Уверенность официального Вашингтона в том, что в случае войны Москва будет действовать только так, как ей это приписали американские стратеги (т. е. захватывать как можно большую часть Евразии, не уделяя особого внимания Америке), была настолько абсолютной, что в американских правящих кругах совершенно отвергали саму возможность иного хода событий, иными словами, возможность нанесения Красной Армией главного удара на Аляске, при том что на других театрах военных действий советские вооруженные силы заняли бы оборонительную позицию. И вывести из этой уверенности американских стратегов не могли даже донесения разведки, указывающие, с одной стороны, на активность Советской армии именно на дальневосточном направлении в первые послевоенные годы, а с другой стороны — на отсутствие наступательных замыслов у Москвы на Западе.
Так, в марте — апреле 1946 г. помощник военно-морского атташе США сообщал из Владивостока о погрузке на корабли тяжелых танков, самоходных орудий, противотанковой артиллерии, тракторов, горючего, грузовиков, авиабомб и оборудования для строительства аэродромов. Комментарии составителя шифрограммы о том, что груз якобы предназначается для Маньчжурии, можно считать удачным примером советской дезинформации — на самом деле имеются все основания полагать, что советское командование укрепляло свою группировку на Камчатке и на Чукотке.
Еще один пример — скептическая реакция посла США в Москве Б. Смита на сообщение от 31 декабря 1948 г. из шведских официальных кругов (которые, в свою очередь, ссылались на свои надежные источники в Германии) о том, что в случае войны советские войска не будут вторгаться в Западную Европу, а вместо этого будут держать оборону на Эльбе или на Рейне. Эта информация была недалека от истины (на самом деле советская сторона собиралась обороняться еще восточнее). Американский посол, однако, сопроводил эту информацию ехидным замечанием о том, что «в Германии рождается больше фантазий и мечтаний, чем где бы то ни было еще в мире».
Справедливости ради нужно отметить, что сама возможность советских воздушных и морских десантов на Аляске не отвергалась американскими военными аналитиками. Так, в вышеупомянутой командно-штабной игре «Пэдрон» говорилось о воздушном десанте в районе Нома, Фэйрбэнкса и Анкориджа, но последний рассматривался в качестве вспомогательного удара, в то время как свой главный удар, по мнению американских стратегов, Красная Армия должна была нанести в Западной Европе (с целью захвата ее промышленного потенциала) и на Ближнем Востоке (с целью овладения нефтяными ресурсами региона).
Что касается чисто военной стороны дела, то захват Аляски советскими войсками представлялся вполне возможным некоторым американским военным специалистам уже в то время. Чрезвычайно сложные природно-климатические условия этого региона делали невозможной там сплошную оборону. Обороняющейся стороне пришлось бы опираться на отдельные опорные пункты, расположенные вокруг портов и авиабаз, и захват или уничтожение этих пунктов в результате внезапного удара поставили бы обороняющихся в безвыходное положение, поскольку они лишились бы всех запасов и путей сообщения. Кстати, советским летчикам и морякам был хорошо знаком район Аляски, поскольку в годы Второй мировой войны поставки по ленд-лизу шли из США в СССР именно оттуда.
Возможно, что причиной столь серьезной недооценки советских намерений и возможностей с точки зрения проведения десантных операций на Аляске была полная уверенность официального Вашингтона в абсолютном превосходстве Соединенных Штатов и их союзников на море. В одном из первых документов разведывательного подразделения ОКНШ, посвященном общей оценке военных возможностей СССР в послевоенный период, указывалось, что советская сторона будет обладать крупным военно-морским флотом не раньше чем через 15–20 лет, и впоследствии эти оценки не изменились.
Так, в докладе руководителя разведывательной службы ВМФ США адмирала Томаса Инглиса от 5 апреля 1948 г. указывалось, что в распоряжении Москвы имеются лишь несколько крейсерских групп на Балтийском и Черном морях и на Тихом океане. Советские надводные суда малочисленны и совершенно устарели, а морская авиация не представляет серьезной угрозы для американского флота.
Некоторое беспокойство, правда, вызывали у США и их союзников возможности советских подводников. Как известно, еще до начала Второй мировой войны СССР имел крупнейший по численности судов подводный флот в мире, и в конце 40-х годов, по оценке американской разведки, советские ВМС имели 335 субмарин, как трофейных, так и собственной постройки, что в 5 раз превышало численность подводных лодок у гитлеровской Германии к началу Второй мировой войны.
Однако в Пентагоне не поддались искушению впасть в панику по поводу «русской подводной угрозы». Там хорошо отдавали себе отчет в том, что большое количество далеко не всегда может компенсировать недостаток качества: дело в том, что только 9 находящихся в распоряжении советских ВМС трофейных немецких субмарин типа XXI, IX С и VII С, снабженных шноркелем, могли рассматриваться как подводные суда, способные выполнять задачи стратегического характера на просторах Мирового океана. Остальные же советские подлодки могли лишь выполнять функции береговой обороны.
* * *
Таким образом, в Вашингтоне не ожидали в конце 40-х годов широкомасштабного советского вторжения на Аляску, считая, что советская сторона, во-первых, не имеет достаточно сил для такой операции, и, во-вторых, ее внимание будет отвлечено на другие направления. В Москве же, по-видимому, иначе смотрели в то время на военно-стратегические приоритеты Советского Союза в случае большой войны с Соединенными Штатами. В интервью И.В. Сталина А. Вирту содержится очень интересное высказывание, проливающее, на наш взгляд, свет на истинное отношение Кремля к атомному оружию: «Конечно, монопольное владение секретом атомной бомбы создает угрозу, но против этого существуют, по крайней мере, два средства: а) монопольное владение атомной бомбой не может продолжаться долго; б) применение атомной бомбы будет запрещено».
И действительно, ликвидации не только атомной монополии США, но и монополии этой страны на средства доставки атомного оружия уделялось в СССР, как уже было сказано, самое пристальное внимание в первые послевоенные годы. Постепенно, по мере развития советского стратегического арсенала, в Москве все чаще задумывались о перспективах взаимоотношений между СССР и США в атомной сфере. Так, в личном разговоре с И.В. Курчатовым (разговор произошел незадолго до испытания первой советской атомной бомбы) Сталин высказал опасение, что после этого испытания «американцы пронюхают о том, что у нас еще не наработано сырье для второго заряда, и попрут на нас. А нам нечем будет ответить». Разумеется, одна эта фраза не дает оснований делать вывод о наличии у Кремля в то время разработанной стратегии ведения атомной войны с Америкой — скорее, можно сделать вывод о том, что советское руководство стремилось подстраховаться на случай любых неожиданностей.
Известно, также, что во время вручения в Кремле наград людям, причастным к созданию первой советской атомной бомбы, И.В. Сталин сказал: «Если бы мы опоздали на один-полтора года с атомной бомбой, то, наверное, «попробовали» бы ее на себе».
Эти высказывания Сталина, на наш взгляд, свидетельствуют об определенной эволюции подходов Кремля к атомной проблеме. Если в первые послевоенные годы овладение атомным «секретом» было для Москвы вопросом престижа, вопросом подтверждения великодержавного статуса Советского Союза, то с течением времени, по мере обострения советско-американских отношений, советское руководство все чаще смотрело на атомную бомбу именно как на оружие, которое может быть использовано в будущей войне между СССР и его союзниками, с одной стороны, и США и их союзниками — с другой.
Очевидно, что в результате этих размышлений Сталин пришел к выводу, что нарождающийся советский атомный щит, то есть объекты по производству атомной взрывчатки и тяжелых бомбардировщиков, представляет собой наиболее соблазнительную цель для американской стороны в случае большой советско-американской войны.
Впрочем, в Кремле понимали, что появление в советском арсенале стратегических бомбардировщиков не решает проблемы доставки ядерного оружия, поскольку никакой бомбардировщик не мог бы ликвидировать то геостратегическое преимущество, которое имела американская сторона в результате обладания авиабазами, находящимися в непосредственной близости от территории СССР и, кроме того, истребительная авиация ПВО могла бы стать серьезным противником для тяжелых бомбардировщиков. Поэтому, не ослабляя внимания к созданию межконтинентальных бомбардировщиков, советское руководство санкционировало развитие более надежного и неуязвимого средства доставки — а именно баллистических ракет.
