Каждый предмет сказал свое слово тому, кто умеет понимать язык древностей.
О том, когда была снаряжена экспедиция, рассказали монеты. Их удалось собрать очень много - более трех тысяч. Такие большие деньги могли понадобиться только для торговли. Треть монет относилась ко временам Ивана Грозного. Многие монеты были отчеканены в царствование Федора Иоанновича и Бориса Годунова. Попадались также монеты Лжедмитрия, Василия Шуйского и Михаила Романова. Последних было совсем мало. Значит, экспедиция отправилась вскоре после 1613 года, когда Михаил только что вступил на царство и не успел еще выпустить много денег.
Досказали повесть о мореплавателях другие находки: обломки лодки, раздробленные кости и черепа песцов, разная утварь, прядь черных женских волос, вышитая женская сумочка, разбросанные шахматные фигуры. Мореходы, несомненно, разделились - иначе предметы на островах и на берегу залива вряд ли могли бы быть так поразительно схожими, как бывают схожими только вещи, сделанные одним мастером и взятые из одного места.
Нам неизвестны имена этих отважных мореходов. Единственное имя, которое может помочь тем, кто ищет теперь следы экспедиции в старинных документах, затейливо вырезано на украшенной оловянным орнаментом ручке ножа, найденного среди развалин избушки: "Акакий Мурманец". На другом ноже чуть видно слово "Иван". К несчастью, засунутый в ножны обрывок бумаги, на котором едва можно разобрать надпись "жалованная грамота", очень плохо сохранился.
А как бы помогла эта грамота археологам!
Возможно, отдельные подробности путешествия были не такими, как описаны в нашем рассказе: пока они неизвестны никому. Но Алексей Павлович Окладников, прочтя этот рассказ, сказал: "Да, так вполне могло быть". А ведь профессор Окладников сам побывал на островах Фаддея и в заливе Симса; он же руководил работой многих ученых, которые исследовали все найденные там предметы, до обрывков шерстяной нитки и ворсинок меха включительно.
КОНЕЦ КАПИТАНА КУКА
Когда английские корабли "Резолюшн" и "Дисковери" пришли на острова вечной весны и бросили якоря в этой бухте, все обещало спокойную и веселую стоянку.
Толпа полуголых гавайцев приветствовала капитана Джемса Кука радостными криками. Сам верховный жрец, худой, костлявый старик, приехал на корабль. Он накинул на плечи Кука что-то вроде красной мантии и подал ему поросенка. При этом жрец бормотал заклинания, какие обычно произносятся только перед деревянными идолами или другими божествами островитян.
Капитан Джемс Кук был принят жителями Гавайских островов за божественного О-Роно! По преданию, этот О-Роно в давние годы покинул гавайцев, пообещав вернуться на пловучем острове, чтобы принести народу довольство и счастье. Когда же не один, а сразу два пловучих острова с белыми полотняными крыльями появились в бухте, жрецы не сомневались, что это пожаловал О-Роно со своей свитой.
Кук вскоре убедился, что быть божеством не так уж заманчиво. Когда за тобой целый день ходит орава жрецов и вопит: "О-Роно! О-Роно! О-Роно!", то это может довести до неистовства. Если бы не свиньи и плоды, обильно приносимые при этом в жертву, то Кук разогнал бы крикунов. А эти жертвоприношения были так кстати: запасы продовольствия на кораблях совсем истощились.
Однако, как ни простодушны были гавайцы, но и они поняли, что с богом О-Роно вышла какая-то ошибка. Вместо того чтобы принести довольство и изобилие бедным туземцам, О-Роно усердно собирал на свои пловучие острова все съедобное. Наиболее смышленые смекнули, что пришельцы, как видно, простые смертные, только с другим цветом кожи и с аппетитом акулы.
Местный царек Тараи-Опу побывал на корабле у Кука и деликатно осведомился: как скоро божественный О-Роно думает покинуть гавайцев? Кук сказал, что очень скоро. Обрадованный Тараи-Опу поторопился прислать ему на дорогу фруктов, съедобных кореньев и других припасов.
Перед отплытием Куку понадобились дрова. Матросы могли бы нарубить их сколько угодно. Но Кук позвал верховного жреца и потребовал, чтобы в обмен на два железных топора ему отдали деревянную ограду вокруг священного храма гавайцев. Жрец с негодованием отверг сделку. Тогда разгневанный О-Роно приказал матросам сломать ограду, а строптивому жрецу насильно заткнуть за пояс топоры. Туземцы безропотно снесли такое неслыханное надругательство над своими святынями, рассчитывая, что это последняя жертва, которую они приносят божеству.
Но каково же было разочарование гавайцев, когда через несколько дней пловучие острова О-Роно снова появились в бухте. Кук вернулся для того, чтобы исправить поврежденную бурей фок-мачту "Резолюшн".
Если бы англичане мирно и дружески обошлись с гавайцами, то, конечно, получили бы и дерево для мачты и продукты. Однако чуть не с первого часа новой стоянки кораблей начались ссоры и стычки.
Один из гавайцев, прельстившись клещами и долотом, не удержался от искушения и, схватив эти чудесно блестевшие вещички, нырнул с ними в воду. В него стали стрелять, но промахнулись.
Гавайцы сами наказали воришку и вернули вещи боцману "Дисковери". Но тот, грубо бранясь, потребовал, чтобы ему выдали самого вора, которого он пригрозил застрелить. В залог боцман пытался забрать лодку одного из туземных вождей. Когда тот, не давая лодку, схватил боцмана за руку, один из матросов ударил вождя веслом. Англичанам непоздоровилось бы в завязавшейся драке, если бы вождь не остановил своих соотечественников и не приказал отпустить пришельцев с миром.
Кук, узнав о случившемся, рассердился.
- Боюсь, что эти островитяне заставят меня прибегнуть к энергичным мерам, - сказал он.
На другой день, когда с "Дисковери" из-за оплошности и ротозейства вахтенных исчезла шлюпка, Кук сам отправился на берег с вооруженным отрядом и позвал Тараи-Опу на корабль для переговоров. Престарелый царек заподозрил неладное, однако не решился перечить.
На самом берегу, когда Кук считал, что Тараи-Опу уже его заложник, прибежала жена царька и с плачем стала умолять своего повелителя не ездить на корабль. На ее крик и причитания сбежалось множество гавайцев. Они увидели, что их вождя хотят похитить, и тоже стали просить Тараи-Опу не садиться в шлюпку. Тот стоял в нерешительности. Но Кук, которому надоело все это, нетерпеливо потянул царька за руку.
Тотчас в воздухе просвистел камень: один из гавайцев, защищая вождя, поднял руку на самого О-Роно. Кук обернулся и выстрелил. Матросы последовали примеру капитана. Но гавайцы не разбежались.
Тогда Кук попятился к шлюпкам, стоявшим у берега. Гавайцы размахивали перед ним копьями, прогоняя его в воду. Капитан повернулся, чтобы скомандовать людям на шлюпках, и тут один из гавайцев ударил его дубиной по голове. Кук выронил ружье, шатаясь сделал несколько шагов, упал, снова приподнялся, протянул руку к шлюпкам, как бы прося о помощи. Но на шлюпках растерялись или испугались.
Гавайцы потащили Кука в более глубокое место и стали его топить. Он вырвался еще раз, но тут удар копья оборвал его жизнь. Тело англичанина с торжествующими криками поволокли вглубь острова. Это произошло 14 февраля 1779 года в бухте Кеалакекуа.
* * *
Капитану Чарльзу Клерку, принявшему начальство над экспедицией, казалось, что все случившееся - кошмарный сон. Пустая ссора, удар палицы дикаря - и Англия лишилась лучшего своего мореплавателя.
Завтра он, капитан Чарльз Клерк, потребует выдачи тела Джемса Кука под угрозой объявления войны всем гавайцам. На "Дисковери" и "Резолюшн" достаточно пуль и ядер.
Капитан Клерк поднимается на палубу. Глубокая ночь, но вдоль берега острова пылают костры. Доносятся возбужденные крики, мелькают силуэты дикарей. Что они сделали с телом? О, только бы дождаться рассвета.
От борта отделяется тень: вахтенный лейтенант Кинг. Сразу после гибели капитана Кука он с вооруженным отрядом неудачно пробовал высадиться на берег.
- Капитан, - говорит Кинг, - ни один из них не должен уйти живым. Ночь темна, и мы могли бы до рассвета высадить десант. Их надо перебить всех, даже младенцев, спалить селенья...
- Я противник бессмысленной жестокости, лейтенант Кинг. Это было бы недостойно памяти нашего великого друга... Проверьте часовых и не отлучайтесь с палубы; дикари могут напасть с лодок.
Оставив недовольного Кинга, Клерк идет в опустевшую каюту Джемса Кука. Мундир, карты, пистолеты, книги, раскрытый дневник... Никогда уже капитан Кук не допишет начатую и оборванную на половине фразу...
Сердце Клерка болезненно сжимается. Он вспоминает Кука таким, каким видел его вчера, и таким, каким был лейтенант Кук много лет назад, когда судьба впервые свела их.
Тогда шел 1768 год. Кука назначили капитаном "Индевора". Ему было лет сорок, если не больше, и невысокий чин лейтенанта, который он получил уже перед самым выходом в плавание, служил поводом для насмешек этих чванливых господ из адмиралтейства. Но как бы они ни кривили губы, лучшего моряка, чем Кук, на флоте не нашлось. И сыну батрака, самому испытавшему на море все, что может выпасть на долю юнги, матроса, боцмана и шкипера, доверили вдруг командование военным кораблем.
