Из разнообразных институтов, служащих Российской монархии, Православная Церковь пользовалась наибольшей народной поддержкой — Церковь была основным культурным звеном, объединяющим 80 млн. верующих великороссов, украинцев и белорусов. Монархия придавала большое значение Церкви, наделив ее статусом господствующей и даровав привилегии, коими ни одна христианская церковь не пользовалась.
Религиозность великороссов — вопрос спорный. Некоторые утверждают, что крестьянство было глубоко верующим, другие считают их суеверными агностиками, соблюдающими христианские обряды исключительно в страхе перед загробными муками. Есть еще мнение, что в религиозном сознании великороссов переплелись христианские и дохристианские элементы. Однако не вызывает сомнений, что в массе своей православное население — огромное большинство русских, украинцев и белорусов — благочестиво соблюдало церковные обряды. Храмы, монастыри, иконы, религиозные процессии, церковное пение и колокольный благовест — этими зримыми и ощутимыми символами христианства была насквозь проникнута вся жизнь России до революции.
Связь между государством и церковью покоилась на убеждении, что православие есть национальная вера России и что только православноверующие суть настоящие русские. Поляк или еврей, сколь бы ассимилированы и патриотично настроены они ни были, оставались в глазах властей, да и всего православного населения, инородцами. Приобщенный к православной церкви оставался ее пожизненным членом и не мог покинуть ее лоно произвольно: «Каждый волен сохранять верность религии отцов, но запрещено приобщать к ней новичков. Эта привилегия предоставлена исключительно Православной Церкви; это прямо выражено в тексте закона. Каждый может войти в лоно Церкви, но никто не может его покинуть. Двери русского православия открываются лишь в одну сторону. Церковным законам отведено несколько глав X, XIV и XV томов многотомного собрания, называемого «Сводом законов». Каждый, родившийся от православных родителей, — становился заведомо православным; то же и в отношении смешанных браков. В действительности, только на таких условиях подобный брак и есть возможен... Одна из статей «Свода» запрещает православным менять религию; другая определяет наказания, которые влечет за собой такой проступок. «Паршивая овца» сначала отечески изгоняется приходским священником как первой инстанцией, затем дело перепоручается консистории, а потом передается в Синод. Может быть назначен срок отбывания наказания в монастыре. Отступник теряет все гражданские права; он не может легально ничем владеть и ничего наследовать. Его родня может завладеть его имуществом или вступить в права причитавшегося ему наследства... Преступно склонять кого-либо отречься от православия; преступно отговаривать кого-либо от обращения в православие»92.
Правительство не вмешивалось в религиозные обряды других конфессий, но, словно подчеркивая неразрывную связь между православием и «русскостью», все остальные вероисповедания считались «иноверческими».
Царский режим не был «цезаре-папизмом» в смысле сочетания мирской и духовной власти, ибо царь не был авторитетом ни в догматических, ни в ритуальных вопросах и его влияние не выходило за рамки церковной администрации. Тем не менее очевидно, что со времен Петра Великого Русская Православная Церковь весьма существенно зависела от государства. Упразднив патриаршество и секуляризировав имущество церкви (завершила эту задачу уже Екатерина II), Петр поставил церковь не только в административную, но и в финансовую зависимость от монархии. Высшим органом управления церкви стал Святейший Синод, который с петровских времен возглавлялся гражданским лицом, часто генералом в отставке, фактически действовавшим на правах министра вероисповеданий. Административная структура церкви повторяла структуру гражданской администрации, и даже границы епархий совпадали с границами губерний. Так же, как и чиновники, священники продвигались по иерархической лестнице (в данном случае от епископа до архиепископа и далее до митрополита) без учета объема возлагаемых обязанностей, и церковный сан воспринимался как бюрократический чин, то есть как знак отличия, а не атрибут должности93. Священники обязаны были докладывать полиции все, что им станет известно о злоумышлениях против императора или правительства, включая и услышанное на исповеди. Им надлежало также сообщать о всех подозрительных лицах, появившихся в их приходе.
Православная Церковь находилась в финансовой зависимости от правительства в том, что касалось субсидий и жалованья, но большую часть своего дохода добывала самостоятельно94. Все архиереи и высшие церковные иерархи получали щедрое жалованье и пенсионы, которые они пополняли доходами церкви и монастырских владений. Приходское духовенство тоже состояло на государственном жалованье. В 1900 году государственные дотации церкви составили 23 млн. рублей. Эта сумма равнялась приблизительно пятой части церковных доходов — вклад весьма значительный, но едва ли он может служить объяснением того обстоятельства, что духовенство в революцию 1905 года стояло на стороне монархии95.
Основная политическая задача церкви заключалась в идеологическом воспитании. Царское правительство избегало в народном образовании и в армии всего, хоть сколько-нибудь напоминающего национальную или идеологическую пропаганду, из опасения, что аргументы в защиту существующего порядка повлекут за собой контраргументы. И то, что Россия была государством многонациональным, не позволяло прибегать к национальной пропаганде. Правительство предпочитало действовать так, словно существующее политическое и социальное устройство есть сама собой разумеющаяся данность. Допускалось лишь религиозное воспитание, и в этом состояла роль православного духовенства, в особенности в учебных заведениях.
Впервые Православная Церковь стала серьезно участвовать в народном образовании в 80-е годы прошлого века, пришедшие на смену десятилетию революционных волнений. Чтобы ослабить влияние как радикальных пропагандистов, так и сельских учителей на крестьянство, правительство обязало церковь создать сеть начальных школ. В первые десятилетия XX века чуть более половины всех начальных школ России, охватывавших приблизительно треть учащихся, были на попечении церкви96. Особое внимание в воспитании отводилось этике, а также изучению языков (церковнославянского и русского). Однако низкий уровень преподавания в этих школах, вызванный нищенским в сравнении с мирскими школами жалованьем учителям, приводил к потере учащихся, которых больше привлекали именно светские учебные заведения.
Учащиеся православного исповедания во всех начальных и средних учебных заведениях должны были пройти курс религиозного обучения, как правило, преподаваемый священниками. (Учащиеся иных вероисповеданий могли изучать религию у своих учителей.) Религиозное воспитание, помимо нравственных правил, внушало лояльность и уважение к царю; и это все, что могло предложить правительство в области политического воспитания.
В периоды беспорядков церковь и с амвона и в печати выступала на стороне закона. В церковном сознании царь был наместником Бога, а значит, неповиновение ему греховно. Нередко при этом церковь доходила до прямых антисемитских проявлений. Самая непримиримая к евреям из всех христианских церквей, Русская Церковь до раздела Польши в XVIII веке принимала заметное участие в вытеснении евреев из России, а после — в установлении границ их проживания на бывших польских территориях («черта оседлости»). Духовенство, возлагавшее на еврейский народ вину за распятие Христа, хотя и не одобряло открыто погромов, но и не считало своим долгом выступить с осуждением. В 1914 году Синод благословил воздвижение часовни в память о жертве «ритуального убийства», будто бы совершенного Бейлисом97. В 1905 году и впоследствии православная пресса взваливала на евреев ответственность за революционное брожение, обвиняя их в стремлении погубить христианский мир и установить господство над ним.
В последнее десятилетие существования царского режима в церкви наметились тенденции, с точки зрения правительства весьма угрожающие.
Исключительный авторитет господствующей церкви в вопросах ритуальных и догматических уже давно оспаривался, с одной стороны, старообрядцами, а с другой — разнообразными сектантскими движениями. Старообрядцы, как они называли себя, или раскольники, как их именовала официальная церковь, — были духовными продолжателями тех православно-верующих, которые в XVII веке не приняли обрядовых нововведений патриарха Никона. Преследуемые и всячески притесняемые, они не только не отказывались от своей веры, но весьма успешно обращали в раскол все новых приверженцев. Поддерживаемые мощным духом братского единства, как это часто бывает с преследуемыми меньшинствами, старообрядцы выказывали и незаурядные хозяйские качества. Что касается сектантских течений, то их было множество, и если некоторые из них можно уподобить протестантским сектам, то другие в своих исканиях обратились к дохристианским обычаям, сопряженным с половой распущенностью. По официальной переписи (1897) общее число староверов и приверженцев различных сект составляло 2 млн. и из них на долю первых приходится около половины, но истинное число определенно выше, поскольку правительство, расценивая их вероотступниками и отщепенцами, не гнушалось подтасовывать цифры в пользу официальной церкви. По некоторым оценкам, число сектантов в широком понимании достигало 20 млн. Если это так, то в начале века приблизительно каждый четвертый русский, украинец или белорус не принадлежал господствующей Православной Церкви. Неудивительно поэтому, что церковь первая выступала за преследование раскольников и сектантов, понимая, сколь серьезную угрозу ее целостности они в себе таят.
