[Документ СССР-218]
Предпосылки, обеспечивающие снабжение и конфискацию наибольшего количества продовольствия на Украине, настроения и положение населения в конце октября 1941 года
...Настроение населения в большинстве случаев сразу же после оккупации территории нашими войсками значительно ухудшилось. В чем причина этого? Мы высказываем внутреннюю неприязнь, даже ненависть по отношению к этой стране и высокомерие по отношению к этому народу. Третий год войны и необходимость перезимовать в неприветливой стране вызывают ряд затруднений. Но их необходимо преодолевать со стойкостью и самодисциплиной. Мы не должны срывать на населении свое недовольство этой страной...
Как часто бывали случаи, когда мы поступали нелогично и благодаря ошибкам, которых легко можно было избежать, теряли у населения всякую симпатию. Мы расстреливаем в деревнях и населенных пунктах выбившихся из сил пленных и оставляем их группами на дороге, а эти факты не может понять население... Так как войскам даны широкие полномочия по самоснабжению, то вблизи больших магистралей и городов колхозы в большинстве случаев уже не имеют племенного скота, семян и посевного картофеля (Полтава). Безусловно, снабжение собственных войск стоит на первом месте. Однако сам характер снабжения нам не безразличен. Реквизиция последней курицы с психологической стороны столь же неразумна, как и неразумно с хозяйственной стороны убийство супоросной свиньи и последних телят...
Население оказалось без руководства. Оно стоит в стороне. Оно чувствует, что мы смотрим на него сверху вниз, что мы видим саботаж в его темпе работы и методах, что мы совершенно не делаем никаких попыток, чтобы найти путь к нему...
ИЗ «ПОЛИТИЧЕСКОГО ОТЧЕТА» ПРОФЕССОРА БИОЛОГОПАЛЕОНТОЛОГИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА В ПОЗНАНИ ДОКТОРА ПАУЛЯ В. ТОМСОНА ОТ 19 ОКТЯБРЯ 1942 г.[317]
[Документ СССР-439]
...Хотя здесь, на востоке, на меня возложены чисто научные задачи, я чувствую себя обязанным присоединить к моему деловому докладу общий политический отчет. Я должен откровенно и честно заявить, что я возвращаюсь на родину с самыми тяжелыми впечатлениями.
В этот час, когда решается судьба нашего народа, каждая ошибка может иметь роковые последствия.
С польским или чешским вопросом мы можем разделаться, на это хватит биологических сил нашего народа. Такие маленькие национальности, как эстонцы, латыши и литовцы, должны либо приспособиться к нам, либо погибнуть.
Совершенно иначе обстоят дела на колоссальном русском пространстве, которое крайне важно для нас как сырьевая база...
ИЗ ОФИЦИАЛЬНОГО ДОКЛАДА ПОЛЬСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА
[Документ СССР-93]
...Ясные указания относительно программы в этом отношении найдены в публикации, распространяемой среди членов национал-социалистской партии Германии в 1940 году. Она содержала принципы немецкой политики на Востоке. Вот несколько цитат из нее... «В военном смысле-польский вопрос решен, но с точки зрения национальной политики он теперь только начинается для Германии. Национальный политический конфликт между немцами и поляками должен быть доведен до степени, невиданной до сих пор в истории».
«Цель, перед которой стоит немецкая политика на территории бывшего польского государства, двоякая: 1) стремиться, чтобы известная часть этого пространства была очищена от чужого населения и населена немецким населением, и 2) навязать немецкое руководство с целью обеспечить, чтобы на этой территории не вспыхнул новый пожар против Германии. Ясно, что такой цели нельзя никогда достичь с поляками, но только против них»...
Политика в этом отношении ясно выражена официальными немецкими властями. В «Остдейтчер беобахтер» от 7 мая 1941 г. напечатано нижеследующее воззвание: «Впервые в истории Германии мы используем наши военные победы в политическом отношении. Никогда больше даже сантиметра земли, которую мы покорили, не будет принадлежать поляку»...
Местность за местностью, деревня за деревней, местечки и города на присоединенных территориях были очищены от польских жителей. Это началось в октябре 1939 года, когда местность Орлове была очищена от всех поляков, живших и работавших в ней. Потом пришла очередь порта Гдыни. В феврале 1940 года около 40 000 человек были изгнаны из города Познани. Их места были заняты 36 000 балтийских немцев, членов семейств военных и немецких чиновников.
Польское население было изгнано из следующих городов: Гнезно, Хелмно, Постян, Ношива, Иновроцлав и многих других городов.
Немецкая газета «Гренццейтунг» уведомляла, что в феврале 1940 года весь центр города Лодзи был очищен от поляков и предназначен для будущих немецких поселенцев. В сентябре 1940 года общее число поляков, вывезенных из Лодзи, определилось в 150 000.
Но не только был дан приказ, чтобы люди, живущие в этих местностях, ушли: им было запрещено взять с собой свою собственность — все следовало оставить. Место этих поляков, депортированных из своих жилищ, предприятий и хозяйств, было занято немецкими пришельцами. В январе 1941 года более 450 000 немцев было таким образом поселено...
Тысячи польских детей (от 7 до 14 лет) были безжалостно уведены от родителей и семейств и увезены в Германию. Сами немцы объяснили цель этой жесточайшей меры в №1584 газеты «Кельнише цейтунг» за 1940 год:
«Их будут учить немецкому языку, им будут прививать немецкий дух затем, чтобы воспитать их как образцовых юношей и девушек».
ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ВОЕННОГО ТРИБУНАЛА ОТ 26 ФЕВРАЛЯ 1946 г.
Показание свидетеля Григорьева Я.Г.
Председатель: Как ваше имя?
Свидетель: Григорьев Яков Григорьевич.
Председатель: Повторяйте за мной слова присяги:
«Я, гражданин Советского Союза Яков Григорьев, вызванный в качестве свидетеля по настоящему делу, перед лицом Высокого Суда обещаю и клянусь говорить Суду только правду обо всем, что мне известно по делу».
(Свидетель повторяет слова присяги.)
Вы можете сесть.
Смирнов[318]: Скажите, пожалуйста, свидетель, в какой деревне вы проживали до войны?
Свидетель: В деревне Кузнецове, Порховского района, Псковской области.
Смирнов: В какой деревне вас застала война?
Свидетель: В деревне Кузнецове.
Смирнов: Существует ли сейчас эта деревня?
Свидетель: Не существует.
Смирнов: Я прошу вас рассказать суду, при каких обстоятельствах произошло уничтожение деревни.
Свидетель: В памятный день 28 октября 1943 г. немецкие солдаты неожиданно напали на нашу деревню и стали творить расправу с мирными жителями, расстреливать, загоняя в дома. В этот день я работал на току со своими двумя сыновьями, Алексеем и Николаем. Неожиданно к нам на ток зашел немецкий солдат и велел следовать за ним. Нас повели через деревню в крайний дом. Я сидел около самого окна и смотрел в окно. Вижу, немецкие солдаты гонят еще большую толпу народа. Я заметил свою жену и маленького своего сына 9 лет. Их сначала подогнали к дому, а потом повели обратно, куда— мне было тогда неизвестно.
Немного погодя входят три немецких автоматчика, и четвертый держит наган в руках. Нам приказали выйти в другую комнату. Поставили к стенке всю толпу 19 человек, в том числе меня и моих двух сыновей, и начали из автоматов стрелять по нас. Я стоял около самой стенки, немного опустившись. После первого выстрела я упал на пол и лежал не шевелясь. Когда расстреляли всех, они ушли из дома. Я пришел в сознание, гляжу — невдалеке от меня лежит мой сын Николай, он лежал ничком и был мертв, а второго сына я сперва не заметил и не знал, убит он или жив. Потом я стал подниматься, освободив ноги от навалившегося на них трупа. В этот момент меня окрикнул мой сын, который остался, в живых.
Смирнов: Окрикнул второй ваш сын?
Свидетель: Второй, а первый лежал убитый невдалеке от меня. Сынишка крикнул: «Папа, вы живой?»
Смирнов: Он был ранен?
Свидетель: Он был ранен в ногу. Я его успокоил: «Не бойся, сыночек, я тебя не оставлю, как-нибудь уйдем. Я тебя вынесу отсюда». Немного погодя загорелся дом, в котором мы лежали. Тогда я, открыв окно, выбросился из него вместе со своим раненым мальчиком, и мы стали ползти от дома, притаясь, чтобы не заметили немецкие солдаты. Но на пути нашего отхода от дома стояла высокая изгородь, мы не сумели раздвинуть изгородь, а начали ломать ее. В этот момент нас заметили немецкие солдаты и начали по нас стрелять. Я тогда шепнул своему сынишке, чтобы он притаился, а я побегу. Мне его. было не снести, и он побежал немного и, благодаря зарослям, притаился, а я побежал дальше, отвлекая внимание солдат. Немного пробежав, я вскочил в постройку, стоявшую около горящего дома. Посидел там немножко и решил идти дальше. Я убежал в ближайший лес, находящийся неподалеку от нашей деревни, и там переночевал. Наутро я встретил из соседней деревни Алексея Н., который мне сообщил, что мой сын Леша жив, так как он уполз. Потом, на второй день после этого, я встретил из этой деревни Кузнецове мальчика Витю — это был беженец из-под Ленинграда и проживал во время оккупации в нашей деревне... Он тоже чудом спасся, выскочив из огня. Он мне сказал, как происходило дело во второй избе, где были моя жена и мой малый сынишка. Там дело происходило так: немецкие солдаты, загнав людей в избу, отворили в коридор дверь и через порог стали поливать из автомата. Со слов Вити, там горели живые люди, в том числе, по его словам, сгорел заживо мой мальчик Петя девяти лет. Когда Витя выбегал из избы, то видел, что мой Петя еще был жив и сидел под лавкой зажавши ручонками уши.
