Россия оставила в руках врага несравненно большее число пленных, чем любое другое государство. В лагерях для военнопленных в Германии и Австрии содержались 3,9 млн. русских, что в три раза превосходило общее число пленных (1,3 млн.), оставленных армиями Великобритании, Франции и Германии116. Только австро-венгерская армия, потерявшая 2,2 млн. солдат пленными, выдерживала сравнение. На каждую сотню русских, павших в боях, приходилось 300 сдавшихся в плен. В английской армии на 100 убитых приходилось 20 пленных, во французской — 24, в немецкой — 26117. Другими словами, русские солдаты сдавались в плен в 12-15 раз чаще, чем западные.
Провал июньского наступления стал личной катастрофой для Керенского, который рассчитывал с его помощью объединить разобщенную страну вокруг себя и правительства. Проиграв все, он сделался подозрительным, раздражительным, испытывал все большую растерянность. В таком состоянии он начал совершать непростительные ошибки, и это превратило его из обожаемого вождя в козла отпущения, одинаково презираемого и левыми и правыми.
В атмосфере деморализации и отчаяния, вызванной провалом июньского наступления, Ленин и его соратники предприняли еще одну попытку устроить путч.
* * *
Ни о каком другом событии русской революции не сказано и не написано столько преднамеренной лжи, сколько об июльском восстании 1917 года, и все потому, что восстание это было самым грубым ленинским промахом, ошибкой, которая чуть не привела к уничтожению партии большевиков: по масштабу это можно приравнять к Пивному путчу Гитлера в 1923 году. Чтобы снять с себя ответственность и представить июльский путч стихийной демонстрацией, которую они якобы старались направить в мирное русло, большевики не останавливались ни перед чем.
События 3—5 июля были ускорены решением правительства отослать части Петроградского гарнизона на фронт в связи с ожидающимся контрнаступлением. Вызванное главным образом военными соображениями, решение это позволяло одновременно вывести из столицы части, наиболее сильно поддавшиеся большевистской пропаганде. Большевикам это сулило беду, поскольку угрожало лишить их тех сил, на которые они рассчитывали опереться при следующей попытке захватить власть118. В ответ на события они организовали яростную пропагандистскую кампанию в частях гарнизона, нападая на «буржуазное» правительство, обличая «империалистическую» войну и призывая солдат отказываться идти на фронт. Ни одна страна даже с демократическими традициями не потерпела бы подобного призыва к мятежу во время войны.
Основную поддержку большевики рассчитывали получить со стороны Первого пулеметного полка — самой большой части гарнизона, насчитывавшей 11 340 рядовых и около 300 офицеров, в значительной части принадлежавших к «левой» интеллигенции. Многие из них были переведены в этот полк из других частей за несоответствие должности, некомпетентность и неповиновение119. Размещенный на Выборгской стороне, вблизи фабрик с радикально настроенными рабочими, полк находился на грани мятежа. Военная организация большевиков опиралась в нем на ячейку из тридцати человек (в их число входили и младшие офицеры), которых регулярно обучали методам агитационной работы120. В полк часто приезжали с выступлениями большевики и анархисты.
20 июня в полк поступил приказ отправить на фронт 500 пулеметных расчетов. На следующий день войска собрались на митинг и приняли резолюцию (судя по содержанию, подсказанную большевиками), что отправятся на фронт, если война будет носить революционный характер, а из правительства будут выведены все «капиталисты» и власть перейдет к Совету. Если, говорилось далее в резолюции, Временное правительство попытается раскассировать полк, он окажет сопротивление121. В другие части гарнизона были разосланы люди с просьбой о подкреплении.
Большевики, игравшие основную роль в этом мятеже, опасались, что преждевременные действия могут вызвать взрыв патриотического негодования. У них было достаточно врагов, готовых активизироваться при первом же удобном случае: по словам Шляпникова, «нашим единомышленникам нельзя было показаться в одиночку на Невском, не рискуя своей жизнью»122. Поэтому тактика большевиков должна была совмещать наглость с осмотрительностью: чтобы поддерживать высокий уровень напряжения, они вели усиленную агитацию среди солдат и рабочих, но одновременно сдерживали всякие импульсивные действия, которые могли выйти из-под их контроля и повлечь за собой антибольшевистский погром. 22 июня «Солдатская правда» обратилась к солдатам и рабочим с призывом воздерживаться от демонстраций без прямых указаний со стороны партии: «К выступлению Военная организация не призывает. Военная организация, в случае необходимости, призовет к выступлению в согласии с руководящими учреждениями нашей партии — Центральным Комитетом и Петербургским комитетом»123. Советы даже не упоминались. Эти призывы к сдержанности, которые впоследствии коммунистические историки любили приводить как свидетельство того, что партия большевиков не несла никакой ответственности за июльские восстания, ничего, конечно, не доказывают: они всего лишь свидетельствуют, что партия хотела держать события под своим жестким контролем.
Первая волна недовольства в полку была погашена тем, что большевики отговорили его от демонстрации и Совет отказался утвердить его резолюцию. Смирившись, полк выделил 500 пулеметных расчетов для отправки на фронт124.
Тем временем правительство совместно с Советом занималось подавлением нарождающегося недовольства в Кронштадте. Гарнизон этой военно-морской базы находился под сильным влиянием анархистов, но политическую его ориентацию определяли большевики во главе с Ф.Ф.Раскольниковым и С.Г.Рошалем 125. Моряки предъявляли свои претензии к правительству, — в частности, оно силой выдворило анархистов из особняка бывшего министра П.Н.Дурново, который те захватили и превратили в свой штаб после февральской революции. Анархисты так бесчинствовали в особняке, что 19 июня были посланы войска очистить здание от непрошенных квартирантов и арестовать буянов126. Подстрекаемые анархистами, матросы угрожали выступить 23 июня на Петроград и освободить пленников. Объединенными усилиями Совета и большевиков их также удалось усмирить.
Несмотря на то, что Первый пулеметный полк держали в узде, в нем непрестанно велась распаляющая пропаганда. Большевики призывали передать всю власть Советам, а затем провести перевыборы в Советы, после чего там водворятся исключительно большевики; это, по их обещанию, должно было способствовать немедленному заключению мира. Они также призывали к «уничтожению буржуазии». Анархисты же подстрекали войска «громить милюковские улицы Невский и Литейный»127.
* * *
По воспоминаниям В.Д.Бонч-Бруевича, вечером 29 июня на его даче в Ниволе неподалеку от финского города Выборг, куда можно было легко добраться пассажирским поездом из Петрограда, появился неожиданный гость. Это был Ленин. Он объяснил, что, «по конспиративной привычке» ехал кружным путем, чрезвычайно устал и нуждается в отдыхе128. Поведение Ленина было странным, для него нехарактерным. Ему не было свойственно устраивать себе каникулы посреди важных политических событий, даже когда у него имелось больше оснований чувствовать себя усталым, например, зимой 1917/1918 годов. Объяснение выглядело вдвойне подозрительным, если учесть, что через два дня должна была открываться конференция Петроградской большевистской организации. И можно было только строить предположения, почему Ленин не хотел на ней присутствовать. «Конспиративное» его поведение тоже представляло загадку, так как у него не было видимой причины скрывать свои передвижения. Очевидно, причину его внезапного исчезновения из Петрограда следует искать в другом: наверняка до него дошли слухи, что правительство, имея достаточно сведений о его финансовых отношениях с Германией, намерено его арестовать.
Капитан французской разведки Пьер Лоран передал 21 июня в русскую контрразведку четырнадцать перехваченных сообщений, свидетельствующих о сношениях большевиков Петрограда с агентурой в Стокгольме и об их сговоре с врагом; чуть позднее он представил еще пятнадцать документов129. Правительство отложило арест большевиков, так как рассчитывало захватить главного агента Ленина в Стокгольме — Ганецкого — во время его следующего приезда в Россию с обличающими документами130. Однако поведение Керенского после мятежа позволяет предположить, что за медлительностью правительства стояло нежелание ссориться с Советами.
Несмотря на все проволочки, к концу июня правительство располагало достаточным числом улик для возбуждения дела, и был отдан приказ об аресте в течение недели двадцати восьми главных большевиков131.
