— Товарищ Линде, — обратился Менжинский к уже немолодому, но по-военному подтянутому комиссару. — С вами пойдут товарищи Казанин и Светлов. Задача — арестовать полковника Ступина, начальника штаба добровольческой армии. Адрес — Поварская, двадцать шесть, 1 квартира десять. Может случиться, что Ступина дома не будет. В этом случае Казанину и Светлову остаться в засаде, а вам искать Ступина.
Менжинский говорил тихим, спокойным голосом. Кратко и убедительно формулировал задачу. Предупреждал об опасности. Спрашивал, все ли понятно, обращался к некоторым из товарищей: «Моя покорнейшая просьба, повторите, в чем состоит ваша задача».
Убедившись, что задача понята правильно, что товарищи получили ордера на право обыска и ареста, Менжинский отпускал одних и инструктировал других чекистов, входивших в кабинет.
— Вам, — говорил Менжинский чекистам Вейсу и Красникову, — поручается произвести арест Алферова Дмитрия Яковлевича. Адрес — Малая Дмитровка, дом четыре, квартира сорок четыре…
— Вашу группу, товарищ Вейс, возглавит товарищ Аванесов, — вступил в разговор Дзержинский. — Алферов — один из главарей организации. У него должны храниться важные документы. Вас, товарищ Аванесов, я прошу проследить, чтобы обыск был произведен особенно тщательно. По окончании обыска товарищ Вейс и Красников останутся в засаде. Нужна сугубая осторожность и внимательность.
— На связь к Алферову, — продолжал мысль Дзержинского Вячеслав Рудольфович, — могут прийти и агенты организации, и агенты Деникина.
— Засаду не снимать, — обращаясь к Вейсу, сказал Дзержинский, — до особого распоряжения.
Чекистов, отправляющихся за Миллером, Менжинский предупреждал:
— Вместе с Миллером обязательно арестовать его мотоциклиста, бывшего офицера Кудеяра. Смотрите, чтобы с Кудеяром не произошло какой-либо случайности. Ни один волос, как говорят, не должен упасть с его головы.
Одна за другой уходили в ненастную темную ночь оперативно-чекистские группы. В кабинете остались лишь Дзержинский и его заместители по Особому отделу Павлуновский и Менжинский. В эту ночь никто не спал ни в ВЧК, ни в МЧК, ни в Особом отделе. Нечего говорить, что не отдыхали в эту ночь и руководители ВЧК.
…Оперативная группа Аванесова на стареньком, потрепанном автомобиле приехала на Малую Дмитровку, когда москвичи уже укладывались спать. Автомобиль поставили в переулке.
Алферов был дома. Лицо его выразило крайний испуг, когда Аванесов предъявил ему ордер на обыск и арест. Обыск продолжался всю ночь, но ничего подозрительного обнаружить не удалось, если не считать записной книжки хозяина, в которой был список не то должников, не то кредиторов: «Виктор Иванович — 452 руб. 73 коп.», «Владимир Павлович — 453 руб. 23 коп.» и т. д.
Когда чекисты собрались уже уходить, Аванесов, взяв со стола массивное пресс-папье, отвернул его мраморную крышку и извлек из-под нее сложенный вдвое листок, на котором бисерным почерком были написаны фамилии и инициалы. Инициалы совпадали с начальными буквами алферовских кредиторов. Когда, отбросив рубли и копейки в строчке Виктора Ивановича, набрали номер телефона 4-52-73, на другом конце провода откликнулся мужской голос.
— Виктор Иванович? — спросили в трубку.
— Я у телефона, — сказал тот же голос.
— Дмитрий Яковлевич просит вас очень срочно приехать к нему.
Пришлось ждать, когда приедет таинственный Виктор Иванович. На Лубянку возвратились уже на рассвете. Доложили Дзержинскому об аресте Алферова и найденных у него списках. Ознакомившись с их содержанием, Феликс Эдмундович сказал: «Теперь все они в наших руках».
Еще до их приезда Дзержинский допросил доставленного одним из первых Миллера.
На допросе Миллер, высказав удивление тем, что он арестован, начал рассказывать о своих заслугах в формировании школы, о своей преданности Советской власти. Свою причастность к организации Миллер, конечно, отрицал. О штабе он слышит впервые, и никаких Алферовых, Ступиных или Талыпиных он, конечно, не знает.
В то время как шел допрос Миллера, в кабинет Артузова, в котором работал Менжинский, принесли донесение от Казанина, в котором он писал, что Ступина дома не застали, а товарищ Линде после обыска с группой стрелков выехал в Кусково.
След Ступина был взят правильно.
В Кусково он приехал 15 сентября. Две ночи ночевал у начальника полигона, две в Москве, где — не говорит. Последнюю ночь провел в комнате приезжих, где и был задержан. Там же показал: «Частных знакомых у меня нет. С сослуживцами поддерживаю чисто служебные отношения. В политических организациях не состоял».
Доставленный на Лубянку, Ступин показал Дзержинскому на допросе:
«До Февральской революции был штаб-офицером для поручений при главнокомандующем армиями Северного фронта, до декабря семнадцатого года — помощник генерального квартирмейстера. С июля 1918 года — делопроизводитель, а затем начальник 6-го уставного отделения организационного управления Всерглавштаба. В июне 1919 года поступил преподавателем в Московскую школу штабной службы.
С Василием Александровичем Миллером не знаком.
С Иваном Николаевичем Тихомировым знаком с зимы 1918 года. Знакомство частного характера».
Тихомирова — казначея организации — в ту ночь арестовать не удалось. Возвращаясь поздно ночью, он услышал во дворе разговоры, понял, что кого-то ищут, и поспешил скрыться.
…Увидев в руках Дзержинского список членов организации, который был найден под крышкой пресс-папье, Алферов без запирательства начал давать показания:
— К организации добровольческой армии непосредственного отношения не имею. Знаю, что членами организации состояли Миллер, Тихомиров, Зверев Василий Васильевич, казначеем был Иван Николаевич Тихомиров…
Остальные арестованные упорствовали и не давали показаний. В протоколе допроса Талыпина лишь одна строчка: «Талыпин Сергей Иванович от показаний отказывается. Павлуновский. 23. IX».
Враги на что-то еще надеялись.
На что? Менжинский и Артузов приехали в Бутырскую тюрьму. В следственной комнате состоялась очная ставка Миллера и Кудеяра. Припертый показаниями Кудеяра, Миллер заговорил, а затем попросил разрешения написать показания собственноручно. Миллера увели. За ним Кудеяра.
После их ухода на столе следователя была обнаружена записка, написанная на четвертушке бумаги синим химическим карандашом:
«Талыпин в камере: старый дурак попался как мальчишка. Если бы наш заговор не был еще несколько дней раскрыт, то вся власть была бы в наших руках. Но это ничего не значит, что они нас арестовали. Помимо нас еще много людей осталось. С божьей помощью, быть может, в скором времени произойдет что-нибудь…»
— Так вот на что они надеются, — сказал Менжинский, подавая записку Артузову.
— Бог им теперь уже не поможет, — прочитав записку, откликнулся Артур Христианович. — А те, кто уже арестован, заговорят. Помните, что сказал Миллер: «Разрешите бумагу и карандаш, я сам напишу».
И они действительно заговорили.
В тот же день Дзержинский снова допрашивал Миллера.
В протоколе допроса сохранилась следующая запись, сделанная рукой Дзержинского:
«Сегодня, 23.IX, Миллер мне рассказал, что в разговорах они строили планы, как захватить Ленина в качестве заложника против красного террора и для этой цели держать его в каком-нибудь имении вне города Москвы. Ф. Дзержинский».
Заговорил Миллер, заговорил Талыпин. Собственноручно писали показания Лейс, Алферов и другие. В показаниях называли лиц, «с которыми имели дело по организации».
21 сентября Ф. Э. Дзержинский докладывал на заседании ЦК РКП(б) о ликвидации «подготовлявшегося в Москве восстания белогвардейцев».
Военные контрразведчики.
Сборник. 1978, с. 60–73.
Ф. Н. Петров. Боец и мыслитель
В первые годы после Октября мне не приходилось встречаться с Менжинским… Встретился с ним уже в Москве, в 20-х годах, когда товарищ Менжинский работал на ответственной руководящей работе в ВЧК — ГПУ. Мне пришлось с ним иметь дело по ряду научных проблем, заграничных командировок. Как заведующий Главнаукой я встречался с Вячеславом Рудольфовичем, и мы обсуждали с ним вопросы, связанные с проблемой кадров ученых. Я должен сказать, что товарищ Менжинский в вопросах науки, особенно исторической и философии, а также в области искусства и в области понимания вопросов международных политических отношений проявлял большие знания, большой талант. Он умел глубокие знания марксистско-ленинской теории применить к конкретным задачам, которые стояли перед ВЧК, к борьбе со всеми враждебными элементами, мешавшими строительству социализма.
Этот большевик, боец и мыслитель, талантливый человек был твердым и решительным защитником… социализма, линии партии в области хозяйственного и культурного строительства. Он пресекал всякие поползновения помешать строительству, которое велось по великому плану Владимира Ильича Ленина.
