Вскоре летчик совсем освоился. Увидев Михайловку, он развернулся вправо и повел штурмовик вдоль железной дороги. Через десять минут показалась станция Фролове, левее которой по курсу находился наш аэродром.
Я, разумеется, крепко отчитал виновника за потерю ориентировки и сделал упрек командиру дивизии:
— Не ожидал, что у вас даже боевые командиры так слабо подготовлены, что могут заблудиться.
Но о своих переживаниях никому не сказал.
* * *
На первом этапе контрнаступления главная роль отводилась Юго-Западному фронту, которым командовал генерал Н. Ф. Ватутин. Его войска должны были нанести мощные удары с правобережных плацдармов из Серафимовича и Клетской. Действия наземных частей поддерживали две воздушные армии — 2-я, возглавляемая К. Н. Смирновым, и 17-я под командованием С. А. Красовского.
Сталинградский фронт (командующий А. И. Еременко) наступал из района Сарапинских озер. Его поддерживала 8-я воздушная армия во главе с Т. Т. Хрюкиным.
Ударные группировки обоих фронтов должны были соединиться на Дону в районе Калача.
Нашему фронту предстояло нанести два вспомогательных удара Первый — одновременно с Юго-Западным из района восточнее Клетской на юго-восток силами 65-й армии. Главная задача — прорыв обороны противника на правом берегу Дона. Второй — силами 24-й армии из района Качалинской вдоль левого берега Дона на юг в общем направлении на Вертячий. Цель — отсечение вражеских войск, действовавших в малой излучине реки, от группировки фашистов, расположенной в районе Сталинграда.
А. А. Новиков передал командующим воздушными армиями слова Г. К. Жукова о том, что И. В. Сталин отводит особую роль авиации в предстоящем контрнаступлении. Он зачитал нам письмо Верховного Главнокомандующего.
«Если авиаподготовка операции неудовлетворительна у Еременко и Ватутина, — говорилось в этом письме, — то операция кончится провалом. Опыт войны с немцами показывает, что операцию против немцев можно выиграть лишь в том случае, если имеем превосходство в воздухе. В этом случав наша авиация должна выполнить три задачи:
Первое — сосредоточить действия нашей авиации в районе наступления наших ударных частей, подавить авиацию немцев и прочно прикрыть наши войска.
Второе — пробить дорогу нашим наступающим частям путем систематической бомбежки стоящих против них немецких войск.
Третье — преследовать отступающие войска противника путем систематической бомбежки и штурмовых действий, чтобы окончательно расстроить их и не дать им закрепиться на ближайших рубежах обороны»[6] .
А. А. Новиков сообщил, что Верховный Главнокомандующий предупредил: если наша авиация сейчас не в состоянии выполнить эти задачи, то лучше отложить операцию на некоторое время и накопить побольше сил. Г. К. Жуков советовался с Новиковым и Ворожейкиным и передал И. В. Сталину общее мнение: воздушные армии будут в полной готовности к 15 ноября.
Можно себе представить, с какой ответственностью мы вели последние приготовления к контрнаступлению. Части пополнились личным составом и техникой. На правый фланг для поддержки 65-й армии мы перебросили три дивизии: штурмовиков, ночных бомбардировщиков и истребителей. Их придвинули ближе к линии фронта. Корпус Пе-2 наметили разместить так, чтобы он мог наносить удары на всех основных направлениях. Но это соединение еще не прибыло…
Стремясь завоевать господство в воздухе, мы должны были учитывать, что противник имеет примерно 1000 — 1400 самолетов. Наши воздушные армии насчитывали около 1200 боевых машин. Впервые на фронте было достигнуто такое соотношение сил. Наши летчики накопили боевой опыт. Самолеты, на которых они воевали, не только не уступали немецким, но и превосходили их. Командиры и штабы научились планировать и управлять боем.
Мы знали, что основные силы авиации гитлеровцы используют обычно на решающем направлении. На других участках они ведут разведку или патрулирование. Учитывая это, мы предполагали, что почти все имеющиеся боевые машины враг бросит на бомбежку и штурмовку подвижных войск Юго-Западного и Сталинградского фронтов. Против этой вражеской армады должны будут сражаться истребители всех наших воздушных армий. Мы предусматривали даже возможность отложить на некоторое время выполнение задач в интересах своей 65-й армии. Если противник ударит по флангам нашей группировки — справа или слева от Донского фронта, — к отражению его воздушных налетов намечалось привлечь истребители двух армий. Использовать в этих условиях авиацию трех фронтов нельзя было из-за больших расстояний между аэродромами.
Предусматривался и такой вариант: если гитлеровцы изберут для главного контрудара Донской фронт, то наши воздушные армии перенацеливаются с флангов на центр.
В самом сложном положении находилась, конечно, 17-я воздушная армия. Красовскому пришлось за месяц-полтора сформировать объединение, принять материальные средства, построить аэродромы, обучить части, определить задачи, организовать взаимодействие. Была проделана титаническая работа. Не случайно Новиков так часто навещал Красовского. Были свои трудности и у Хрюкина. На Сталинградский фронт и в 8-ю воздушную армию горючее и боеприпасы поступали только через Волгу. В тот год холода наступили раньше обычного. Тыловые части еще не успели переправить нужное количество грузов, как река стала замерзать. Зима пришла суровая. По едва окрепшему льду удалось сделать настилы. Горючее и боеприпасы стали доставлять на автомобилях. Но такая возможность появилась позже. А перед началом операции армия Хрюкина оказалась в очень сложных условиях.
Значительно планомернее проходила подготовка к контрнаступлению в нашей 16-й армии. К нам подходили железные дороги с двух сторон, и грузы поступали бесперебойно. Представитель Ставки, командующий ВВС Красной Армии А. А. Новиков внимательно следил за приготовлениями.
Удручала сложная метеорологическая обстановка. Стояла глубокая осень, и синоптики не обещали никаких улучшений. Некоторые общевойсковые командиры были даже довольны тем, что хорошей погоды не предвидится. Мол, будет выключена из работы и вражеская авиация. Сказывалась привычка. Ведь до этого противник всегда имел численное превосходство в воздухе и держал инициативу в своих руках.
Нашлись и такие «теоретики», которые утверждали, что немецкая авиация опаснее для нас в наступлении, чем наша для обороняющегося противника. Почему? Да потому, мол, что атакующие войска выйдут из укрытий и станут более уязвимыми с воздуха Критикуя такую близорукость, К. К. Рокоссовский объяснил ее непониманием роли авиации в наступлении.
Самое пристальное внимание мы уделяли воздушной разведке. Вели ее непрерывно, чтобы всегда знать о намерениях противника и иметь точные представления о расположении и перемещениях его резервов.
7 ноября командующий К. К. Рокоссовский донес в Ставку, что фронт к наступлению готов. Задачи определены, войска сосредоточены, боеприпасы и продовольствие подвезены. Но только что сформированному Юго-Западному фронту времени на сосредоточение и подготовку частей не хватило, и срок начала операции был отодвинут на десять дней, с 9 на 19 ноября.
К. К. Рокоссовский пригласил членов Военного совета фронта отметить праздник Октябрьской революции. На вечере кроме командующего присутствовали член Военного совета генерал К. Ф. Телегин, начальник штаба М. С. Малинин, «главный артиллерист» В. И. Казаков, начальник инженерных войск А. И. Прошляков, начальник бронетанковых войск Г. Н. Орел и я. Пришли также находившиеся у нас писатели А. Е. Корнейчук и Ванда Василевская.
После праздничных тостов спели песню о Днепре, созданную поэтом Е. Долматовским и композитором М. Фрадкиным на нашем фронте. Хотя мы стояли еще на Волге, но твердо верили, что дойдем и до Днепра. До сих пор мне живо вспоминается тот вечер, еще больше сблизивший нас.
…Десять дней, предшествовавшие контрнаступлению, оказались драматическими для 16-й воздушной армии. В первой половине ноября нас предупредили о нашествии мышей. К тому же грызуны оказались больны туляремией — мышиной холерой.
Больше всего не повезло штабу нашей армии. Проникая в дома, мыши заражали продукты и воду, заболевали люди. И перенести штаб было невозможно, поскольку линии связи пришлось бы прокладывать заново.
Вскоре заболели мои заместители: Виноградов, Косых, Ребров, Кириллов. Потом слегли связисты и медики. Болезнь у всех протекала тяжело, с высокой температурой. Были даже два смертельных случая. В строю оставались только двое: я и подполковник Носков из оперативного отдела. Пришлось вызвать одного офицера из дивизии. Связался с Москвой и попросил прислать начальника штаба. Ведь срок операции уже приближался.
18 ноября К. К. Рокоссовский приказал мне с наступлением темноты прибыть в штаб фронта.
