К 1952 году вокальный гений Каллас достиг пика. Она пела "Норму" в Королевской Опере "Ковент Гарден" в Лондоне. Как раз в это время пресса начала издеваться над ее огромными размерами и весом. Некий критик написал, что у нее ноги, как у слона. Она была потрясена и немедленно села на строгую диету и потеряла сотню фунтов за восемнадцать месяцев. Ее муж рассказывал по секрету, что она заразила себя глистами, чтобы стимулировать потерю веса. Это подействовало. Рудольф Бинг пригласил ее на три представления "Травиаты" в "Метрополитен-Опера" в сезоне 1952/1953 г. Она отказалась, потому что у ее мужа не было визы. Это обозлило Бинга и положило начало десятилетней вражде с человеком, которого вряд ли Каллас стоило иметь в качестве врага. Эта конфронтация задержала ее дебют в Америке вплоть до представления "Нормы" в Чикаго 1 ноября 1954 года. Каллас мгновенно стала сенсацией. Бинг признал себя побежденным в отношениях с этой непостоянной звездой v, немедленно начал переговоры о ее выступлении в "Метрополитен-Опера" Каллас впервые спела Медею в "Л а Скала" в 1953 году, и ее трепетное исполнение принесло этой относительно мало известной опере огромный успех. Дирижировал Леонард Бернстайн, и он был восхищен ее талантом. Относительно ее исполнения он сказал: "Публика была без ума. Каллас? Она была чистое электричество." Бернстайн на всю жизнь стал другом и сторонником Каллас. Бинг подписал с Марией контракт о ее дебюте в Нью-Йорке в "Норме" на открытии сезона 1956/1957 г. Каллас была блестяща, но это заключалось прежде всего не в ее голосе или игре, а в ее стиле. Бернстайн сказал о ней:
"Она была не большая актриса, а великолепная индивидуальность." Драматическое чутье Каллас и ее искрометный сценический талант отличали ее, помогали ей менять мир оперы. Ее менеджер студии звукозаписи Джеймс Хинтон подчеркивает сценическую жизненность Марии:
"Те, кто слышал ее только в записи.., не могут вообразить общую театральную жизненность ее натуры. Как певица она очень индивидуальна, и голос ее так необычен по качеству звучания, что легко понять, что не всякое ухо может услышать это." ("Современная биография", 1956) Каллас часто говорила: "Я помешана на совершенствовании" и "Я не люблю среднего пути". "Все или ничего" было ее девизом. Каллас всю жизнь была трудоголиком и имела обыкновение говорить: "Я работаю, поэтому я существую". Ее приступы депрессии усиливались попытками похудеть и переутомлением, вызванными нервным напряжением и ее этикой, заставлявшей работать на износ. Она непрерывно искала средства от болезни и нервного истощения. Доктор Коппа уверял ее: "Вы здоровы. У вас нет никаких отклонений, следовательно, вы не нуждаетесь в лечении. Если вы больны, то это связано с вашей головой."
Постоянные приступы болезни вынуждали Каллас отменять многие представления. Ее восторженная, но непостоянная публика упрекала ее за подобные отмены. Британская пресса осудила "очередную забастовку Каллас" в середине пятидесятых, когда она была обманута администрацией "Ла Скала" (было объявлено, что она больна, в то время, как она пыталась исправить ошибку в программе, допущенную производственной компанией). Затем она была замешана в скандале в "Ла Скала", когда оставила сцену после первого акта из-за болезни, в то время как в зале находился президент Италии. Это привело к судебным процессам и проявлениям недовольства со стороны деятелей итальянской сцены. Годами позже Каллас реабилитировали, но ее репутация была испорчена.
Как постоянная шумиха, так и законные действия ожесточили Каллас. Она была действительно эмоционально очень чувствительной женщиной-ребенком, на чем основывались многие ее профессиональные проблемы. Именно во время этих деловых кризисов она в первый раз решила поставить личную жизнь выше искусства. Она отменила выступление в опере Сан-Франциско 17 сентября 1958 года по болезни. Директор Курт Адлер был разъярен и подал жалобу в Американскую гильдию музыкальных артистов, которая позже объявила ей выговор на судебном заседании. Эти постоянные сражения только укрепляли ее репутацию взбалмошной артистки, которая подобно Норме была в постоянных конфликтах между своими священными клятвами и страстным желанием любви и поклонения. Каллас говорила:
"Мы платим за эти вечера. Я могу проигнорировать это. Но мое подсознание не может... Я признаю, что бывают времена, когда какая-то часть меня польщена высоким эмоциональным накалом, но вообще я не люблю ничего из этого. Начинаешь чувствовать себя осужденной... Чем больше у вас известности, тем больше ответственность и тем меньше и беззащитней вы себя чувствуете" ("Lowe", 1986).
После представления "Нормы" в Риме в 1958 году Мария была представлена судостроительному магнату Аристотелю Онассису Эльзой Максвелл, известной американской газетной фельетонисткой и устроительницей вечеров. Каллас и ее муж были приглашены на яхту Аристотеля "Кристина", пользующуюся дурной славой, и с этого момента ее карьера отступила на второй план по сравнению с огромной потребностью в любви и привязанности. Эта ранимая женщина была легкой добычей для любящего земные радости, распутного Онассиса. Подобно Медее, Каллас не колебалась пожертвовать всем, чтобы удовлетворить свои романтические желания. После романа с Аристотелем Каллас дала только семь представлений в двух городах в течение 1960 г, и только пять представлений в течение 1961 г. Она спела свою последнюю оперу, "Норму", в 1965 году в Париже, где она жила после того, как ее бросил Онассис. После брака Аристотеля с Жаклин Кеннеди Каллас согласилась играть Медею в кинофильме Пьера Пазолини в 1970 г. Это оказалось большое произведение искусства, но коммерческая неудача. Ирония заключалась в том, что в своем последнем представлении она должна была играть роль, показывающую, как в зеркале, образ ее агонии и мучений. Каллас была отвергнутой женщиной, и было что-то пророческое в том, что Пазолини выбрал ее на такую роль именно в тот момент, когда ее мучитель, Онассис, умирал: "Вот женщина, в каком-то смысле самая современная из женщин, но в ней живет древняя женщина - странная, мистическая, волшебная, с ужасными внутренними конфликтами" (Пазолини, 1987)
ТЕМПЕРАМЕНТ: ИНТУИТИВНО-ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ
Эта гонимая страстями женщина была интровертом с развитой интуицией, внутренне глубоко переживающим свои эмоции. Она относилась к жизни эмоционально и личностно. Ее страсть к жизни была скрыта, пока она не появлялась на сцене в спектакле, особенно в моменты высокой психологической нагрузки. Это было вредно для неустойчивой маниакально-депрессивной личности, которая отчаянно нуждалась в признании и привязанности. Каллас вела себя в отношениях с людьми таким же самым образом, и эта неспособность отделить выдуманное от реальной жизни причинила ей много сердечных мук за всю жизнь. Эмоциональные взрывы и лихорадочная драма - важные и ценные качества на сцене, но часто теряют свою привлекательность в реальной жизни, в профессиональных отношениях. Каллас было предназначено жить и умереть эмоционально.
Будучи замужем за Батистой, Каллас была очень дисциплинированной. Батиста говорил, что дома она была так же обязательна, как и на сцене. Он написал в своей биографии: "Она была дисциплинирована и дотошна в музыкальной подготовке, так что это согласовалось с ее домашними привычками." Мания совершенствования и порядка приводила ее в состояние паники перед каждым спектаклем и вызывала серьезное беспокойство. Впоследствии у нее были сильные головные боли и бессонница. Она была так же бескомпромиссна, как Тэтчер и Меир, хотя по уму уступала им. Именно ее нетерпимость и нетерпимость критики поставили ее особняком. Она никогда не отступала, когда чувствовала, что она права, по любому поводу и говорила: "Они говорят, что я упрямая. Нет! Я не упряма; я права!"
Каллас, замкнутая женщина-ребенок, была неуверенной и непостоянной. Она прожила жизнь в вечном стремлении освободиться от детских призраков неполноценности. "Я нетерпелива и импульсивна, и я одержима идеей совершенствования." В перспективе это высказывание выросло в утверждение для прессы по поводу ее постоянной неудовлетворенности: "Я никогда не удовлетворена. Я лично неспособна наслаждаться тем, в чем я преуспела, потому что я вижу в увеличенном виде то, что я могла бы сделать лучше." Стремление Каллас быть совершенной не знало никаких границ, то же - и ее преклонение перед страстью: "Я страстная артистка и страстный человек". Во многих отношениях она была странно прозорлива, как видно из философского комментария относительно жизни и работы из ее мемуаров в итальянском журнале "Oggi" (1957):
"Я - человек, который упрощает. Некоторые люди родились сложными, родились, чтобы усложнять. Я родилась простой, родилась, чтобы упрощать. Я нахожу приятным свести проблему к элементам так, чтобы можно было видеть ясно, что я должна делать. Упрощение проблемы - полпути к решению ее... Некоторые люди усложняют, чтобы скрыть что-либо. Если вы собираетесь упрощать, вы должны иметь мужество."
