- Свадьба так свадьба, - улыбнувшись, проговорил он вслух и, вымыв чистым снегом руки, протер и освежил лицо. Вернувшись в сени, начерпал из специальной кадки воды, напоил Ястреба, почистил и задал овса. Пока конь ел, Петр Николаевич развязал бастрик, почти полвоза сена растаскал по яслям и раздал проголодавшейся за ночь скотине. Выкидав на скорую руку навоз из хлева, открыл калитку и широкими, скорыми шагами направился к дому Важенина. Там, кроме хлопотавшей возле печки Степки, все еще спали.
- Ты что это, куманек, чем свет по гостям ходишь? - спросила, открывая дверь, Степка.
- За вами пришел, как вчера договорились, - ломая папаху, ответил разрумянившийся на морозе Петр.
- Ага! Тошно небось одному-то? - вытаскивая из печки широкий и длинный с рыбьим пирогом противень, улыбнулась Степка. В кухне тепло и вкусно запахло жареным луком и лавровым листом.
- А я не один, - загадочно ухмыляясь, ответил Петр.
- Значит, сношенька вернулась?
- Нет. Не угадала, кума!
- Ну, может, привел какую... - решила подшутить веселая и краснощекая от огня Степка.
- Вот это в точку попала... Невесту привез, айда ко мне и помоги, кума, - уже всерьез, смущенно проговорил он.
- Ври больше! - не поверила кума.
- Тут и врать нечего... Сама сосватала, а теперь отпираться станешь?
- Не дури, Петька! Мне некогда: калачи горят, - отмахнулась Степка.
- У тебя калачи, а у меня, брат, душа пылает... Кто мне вчера вон там на крыльце все уши прожужжал: "Женись, красавица!.." Вот я и послушался... Поехал от вас, подобрал на дороге, и сладились. Так, кумушка моя, закрутилось, что глазом не успел моргнуть, женихом стал. Да какой там женихом!.. Кончено уж! - Лигостаев опустился на скамью и все, как на исповеди, выложил изумленной Степке.
- Ай да куманек! - только это и смогла выговорить окончательно сбитая с толку кума.
- Урядник Лигостаев каторжанку в жены привез! Мысленное ли это дело? Боже ж мой! Расступись небеса и разверзнись! - выходя из-за перегородки, проговорил Важенин.
- Ну и что тут такого? - смахивая белым гусиным крылом с пахучего пирога муку, возмутилась Степка.
Петр Николаевич, усмехаясь, молча мял в руках баранью папаху.
- Ты, султанша, погоди маненько, не ярись больно-то... - сказал Важенин. - Тебе, куманек, ворота дегтем еще не вымазали?
- Слушай, Захар! Брось ты это! - сдержанно попросил его Лигостаев.
- Ловко обтяпал, гуляй твоя душа! Ну хоть поведай, как ты это все сумел?
- Сам бог помог... Давайте собирайтесь быстрее и айда к нам. Я ее одну там оставил, неловко получится... Да и дел у нас по горло. А насчет остального прочего в обиду не дадим.
Петр Николаевич подмигнул хозяйке, надел рукавицы, подойдя к столу, неловко подхватил на руки противень с пирогом, и направился с ним к порогу.
- Совсем обалдел, едреный корешок! - захохотал Важенин.
- Все молодожены такими бывают, а ты был еще хуже всех... Помнишь, Как быка запряг рогами к колесам... Погоди, Петька! Вот чумовой! бросаясь за ним вслед, Крикнула Степка. - Дай-ка пирог-то сюда, я его хоть в скатерку заверну!
Петр вернулся и, посмеиваясь, положил противень на стол.
- Скорее же, братцы! - умоляюще поглядывая на Степку, сказал он.
- Успеешь, куманек. Никуда твоя кралечка не денется, - завертывая пирог в белую старую скатерть, проговорила Степка.
- Боюсь, Степанида нагрянет с утра пораньше и закатит такую свадьбу!.. Я там двух кур зарезал и в снежок сунул...
- Ну и иди, иди! - толкая Петра в спину, приговаривала Степка. Бегом валяй! А то кур твоих собаки утащат, чудак ты эдакий! Мы скоро придем и сами пирог принесем.
- Мне еще к попу надо! - упирался Петр.
- К попу мой хан Кучум сходит и все сам обстряпает. Ты забыл, как меня крестил? - улыбаясь, спросила Степка.
- Все помню, - ответил Лигостаев.
- Вот и добро! Теперь Захар за тебя похлопочет. Собирайся, писарь, да поживее! - командовала Степка.
- Ладно. Дуй, милок. Все сделаем, - согласился Важенин. - А то на самом деле сношенька твоя заявится и устроит баталию. А это теперь совсем ни к чему.
Петр Николаевич поблагодарил друзей и ушел.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Санька проснулся и, перекатившись на другой бок, взглянул полусонными глазами на опустевшие нары. Было еще рано, и он думал, что Петр Николаевич еще спит, но его уже не было... Санька откинул кулачком нагретую за ночь подушку, завел руки на затылок и, сладко потянувшись, ухмыльнулся...
Санька еще раз перевернулся, лег на живот и подпер подбородок сцепленными ладошками.
В промерзшие окна вливался тихий утренний рассвет. В уголке на подстилке, прижавшись друг к дружке, посапывали ягнята. Почесав нос о костлявые суставчики, Санька, тряхнув головой и разогнав сон, тихонько спустился ногами на деревянный приступок. Придерживая в руках высохшие за ночь валенки, спрыгнул на пол. Быстро обувшись, он подкрался к косяку, заглянул в неплотно прикрытую в горницу дверь и замер.
Опустив босые ноги на цветную у кровати дерюжку, Василиса сидела на постели и заплетала перекинутую через плечо густую, золотисто блестевшую косу, задумчиво устремив слегка прищуренные глаза в одну точку. Завязав конец длинной косы узенькой голубой ленточкой, Василиса скрутила на затылке тугую, красивую корзинку, поправив хвостики ленточек, встала.
Одернув рубашку, взяла со стула вчерашнюю зеленую юбку, через голову натянула ее на себя, накинула на плечи кофточку.
Сдерживая дыхание, Санька занемел и, напряженно притаившись, боялся пошевелиться... Потом стремительно отскочил от двери и, широко раздувая ноздри, протяжно и всхлипчиво вздохнул.
- Здравствуй, Саня! С добрым утром! - проговорила Василиса приветливо.
- Здравствуйте... тетя, - запнулся Сашок.
- Ты чего так рано поднялся? Ты же не выспался? - спросила она.
- А я завсегда в это время встаю, - снимая с гвоздя полушубок, ответил Сашок.
- А где наш хозяин? - спросила Василиса. - Я совсем озябла и надела вот эту его военную штуку... Это ничего, а? - весело поглядывая на мальчика, улыбнулась она.
- Ничего... - одобрил он.
- А вдруг заругается? - кивая на дверь, подмигнула Василиса.
- Тебя он не станет ругать... - Санька надел полушубок и загадочно, совсем не по-детски усмехнулся.
- Откуда ты знаешь? - спросила она, чувствуя, как жарко начинают гореть ее щеки.
- Да так... - уклонился он от прямого ответа. - Я сейчас пойду дров притащу с кизяком, и мы печку затопим... Дядя Петя, наверно, скотину убирает и назем чистит...
Санька нахлобучил шапчонку и вышел.
Она посмотрела ему вслед с тревожным волнением. С минуту постояв посреди комнаты, сняла мундир и, прижав серой ластиковой подкладкой, долго держала на груди. Потом бережно положила его на нары, подошла к рукомойнику, умылась и снова, уже без особых раздумий, надела мундир. Затем, найдя подходящую тряпку, прошла в горницу, вскочив на скамейку, перешагнула через край стола и начала протирать запыленные стекла икон. Лики святых посматривали на нее сурово и неприязненно. Это она заметила еще вчера, когда первый раз зашла в горницу и засветила лампу. Сегодня решила задобрить божьих угодников. Смахнув с рамок пыль, она присела в переднем углу за стол и на минуту задумалась. В это время в кухне скрипнула дверь и раздался бойкий женский голосок:
- Есть кто тут живой?
Василиса настороженно подняла голову и не отозвалась. Она слышала, как кто-то, тихо ступая валенками, подкрадывается к двери и открывает ее. Василиса глянула на дверь и увидела перешагнувшую через порожек маленькую, сухощавую, в истертом полушубке женщину, повязанную красным мохнатым платком, концы которого торчали под подбородком. Это была Агафья Япишкина. Уставив быстро бегающие глазки на иконы, она хотела перекреститься, но, заметив в переднем углу удивленное женское лицо, так и замерла с занесенным над головой перстом, соображая быстро, кто перед нею: ангел святой или еще кто?
- Вам что нужно? - вдруг заговорил "ангел".
- Я ничего... я так забежала, - испуганно пролепетала Агашка и попятилась назад.
- Хозяина дома нет, - сказала Василиса и пожала плечами.
- А вы? - тихо спросила Агашка и повернулась бочком к порожку, мысленно решая - удрать поскорее или задержаться малость...
- Я? - Василиса вопросительно на нее посмотрела и тихо, но внушительно добавила: - Я - его жена.
- А-а-а! - у пораженной Агашки вырвался не то крик, не то протяжный стон. Она вихрем метнулась к двери, не рассчитав свой шаг, зацепилась стоптанным валенком за низкий, предательский порожек и растянулась в кухне на полу. - Свят! Свят! - поднимаясь на карачки, обалдело выкрикивала она.
Василиса поспешила было помочь несчастной бабенке, но не успела. Гостья шустро подпрыгнула и, лягнув дверь ногой, выметнулась в сени.
Выбежав на улицу, она подобрала пеструю юбчонку и что есть духу помчалась к Степаниде.
- Ой! Мамынька моя родная! Ой! Светики мои ясные! - вбежав к Степаниде, запричитала она, словно увидела сразу десять покойников.
