Евграф Савельев - Древняя история казачества

{* Эти мысли высказывал еще Сенковский в статье «Казаки» в 1834 году, хотя сам и не воспользовался ими, произведя слово — «казак» от каз, гас — гусь, гусак.}.

Одним словом, нет такого мелкого исторического вопроса, который не требовал бы подробного изучения и долговременного обзора со всех сторон.

Историк обязан знать все, что в его время известно науке об этом вопросе. Для него не должно служить преградою даже незнание языков тех народов, с которыми древнее казачество сталкивалось в течение многих веков, а также сокрытые в недрах курганов тайны, могущие свидетельствовать о былой жизни Дона.

Донские казаки, служившие с честью около четырех веков Московскому государству и своею доблестью и рыцарской храбростью известные всему миру, должны иметь и знать свою историю.

Они, во дни порабощения России, ее бессилия и неустройства, на южных ее пределах, сами собой встали грозной стеной и своим удальством и упорной борьбой, длившейся целые века, изумили все соседние народы. От берегов Дуная и Днепра, по степям Дона, Кубани, Терека, Нижней Волги, Урала и далее на Восток, по дебрям Сибири, до Амура и Камчатки, по меже великой современной России, казачьи общины первые положили заветную черту, чрез которую не суждено было уже перешагнуть соседним народам, и своим мужеством и кровью отстояли занятые ими земли. Пример в жизни народов редкий. (Вегель).

Казачество, предложившее свою службу Московскому Царю в половине XVI века в борьбе с их общими врагами — турками, крымцами, астраханцами, ногаями и другой татарвой, было уже довольно значительной и сильной народной общиной. Следовательно, служба казачества Москве началась раньше, чем это принято думать.

Все это должно быть выяснено будущими донскими историками.

От таких историков требуется беспристрастная оценка духа казачества и его исторического роста.

Для истории о начале казачества недостаточно знать местные источники, а нужно хорошо изучить историков греческих, римских, армянских, арабских, татарских и турецких, порыться в консульских донесениях XI–XV вв., хранящихся в архиве монастыря св. Марка в Венеции, основательно познакомиться с археологией Дона, берегов Черного и Азовского морей и тогда уже сказать свое слово и сделать заключение о том, кто были предки Донских казаков XV и XVI вв., а равно, кто были предки казаков Мещерских, Рязанских, Северских (севрюков) и Запорожских.

Новочеркасск, 1915 г.

Е. П. Савельев

Многомиллионный народ, населяющий в настоящее время берега Дона, Кубани, Терека, Урала, Нижней Волги, Иртыша, Амура, Уссури и другие места великой России, как-то: Забайкалье и даже Камчатку и с гордостью называющий себя в течение многих веков «казаками», едва ли может правильно понимать носимое им имя, а тем более объяснить его значение.

В русской исторической литературе хотя и были многократные попытки к объяснению этого слова, но они, как увидим ниже, не привели ни к какому положительному результату. Задача действительно нелегкая, тем более что название народа «казаки» тесно связано с вопросом о его происхождении.

Если мы станем на точку зрения российских историков, объясняющих, хотя и бездоказательно, происхождение казачества от гулящих, бездомных людей и беглых преступников из разных областей Московского и Литовско-Польского государств, «искавших дикой воли и добычи в опустелых улусах орды Батыя» (Карамзин), то название «казак» будет происхождения сравнительно недавнего, явившееся на Руси не ранее XV века и данное этим беглецам другими народами как имя нарицательное, с отождествлением со словом «вольный, никому неподвластный, свободный». (Отождествление это будет объяснено ниже.) Но тогда явится на сцену совсем необъяснимый вопрос, а именно: почему беглецы эти, скопившиеся на Днепре и Дону и по низовьям Волги, стали сами себя в XV и XVI вв. именовать казаками — названием чуждым, для них совсем непонятным, и с гордостью носят это имя в течение четырех веков, совсем отрицая какую-либо связь с московскими и литовскими областями, кроме связи по религии.

Русские и все славянские народы издавна называют германцев немцами, французы аллеманами, англичане, как и древние римляне, — германцами, шведы и норвежцы — по-своему и т. д.; сами же немцы, считая эту кличку для себя обидной, называют себя дейтш, а страну свою Дейтшланд{1}.

Арабы, русские и южные славяне турок называют: турки, тюрки и турци, от арабского слова «туркур», разбойник, следовательно, прозвищем бранным, которое турки не любят: сами же себя они именуют османами (османли) от султана Османа и оттоманами.

Подобных примеров можно привести тысячи, и все они будут свидетельствовать, что каждый народ носит с гордостью только то имя, которое он сам себе дал, а не то, каким его называют другие народы, часто даже в насмешку или как бранное.

Освобожденные от рабства американские негры в 1821 году основали на западном берегу Африки самостоятельную республику и назвали ее Либерия (от лат. слова liber — свободный): почему же русские и литовские беглецы, почувствовав в южных степях вольную волю и свободу от гнета бояр, не наименовали свою общину и себя одним из этих названий, а каким-то неведомым им словом «казак», объяснить которое лингвисты до сего времени не могут, и все это происходит оттого, что все историки стоят на ложной дороге в вопросе о происхождении этого, как будто бы всем известного, но на самом деле загадочного народа — казаков. Были ли когда в истории примеры, чтобы бежавшие в одиночку холопы и преступники за тысячи верст от своей родины, среди чуждого и враждебного им народа могли основать особое государство, составить сильную демократическую, свободолюбивую и религиозно-идейную общину, целый народ, с его своеобразным правлением, где старшого не было, а младший равен всем, с особыми воинскими приемами, с особенным говором, другими нравами и обычаями, а главное — рыцарской идеей лечь костьми за обиженных и угнетенных, за свои родные земли и православную греческую веру, на удивление всему миру и на славу своим потомкам. Пример в истории редкий, если не сказать — единственный. Исключительным его назвать нельзя, так как в истории подобного рода исключений не было и быть не может.

Казаки отстояли для России весь юг, покорили Сибирь, проникли на Амур за 200 лет до его присоединения (в Албазине), открыли Берингов пролив за 100 лет до Беринга (казак Дежнев) и даже проникли до островов Новой Сибири, в Ледовитом океане{2}.

На покоренных и отнятых у татар и турок землях они стали твердой ногой по Дону, Тереку, Кубани, Уралу, Иртышу, Амуру, даже до Камчатки, сохраняя повсюду свои особенные, мало понятные историкам, нравы, обычаи и своеобразное воинское устройство. Сделали ли что-либо подобное прославленные западом алжирские пираты и итальянские бандиты, существовавшие, как известно, более тысячи лет? Ничего подобного.

Казаки-некрасовцы, ушедшие от гнева Петра Великого, в числе 600 семей, с атаманом Игнатием Некрасовым, сподвижником Кондратия Булавина, в 1708 году на Кубань, а потом — в Турцию, в течение 200 лет неизменно сохраняют древний общинно-казацкий строй, старинный казачий говор, нравы и обычаи XVI в., выбирают, как и прежде, атаманов и есаулов и решают все свои общественные дела казачьим кругом.

Могли ли так поступать потомки всякого рода беглых из разных мест, случайного, как думают некоторые историки, сброда, не имевшего общих традиций и не соединенного одним идейно-рыцарским духом, если бы все это им не было передано издревле от славных предков. Мы думаем, что случайно или поневоле попавшие в степи беглецы скоро ассимилировались бы в среде чуждого им народа и в течение веков утратили бы свою национальность, так что от них не оставалось бы и следа.

Не то мы видим в среде казачества, разбросанного волею судеб по всем окраинам обширной России. Везде мы видим одну общую казацкую идею, один мощный казацкий дух.

Западное средневековое рыцарство, прославившееся грабежами, насилием и угнетением мирного земледельческого люда, ничего общего с идеей казачества не имеет. Казачество стояло за свою свободу, за права обиженных и угнетенных, за свои земли и за свою веру, никому не навязывая ее и насильно не обращая в нее неверных, между тем как в западном рыцарстве цель была совсем другая, а именно — порабощение мирных и беззащитных граждан и распространение католицизма мечом среди славян и литовцев, т. е. цель отрицательная.

Казаки прежних веков, как это ни странно звучит для историков, не считали себя русскими, т. е. великороссами или москвичами; в свою очередь и жители московских областей да и само правительство смотрели на казаков, как на особую народность, хотя и родственную с ними по вере и языку{3}. Вот почему сношения верховного правительства с казаками в XVI и XVII вв. происходили чрез посольский приказ, т. е. по современному — чрез министерство иностранных дел, чрез которое вообще сносятся с другими государствами. Казацких послов или, как их тогда называли, «станицы» в Москве принимали с такою же пышностью и торжественностью, как и иностранные посольства; об этом нам подробно говорит русский публицист XVII в., современник царя Алексея Михайловича, Григорий Котошихин.