Валерий Шамбаров - За Веру, Царя и Отечество

И в заключение остается поднять главный вопрос — могла ли Россия не участвовать в этой войне? Разными авторами давался различный ответ в зависимости от степени их компетентности и политической конъюнктуры. Но факты говорят однозначно — нет, не могла. Потому что война была предрешена в Берлине. И именно против России. И начало ее намечалось именно на 1914 г. Так что даже полная капитуляция в сербском вопросе ничего не меняла нашелся бы другой предлог, у германской дипломатии с этим никогда проблем не возникало. Собственно, ценой Сербии Россия не получила бы существенного выигрыша во времени — Германию торопили собственные соображения. И наоборот, все прежние уступки воспринимались как доказательства слабости русских, делали немцев еще наглее и самоувереннее. Уступают — значит боятся. И воевать все равно пришлось бы, но уже потеряв одного из союзников и испортив репутацию на международной арене в качестве предателя своих друзей.

Имелась ли точка выбора раньше? Да, имелась, где-то в 1905–1907 гг. Отказаться от союза с Францией и перейти в кильватер Германии. Но и такой маневр, если разобраться, выгоды России не давал. По сути, подобным образом всего лишь реализовался бы на 30 лет раньше вариант "пакта Молотова Риббентропа". И разгромив противников на Западе, германская агрессия неизбежно повернула бы на Восток. К этому Берлин толкали и экономические, и геополитические интересы, и идеология пангерманизма, и "турецкая составляющая" их политики. Но в отличие от 1941 г., Россия осталась бы с Германией не "один на один", а по крайней мере, "трое на одного" — против коалиции из Германии, Австро-Венгрии и Турции. К которой при подобном раскладе почти стопроцентно примкнули бы Италия, Румыния, Болгария. А могли соблазниться и Япония, Швеция, Англия. В Петербурге это понимали и строили политику соответствующим образом. И было так, как было.

Что же представляли собой вооруженные силы держав, готовившихся вступить в борьбу? В тогдашних армиях примерно 70 % составляла пехота, 15 % артиллерия, 8 % конница, остальное приходилось на другие виды. Имелись броневики, самолеты, но на первом этапе войны они выполняли сугубо вспомогательные функции — как средства связи, разведки. Иногда аэропланы использовались и для бомбометания, но оно осуществлялось вручную. Например, итальянские летчики в Триполитанской войне бросали бомбы по 1 кг, русские в Балканской — по 10 кг. Авиация, связь, автомобильный транспорт еще не выделились в самостоятельные рода войск — например, в России они входили в состав инженерных войск вместе с саперами. А границы всех стран прикрывались в то время линиями мощных крепостей. Во Франции — Мобеж, Вуазье, Верден, Туль, Эпиналь, Бельфор. В Германии вдоль французских границ — Кельн, Майнц, Мец, Страсбург, вдоль русских — Кенигсберг, Летцен, Данциг, Торн, Позен, Бреслау. У австрийцев — Краков, Перемышль, Стрый, Станислав. У русских — Ковно, Гродно, Осовец, Новогеоргиевск, Брест-Литовск.

И по уровню подготовки, и по технической оснащенности лучшей армией была германская, насчитывавшая после мобилизации около 2,5 млн. штыков и сабель. Общий срок службы у немцев составлял 24,5 года — из них 2 года солдат служил на действительной, 4,5 числился в резерве, 5 — в ландвере (территориальных войсках) I призыва, 8 — в ландвере II призыва, а потом переходил в ландштурм (ополчение), где и числился до возраста 45 лет. В ландштурм определялись также допризывники от 17 до 20 лет и лица, непригодные к службе по состоянию здоровья. Причем в отличие от других государств, где служба в запасе была больше формальностью, в Германии она понималась буквально. С запасниками регулярно проводились сборы, учения, так что войска резерва не уступали кадровой армии. Германский корпус насчитывал 45 тыс. чел. и состоял из 2 дивизий и ряда специальных частей. В дивизии (17 тыс.) было 2 бригады, в бригаде — 2 полка, в полку 3 батальона. Всего, таким образом, в дивизии было 32 батальона по тысяче человек в каждом, а на вооружении имелось 24 пулемета и 72 орудия, из них 12 тяжелых. А корпусная артиллерия состояла из 16 тяжелых орудий (калибр 150 мм). Кавалерийский корпус состоял из 2 — 3 дивизий по 4200 сабель.

Немецкая военная наука обращала особое внимание на взаимодействие пехоты и артиллерии. Так, строевой устав, введенный в 1906 г. и дополненный в 1909 г., учил: "Деятельность пехоты в бою не только находится в тесной связи по времени и месту с деятельностью артиллерии, но должна вытекать одна из другой". И требовал "поддерживать непрерывную связь между артиллерией и передовыми пехотными цепями". Профессиональные качества командиров были высокими. В германской армии существовал строгий порядок новогодних "синих конвертов" — нерадивый офицер мог обнаружить на столе извещение, что он уволен, и жаловаться было уже бесполезно. Но и доверие было высоким. Командарм в рамках поставленной задачи мог не оглядываться на вышестоящее начальство и выполнять ее так, как считает нужным. При подготовке войск требовалось развивать самостоятельность и инициативу офицеров и солдат. Важное место уделялось идеологической подготовке, в которой уже тогда фигурировали теории о "расовых особенностях" и "особой исторической миссии".

Однако идеализировать качества германской армии тоже нельзя. Свои минусы имелись и у нее, причем серьезные. Хотя немцы тщательно следили за техническими новинками, за опытом локальных войн, но должных уроков так и не извлекли, и тактика их армии очень серьезно отставала от современных требований. Обороне отводилось недостаточное внимание. А при наступлении предусматривались атаки в полный рост без применения к местности, причем густыми цепями — с интервалами в 2 шага, а то и сомкнутыми колоннами. Требовалось, чтобы цепь держала равнение. Отрабатывался и такой архаичный прием — через определенное число шагов цепь останавливалась, прицеливалась, давала залп и маршировала дальше (под огнем противника!). И кавалерия тоже готовилась к конным атакам в плотных строях.

Существенные изъяны имела и германская стратегия. По опыту войн XIX в. она нацеливалась на победу в одном генеральном сражении. Поэтому отрицалась необходимость стратегических резервов, следовало бросить в бой все сразу и выиграть. Как уже отмечалось, основой этой стратегии был "план Шлиффена", учитывающий разницу сроков мобилизации в Германии (10 дней) и России (30 дней). Поэтому основная масса войск направлялась на Запад, чтобы разбить французов еще до сосредоточения русских. Здесь концентрировалось 7 армий, а против русских оставлялась одна, довольно слабого состава (2 корпуса и ландверные соединения). По географическим условиям граница Франции была неудобна для столь массированного вторжения, вдоль нее тянется ряд лесистых гор и возвышенностей — Арденны, Аргонны, Вогезы, а проходы в них запирались крепостями, способными замедлить продвижение и похоронить саму идею плана.

Шлиффен нашел решение во вторжении через равнину Фландрии. Здесь, на правом фланге, и сосредотачивался ударный кулак. При этом заведомо предусматривалось вторжение в нейтральные страны — Люксембург, Бельгию и Нидерланды. На левом фланге, в Лотарингии, тоже оставлялись довольно слабые силы. Шлиффен допускал, что в начале войны будет временно потеряна Восточная Пруссия, имелось в виду и отступление в Лотарингии — при котором французы будут сами втягиваться в «мешок». А тем временем мощный правый фланг проламывает оборону и выходит в долину Сены, обходя и Париж, и весь французский фронт и отрезая их от остальной части страны. А потом, зайдя таким образом в тыл французским армиям, прижимает их к границам и устраивает грандиозные «Канны», вынуждая к капитуляции. После этого германские дивизии быстро перебрасываются на Восток, против русских. И наносятся сходящиеся удары — немцы с севера, а австрийцы с юга, от Кракова. Союзники встречаются в районе Варшавы, окружая русских в Польше и устраивают им еще одни "Канны".

Мольтке, преемнику Шлиффена, план показался слишком рискованным, и он несколько перераспределил силы. Ослабил ударную группировку на 5 корпусов, увеличив за счет этого на 2 корпуса войска в Восточной Пруссии, и на 3 — в Лотарингии, где вместо одной армии стало разворачиваться две. В целом же соотношение сил на флангах Западного фронта стало не 7:1, как планировал Шлиффен, а 3:1. Впоследствии многие обвиняли Мольтке, что как раз эта «ошибка» стала причиной неудачи блицкрига. С чем никак нельзя согласиться. Поскольку сам по себе проект Шлиффена относился именно к тем планам, которые высмеивал Толстой: "Ди эрсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт…" Гладким он был только на бумаге, не учитывая, например, психологического фактора. Но любой опытный военный знает, что войска, впервые вступившие в бой и попавшие под удар многократно превосходящего врага, не отступают — они бегут. Что и грозило произойти в Восточной Пруссии и Лотарингии. А что толку в прорыве ударной группировки, если французы вторгнутся за Рейн, а русские выйдут к Берлину? Кроме того, при поправках Мольтке стало возможным не нарушать нейтралитета Голландии. Нет, не по моральным соображениям. Мольтке еще в 1913 г. писал: "Мы должны отбросить все банальности об ответственности агрессора. Только успех оправдывает войну". Просто лезть в Голландию стало не нужно — уменьшившаяся группировка могла развернуться и в одной Бельгии. Но все равно успех казался обеспеченным. Операция была четко расписана по суткам. На 12-й день мобилизации предстояло взять Льеж, на 19-й Брюссель, на 22-й начать общее вторжение во Францию, а на 39-й вступить в Париж. Верховным Главнокомандующим являлся сам кайзер, а фактическое руководство осуществлял его начальник штаба — Мольтке.