров предыдущего поколения, которых нужда и преследования заставили идти на службу к Митридату. Они бросили Сертория, последнего героя, уцелевшего из партии Мария, непобедимого борца италийской революции.
