протяжении эпохи бронзы человек занимает в искусстве и идеологии первобытного общества все большее и большее место. В каменном веке зверей изображали гораздо чаще, чем людей, в бронзовом — соотношение обратное. Кое-где эта закономерность проявилась с запозданием или затемнена колебаниями в одну и в другую сторону, но в целом картина ясна. В степной зоне опа, пожалуй, яснее, чем где-либо. Выйдем теперь за пределы степей, заглянем в лесные и горные районы.
Во II — начале I тыс. до н. э. по всему Старому Свету распространился египетский миф о борьбе солнца со змеями. Окруженное змеями светило мы увидим и в наскальных росписях Тагила, и на черепке из Кизил-кобинской стоянки в Крыму, и на бронзовых топорах кобан-ской культуры Кавказа {133}. Но на одном топоре из Кобанского могильника начала I тыс. до н. э. выгравирована другая сцена: вооруженный луком человек сражается с нападающими на него семью змеями (рис. 30). Человек, герой-змееборец заменил в мифе более древний образ солнца. В таком варианте миф до сих пор живет на Кавказе. В эпосе об Амирани есть рассказ о схватке грузинского Прометея именно с семью змеями.
Эпизоды мифов, посвященных уже не животным, не силам природы, а людям, сохранили и другие памятники искусства бронзового века. На сосудах начала I тыс. до н. э. из погребений около Ханлара в Азербайджане часто повторяется одна и та же композиция — лучник, стреляющий в горного козла (рис. 31). Вероятно, это иллюстрация к какому-то местному преданию. Аналогии с наскальными гравировками здесь нет. Раньше керамику так никогда не украшали, да и охотник тут не простой: его лук соединен линией с сияющим солнцем.
Рис. 30. Сцена битвы лучника со змеями, выгравированная на бронзовом топоре из Кобанского могильника в Северной Осетии
Рис. 31. Повторяющаяся композиция на сосудах из Ханлара (верхний) и Килик-дага (три нижних) в Азербайджане
В других случаях канонические образы встречаются не в одном узком районе, а в весьма удаленных друг от друга пунктах. Такой же обширный ареал был, следовательно, и у того или иного мифа, той или иной легенды. В поселениях второй половины III — начала И тыс. до н. э. в Малой Азии, Азербайджане и Прикубанье обнаружены статуэтки и рисунки человека с перекинутой через плечо лентой, покрытой поперечной штриховкой. Кавказские фигурки крайне примитивны: голова и руки у них переданы треугольными выступами, лицо не обозначено, но на торсе, чтобы показать ленту, сделан специальный налеп, а на нем нанесены частые насечки. Очевидно, эта лента позволяла узнать в самых обобщенных скульптурах некий конкретный образ, одинаково близкий населению Анатолии, Закавказья и Прикубанья {134}.
Так в III–II тыс. до н. э. в искусстве наступил решающий перелом. Отошло в прошлое творчество величайших анималистов в истории живописи — художников каменного века. В центре внимания впервые оказался человек. Создавая образы мамонтов и бизонов, оленей и птиц, палеолитический мастер обращался к таинственным духам лесов и вод и к самим животным с мольбой об успешной охоте. В бронзовом веке ставили на курганах каменные изваяния и вырезали на сосудах и оружии сцены из мифов уже не столько для богов, сколько для людей. Не забота о пропитании, а желание увековечить память умерших сородичей, рассказать о героях легенд двигало теперь художником.
Пусть каменные бабы ямной культуры или рисунки на горшках из Ханлара не представляют эстетической ценности. Верно, что они проигрывают не только при сравнении со скульптурой и графикой Древнего Востока, античности и нового времени, но и при сравнении с палеолитическим искусством. Грубые истуканы, неуверенные рваные штрихи пришли на смену безупречным линиям гравировок и умелой лепке форм в росписях ледниковой эпохи. Все это так. Но гораздо важнее другое. Перед нами памятники более высокого этапа в развитии мышления и общества, стоящие у истоков того течения, которое привело впоследствии к глубочайшему проникновению в образ человека, к Микеланджело и Рембрандту, к Дюреру и Веласкесу.
Период, когда люди приспосабливались к природе, а все искусство сводилось по сути дела к образу зверя, закончился. Начался период господства человека над природой и господства его образа в искусстве.
VII век до н. э. — важный рубеж в жизни народов, населявших территорию СССР. В этом столетии широко внедряется в быт железо. По всей степной полосе Европы и Азии распространяются металлические, костяные и деревянные украшения в «скифском зверином стиле», с причудливо извивающимися фигурами животных. В отличие от предшествующей эпохи художников интересуют уже не мирно пасущиеся быки или пронзенные копьями горные козлы, а хищники — львы, пантеры, волки, орлы, фантастические грифоны, терзающие свою жертву или борющиеся друг с другом. Произведения, выполненный в этом стиле, обнаружены и в Прикамье, и на Лене, на Алтае и Аральском море, в Закавказье и к западу от границ СССР. Наконец, в VII в. в Причерноморье возникают греческие колонии. Вскоре импортные античные изделия попадают далеко в степь и лесостепь, им начинают подражать местные мастера. В истории древнейшего искусства открылась новая страница.
Но как ни значителен был этот рубеж, многие сюжеты и стилистические особенности творчества каменного и бронзового века держались чрезвычайно долго.
Едва ли не самым ранним памятником духовной культуры палеолитического человека, намеком на будущие гравировки на скалах можно считать плиту с чашевидными углублениями из мустьерской стоянки Ла Ферраси. Такие же углубления выбиты на камнях с палеолитическими рисунками во Франции, на стеле III тыс. до н. э. из Бахчи-эли в Крыму (рис. VII, б), на кавказских дольменах и на христианских храмах Армении {135}. В Азербайджане и сейчас выдалбливают чаши на надгробиях.
Отголоски мегалитической техники чувствуются еще в средневековье. Усыпальницу короля остготов Теодорп- ха в Равенне (VI в. н. э.) перекрывает монолит диаметром 10,5 м и толщиной 2,5 м. Он был добыт в Истрии, привезен подвешенным между двумя кораблями и поднят путем насыпки земли до высоты мавзолея. В Ирландии у церквей I тыс. н. э. проемы для окон и дверей часто сложены из
