М. О. Меньшиков был не против революции, по за революцию мирную, не отрывающую крестьянина от земли. И тем не менее он многих весьма часто раздражал: одних - мнимой революционностью; других - пугающим консерватизмом; третьих - гибкой, диалектической оценкой событий; четвертых - редким достоинством говорить обо всем смело, открыто, называть вещи своими именами. И почти никого не устраивал - последовательной патриотической программой, в центре которой была боль за Россию, защита интересов русского народа, его духовности, традиций, языка, национального самосознания, это, пожалуй, и было главной причиной неприятия со стороны тех, кому все это было чуждо, а иногда и ненавистно.
Это мы сейчас взялись цитировать А. И. Солженицына: "труднее всего прочерчивать среднюю линию общественного развития" и далее, что именно она "требует самого большого самообладания, самого твердого мужества, самого расчетливого терпения, самого точного знания". А Михаил Осипович Меньшиков вот как об этом говорил еще в 1906 году: "По самой природе философской мысли ей всегда приходится сражаться на два фронта против крайностей утверждения и отрицания, которые одинаково ведут к абсурду. Честной политической мысли приходится всегда бороться с теми же логическими опасностями. Возьмите частный случай - "политику момента". Не я один, надеюсь, огромное большинство здравомыслящих людей искренне думают, что для России одинаково опасна - как реакция, так и революция. Если разоблачаешь ложь справа, это не значит, что присоединяешься к лжи слева. А у нас установился со странным упорством именно этот глупый взгляд: если вы против революции, значит за реакцию, если против реакции, значит за революцию". Так кто же он был по своим политическим воззрениям? Ясно, что М. О. Меньшиков революционером не был, как не был в полной мере и консерватором. Хотя качества первого (меньше) и второго (больше) в его деятельности просматриваются очевидно. Необходимо заметить, что консерватизм М. О. Меньшикова - консерватизм спасительный, то есть отстаиваются основания, с разрушением которых стремительно убывает органическая национальная жизнь.
Человек, считающий высшим законом всякой государственности здравый смысл, признаком истинно государственной политики - реальное дело, а основой государственности - здоровый труд народный; тот, кто тем самым обличал самые пышно обставленные демагогические прожекты, политическую спекуляцию, корыстный интерес групп и группок, выдаваемый за многовековые чаяния народа или за веления времени, был неудобен, мешал, и неприятие многократно умножалось тем, что отстаивал он свои убеждения с блеском, умом, талантом, неустрашимостью.
Меньшиков понимал - "погибающее государство не спасут ни пышные парламентские фразы, ни триумфы, ни салюты. Единственно, что может спасти его, - это трудовая лямка, то есть производительный, культурный труд". И ради пропаганды такого труда он не жалел ни сил, ни времени. Михаил Осипович убеждал: погибнет крестьянский двор - погибнет государство. Ведь, по его мнению, крестьянский двор - это маленькая Россия, микрокосм, имеющий те же основные признаки, что и государство.
Да, известнейший литературный критик и политический писатель, так высоко отмеченный классиками, вел репортаж с выставки крупного рогатого скота, писал о козоводстве, о самых обыденных заботах крестьянства и казачества, выступал популяризатором новых научных идей, ратовал за их скорейшее внедрение в народное хозяйство, старался пропагандировать и лучшее из мирового опыта, в том числе и американского.
Дело доходило до курьезов, но вовсе не смешных, и нам полезно вспомнить один из них. Л. Троцкий, полемизируя в "Киевской мысли" (1913 г.) с "Новым временем", критикует М. О. Меньшикова за то, что его статья "Две культуры" "целиком направлена к возвеличиванию культуры североамериканской республики за счет нашей собственной национальной культуры". Итак, поборник всемирной революции критикует человека, на котором к этому времени уже давно висел (помимо прочих) ярлык националиста-"черносотенца" ...за возвеличивание чужой культуры за счет "нашей". Парадокс? Обыкновение того и последующих времен. Но как же сам Л. Троцкий понимал ценности "нашей" культуры, которую взялся защищать? Обратимся к его статье "Лев Толстой" (1908 г.): "Как жалка, в сущности, эта старая Россия со своим обделенным историей дворянством - без красивого сословного прошлого, без крестовых походов, без рыцарской любви и рыцарских турниров, даже без романтических грабежей на большой дороге; как нищ внутреннею красотою, как беспощадно ограблен сплошной, полузоологический быт ее крестьянских масс".
Что сказать лицемерному "жалетелю" и современным его последователям громителям "патриархальщины"? - Было и "красивое сословное прошлое". Было рыцарство - казачество. Об этом не одну статью написал Меньшиков, видя в исподволь проводившемся уже тогда расказачивании падение одного из оплотов русской государственности. Что касается недостатка "романтических грабежей", то продразверстки, гражданская война, в которой так лихо, так людоедски показали себя Л. Троцкий и другие, затем раскулачивание с лихвой восполнили возможный "недостаток". Были в истории русской и крестовые походы, но не наши, а на нас, и в избытке (Мамай, Наполеон, Гитлер и т.п.). Мы много раз имели неприятное, может быть для некоторых, да и для нас, весьма тяжкое, но все-таки удовольствие пресекать эти походы. Различнейших алчных захватчиков, напирающих извне, исправно гнали взашей. И, наконец, о внутренних неурядицах и поражениях России, о "нищете внутренней красотою" и о "полузоологическом быте крестьянских масс". Действительно, в ту пору, провозглашая вслед за Лениным и Луначарским здравицы "классовому пролетарскому культурному строительству", многие злорадствовали, замечая упадок крестьянской (христианской!) тысячелетней культуры, и всеми силами способствовали расширению и углублению разрушительного процесса, полному развалу крестьянства, да и всей России в целом. Так, Н. Бухарин в своих "Злых заметках" спустя 19 лет лишь развивал злобу Л. Троцкого, находя в России только рабское прошлое, "изобилие дураков", "дряблость", "неуважение к труду" (перечень подобных характеристик своей Родины, своего народа у "любимца партии", главного в 20-е годы ее идеолога, велик и разнообразен). Создав из сложнейшей судьбы народов (или по-тогдашнему - "масс") России примитивный образ "клячи истории", эти новоявленные господа положения видели и ревностно исполняли одну лишь цель - "клячу истории" непременно требовалось загнать.
Сердце Меньшикова откликалось на все тревоги и заботы России. В этом сборнике читателю предложены в основном статьи военно-патриотические, а также несколько статей духовно-философских, мировоззренческих. В чем-то безусловно спорные, эти статьи тем не менее могут раскрыть для читателя мир наших дедов, жизнь страны нашей накануне жесточайшего потрясения. Ах! Кабы их было только "10 дней, которые потрясли мир". Нет, по сей день все трясет.
И последнее, что хотелось бы сказать. Авторы многих публицистических и политических статей и при жизни, а особенно после расстрела Меньшикова весьма резко критиковали его за национализм. Трудно все же понять, почему, по мнению некоторых, любовь к своей нации (или к какой-то другой), к народу, к стране, порой даже и патриотизм, то есть все, когда-то считавшееся добрым, сейчас - порок, почти преступление?
Впрочем, пусть во всем разберется сам читатель. А мы предлагаем его вниманию ряд статей Михаила Осиповича Меньшикова такими, какими они были напечатаны при его жизни в "Новом времени", - практически без купюр и комментариев, с сохранением присущей тому историческому периоду, для нас не всегда приемлемой терминологии. Думается, читатель сам решит, кем же был М. О. Меньшиков для России. Решит и, возможно, сделает какие-то новые и полезные выводы и для нашего сегодня.
1902 год
О ЗДОРОВИИ НАРОДНОМ
Январь 1902 г.
Что значит "здравствуйте!" - Народный лозунг
Вместо первого приветствия, позвольте, господа, сказать несколько слов о том, что значит "здравствуете". Это слово слишком затаскано; оно потеряло свой первобытный смысл, сделалось безотчетным, превратилось наконец в жест, как множество слов нашего слишком древнего языка. Подобно драгоценному камню, грани которого обтерлись, это приветствие утратило игру лучей, на которую способна его природа. "Здравствуйте", т.е. будьте здоровы. Мне кажется, это приветствие мог придумать или больной народ, вечно мечтающий о здоровье, или народ очень мудрый. Из вежливости к родному народу допустим второе толкование.
Я как-то встретил девушку, которая поразила меня цветущим видом. Полная, статная, с розовым цветом ясного, мужественного лица. Это была начинающая и, как мне кажется, талантливая поэтесса, девушка красивая, хорошо образованная, которой улыбалось счастье. При первом же знакомстве я узнал от нее, что она ужасно больна. Во-первых, ее томила какая-то тайная, темная, грызущая сердце драма, одно из тех безумий, которые давят нестерпимее всякой физической боли. Кто кого бросил, не знаю, но на лице девушки минутами мелькали выражения сброшенной на дно пропасти. И сверх этого - у такой-то цветущей красавицы оказалась невозможная неврастения. Она жаловалась, что чувствует в голове свой мозг, что он представляется ей в виде огромного мохнатого паука, движения тонких лапок которого причиняют ей несказанные мучения. На этом мы поссорились с девушкой. Я вообще не люблю страданий ни телесных, ни душевных. Они мне кажутся чем-то глупым, недостойным человека. Для меня страдание - возмутительное насилие над божеством, которое скрыто в нас и которое должно быть блаженно. Я с величайшею настойчивостью стал доказывать девушке, что ей нужно лечиться, что необходимо бросить Петербург, уйти из слишком нервных, слишком страстных и пряных декадентских кружков, где она вращалась, что ей надо на время совсем погрузиться на дно природы, в деревню, в океан чистого воздуха, ехать в тишину лесов или степей, в голубые горы или на живительный берег моря... Куда угодно, говорил я, только подальше от столичной праздности, утомительной хуже каторжного труда. Несколько лет тому назад я сам чуть не погиб от петербургского утомления и спасся только бегством из Петербурга. - Уезжайте, уезжайте! - говорил я барышне. Она обиделась. Она сочла меня материалистом. Она нашла, что я слишком много делаю чести телу, если связываю с ним жизнь духа. Мы поспорили резко к больше не встречались. Она не поняла, что мне страшно жаль было видеть ее разбитой. Точно красивая ваза в осколках. В ее годы, когда жизнь так прекрасна...
