Монашеские ордены в XII в. добились неподсудности епископскому суду и отдачи их под непосредственный контроль Рима. Благодаря этому в огромном большинстве случаев монастыри сделались очагами разврата и мятежей; женские монастыри походили на публичные дома, а мужские обратились в феодальные замки, и монахи воевали против своих соседей не менее свирепо, чем самые буйные бароны. В 1182 г. богатое С.-Тройское аббатство было осаждено мецским и льежским епископами; город и монастырь были сожжены, а жители все перебиты. Часто преступники избегали заслуженного наказания, вступая в монастыри. Собор 1129 г. в Валенсии постановил, что всякий, кто обольстит женщину или ограбит священника, монаха, богомольца, путника или купца, должен быть изгнан или заключен в монастырь. Хроники полны рассказов о том, как такие монахи, не думая обуздывать своих страстей черной рясой, удивляли мир своими жестокостями и выходками.
Печальную славу монахов множило огромное число бродяг и нищих, которые под прикрытием монашеской рясы проникали во все углы христианского мира, питаясь милостыней и обманом, торгуя поддельными реликвиями и показывая ложные чудеса. В тщетной борьбе с этим злом Кельнский собор в начале XIII в. запретил давать кров какому бы то ни было странствующему монаху.
Ввиду полной безуспешности отдельных усилий произвести реформу монашеских орденов, аббат Жанблу в 1190 г. признается, что монашество- позор и язва, предмет непристойных насмешек и горьких упреков в устах всех христиан.
Под руками подобных священников и монахов религия стала к XII-XIII вв. совершенно отличной от той, которую завещали Иисус Христос и апостол Павел.
Догмат оправдания посредством добрых дел, которому Церковь в значительной степени обязана своим могуществом и богатством, по мере своего развития лишил религию ее духовной жизненной силы; религия во многих отношениях превратилась в грубый фетишизм. Грешник верил, что отпущение грехов можно получить повторением «Отче Наш» и «Богородица», соединенных с магическим таинством покаяния, превращенного в шаманское чародейство, при котором нисколько не заботились о состоянии души человека.
Еще более выгодным для Церкви и столь же гибельным для веры и нравственности было сильно в то время распространенное верование, что щедрые пожертвования после смерти на сооружение монастырей или на украшение храмов могли загладить жестокости и грабежи всей долгой жизни грешника; таково же было верование, что служба в течение нескольких недель против врагов папы заглаживала все грехи того, кто поднимал крест на истребление своих же братьев христиан.
Крестоносцы в походе; пилигримы и рыцари
Огромные тысячи воинов с 1095 г. – с призыва к Первому крестовому походу – стекались под знамена папы, чтобы получить за участие в крестовом походе полное отпущение грехов. Крестоносцы освобождались от подсудности светским судам и наравне с лицами духовного звания судились только судом духовным. Когда возбуждалось обвинение против крестоносца, духовный судья, под угрозой отлучения от церкви, вырывал его из рук светского суда, и если он уличался в каком-либо очень крупном преступлении, как, например, в убийстве, то ограничивались тем, что у него отбирали крест и судили его так же снисходительно, как судили духовных. В конце концов это новое злоупотребление было признано светским судопроизводством.
Еще более щедрыми бывали обещания пап, когда затрагивались их личное честолюбие и их личные интересы. Иннокентий IV, проповедуя после смерти Фридриха II крестовый поход против императора Конрада IV, обещал всем участникам похода более широкое отпущение грехов, чем то, которое давалось за поход в Святую Землю, и объявил, что индульгенция будет распространяться также и на родителей крестоносца. Если же крестоносец не хотел или не мог почему-либо исполнить данного им обета, он мог откупиться, уплатив известную сумму, сообразно со своим положением в армии. Таким путем римская курия получила немало денег.
Эта выгодная система, развиваясь постепенно все шире, стала наконец применяться и в самых незначительных ссорах, которые возбуждались папами как хозяевами Папской области, для подавления восстаний в малых местечках Осимо и Реканати в Анконской марке, для усмирения народа даже в самом Риме.
Вскоре приобретение вечного спасения стало прямо продаваться за деньги всем желающим. Папа Иоанн XII открыл верный источник средств на издержки по своим частным войнам. Он приказал епископам устроить повсюду продажу индульгенций.
Еще большим злом была рассылка по городам и весям продавцов индульгенций. Продавцы считали себя вправе не только обещать вечное блаженство живым, но и давать освобождение уже томящимся в преисподней. В 1215 г. Латеранский собор восстал против подобных приемов. В 1261 г. Майнцский собор отметил вред, наносимый продавцами индульгенций, которые своими мошенническими проделками вызывают к себе всеобщую ненависть. Но злоупотребление продолжалось беспрепятственно, так как торговля индульгенциями была верным источником доходов Церкви на ее расходы по выполнению ее мирских замыслов.
Продажа индульгенций прекрасно характеризует ту отличительную черту религии Средних веков, которую можно назвать жречеством. Необходимым посредником между Богом и человеком являлся священник. Церковные обряды и таинства давали ему господство над массой, превратились в своего рода кумиры, одаренные особой силой, которая не зависела ни от нравственного и духовного состояния тех, кто предлагал их, ни от поведения тех, кому они предлагались. В глазах толпы обряды религии были просто магическими формулами, которые таинственно служили духовным или телесным нуждам тех, для кого они совершались.
Этот фетишизм глубоко укоренился в умах массы благодаря старанию тех, кому это было выгодно.
Вошедшее во всеобщее употребление ношение при себе амулетов и святых предметов вполне тождественно подобным же явлениям у язычников. Даже иконы и изображения святых и мучеников наделялись таинственной силой.
Святые Дары пользовались особенно сильным уважением. Освященный хлеб имел в глазах народа особую чудодейственную силу. Сила этой магии отнюдь не вытекала из набожности тех, кто к ним прибегал. Употребляя разные чудодейственные средства, мало думали об их святости: бывали такие священники, которые служили литургию в целях волхвования и колдовства; совершая священные обряды, они проклинали своих врагов и верили, что это проклятие вызовет гибель помянутого ими человека. Бывали даже случаи, когда служили обедню для того, чтобы сделать более действенным древний способ насылать порчу. Можно привести бесконечное число примеров, чтобы показать, до какой степени упало в XI-XIII вв. христианство, основанное на язычестве и руководимое недостойным духовенством.
Самый достоверный свидетель положения Церкви в XII в. св. Бернар говорил: «Церковь бедна, ограблена и несчастна, все ею пренебрегают, и она как бы обескровлена. Ее дети думают лишь о том, как бы ограбить ее; они не поддерживают ее, а разоряют; не поднимают, а унижают; не питают стадо, а душат и поедают его; устанавливают таксу за грехи и не думают о грешнике. Кто из епископов не предпочитал бы очищение карманов своих духовных овец исцелению их от пороков?» Современник св. Бернара пишет в 1152 г.: «Церковь быстро идет к падению, и ни одна рука не поднимается, чтобы поддержать ее; нет ни одного священника, достойного стать посредником между Богом и людьми и приблизиться к престолу Всевышнего с мольбой о ниспослании небесной благодати».
Аббат Жанблу (XI в.) сетовал: большинство прелатов достигает власти не по избранию, а по подкупу и расположению князей; они вступают в Церковь не за тем, чтобы водить других, а чтобы кормиться самим; не за тем, чтобы служить другим, чтобы пользоваться самим услугами других; не за тем, чтобы сеять, а чтобы жать; не за тем, чтобы работать, а чтобы сидеть сложа руки; не за тем, чтобы охранять овец от волков, а чтобы самим пожирать их с жестокостью большей, чем волчья. Св. Гильдегард (XI в.) в своих пророчествах противопоставляет мирян и духовенство: «Прелаты грабят церкви; их алчность поглощает все, до чего они прикасаются. Их притеснения доводят нас до нищеты и, унижая их, унижают нас… Прилично ли, что люди, носящие тонзуру, командуют большим числом солдат и водят большие армий, чем миряне?… Сообразно ли с чем-нибудь, чтобы духовное лицо было солдатом, а солдат был духовным лицом?… Бог не заповедал нам, что одни из нас должны иметь зараз и подрясник и плащ, а другие должны ходить голыми; нет, Он приказал, чтобы одни носили подрясник, а другие – плащ. Оставьте же плащ мирянам, столь необходимый им в миру, а духовенство пусть носит подрясник, потребный ему по сану».
