Междукняжеская дипломатия на РусиXII—IIIвеков. При политической раздробленности Русской земли дипломатические сношения не могли ограничиться только теми или иными отношениями с соседними государствами. Особое значение приобретали дипломатические отношения между отдельными княжествами, на которые распалось Киевское государство. Урегулирование мелочных споров и взаимных претензий между мелкими государями-вотчинниками составляет главное содержание этой дипломатии. Лишь временами князья объединяются перед лицом общей опасности. Уже вскоре после смерти Ярослава установилась практика разрешения междукняжеских споров на таких же снемах (съездах), на каких разрешались международные конфликты. На снемы съезжались заинтересованные князья и в общем шатре, «сидя с братьями своими на одном ковре», совместно с наиболее доверенными дружинниками, обсуждали все очередные вопросы. Этим путем разрешались поземельные споры. Так, на съезде в Любече в 1097 г. внуки Ярослава постановили, как правило, распределять княжества по признаку наследственного владения. На съездах решались общие военные предприятия. В 1103 г. на Долобском съезде Владимир Мономах и его двоюродный брат Святополк Изяславич, после длительных споров, в которых принимали активное участие их дружинники, сговорились об общем походе на Половецкую землю. На съездах же принимались и общеобязательные для всех союзников правовые нормы: так, на общем съезде сыновья Ярослава утвердили дополнения к «Правде» их отца.
Таким образом, на съездах устанавливались принципы общей политики, обязательной для всех князей. На Любечском съезде, который попытался разрешить споры из-за волостей, было провозглашено прекращение феодальных усобиц: «Почто губим Русскую землю, сами на себя котору делая?»— заявляли князья. «А половцы землю нашу несут розно и рады, что между нами рати. Отныне имемся по едино сердце!» Тогда же, по-видимому, было принято решение, что князь, нарушивший это постановление, лишается волости (княженья), а боярин — головы.
Решения съездов, подобно международным постановлениям, скреплялись крестным целованием. Участники соглашения брали на себя обязанность силой проводить его в жизнь: «если отселе кто на кого будет, и на того будем все и крест честный!» Действительно, когда после Любечского съезда один из его участников, князь волынский Давид Игоревич, вероломно захватил и ослепил галицкого князя Василька, то прочие князья, участвовавшие на съезде, во главе с Владимиром Мономахом, выступили против него и его соумышленника князя киевского Святополка Изяславича. Со Святополком они вскоре помирились, потребовав, чтобы он принял участие в карательной экспедиции против Давида, а самого Давида заставили явиться на новый снем. Здесь было решено отнять у него Владимир-Волынский, «затем, что ты вверг нож в нас, чего не бывало в Русской земле!»
Наряду со снемами в силе были и соглашения между отдельными князьями. Характерно, что и в таких случаях к дипломатическим переговорам привлекались третьи лица — союзные князья и их дружинники. Иногда посредниками выступали женщины из княжеской семьи. Так, в 1097 г. мачеха Владимира Мономаха, вдова его отца Всеволода, по просьбе киевлян, примирила своего пасынка с киевским князем Святополком. Владимир «преклонился на мольбу княгини, потому что чтил ее, как мать, отца ради своего».
Очень крупную роль играли при переговорах церковные феодалы — епископы и настоятели монастырей. В переговорах между Владимиром Мономахом и киевлянами, кроме его мачехи, принимал участие и митрополит, и это тоже оказало влияние на его решение, потому что он «и митрополита также чтил, сан святительский, и не преслушал мольбы его». Епископы постоянно выступали в качестве послов. Среди них были выдающиеся дипломаты. Такие черты наблюдаются, например, у черниговского епископа Порфирия, который в 1187 г. был посредником между рязанскими князьями и владимирским великим князем Всеволодом Большое Гнездо, «милость прося у него, дабы умирить его с рязанцами». При содействии обманутого им владимирского епископа Луки это ему удалось, и он сам, по просьбе Всеволода, поехал с его дружинниками в Рязань «с миром». Но в Рязани он повел свою линию, «утаився от Всеволодовых дружинников», так как его симпатии лежали всецело на стороне Рязани, которая входила в состав его епархии. Он действовал, по словам владимиро-суздальского летописца, «не по-святительски, но как переветник и лжец» и «инако изворотил речь», т. е. проявил те свойства, которые в последующие века долгое время считались основными качествами настоящего дипломата. Договоры между князьями нередко заключались непосредственно в присутствии епископов или в стенах почитаемых монастырей. Все это открывало широкую возможность духовенству вмешиваться в международную политику. Характерен случай, имевший место в 1127 г., когда игумен одного из киевских монастырей, Григорий, при поддержке созванного им церковного собора, понудил киевского князя Мстислава Владимировича нарушить договор с черниговским князем, заявив: «на мне пусть будет грех, если преступишь крестное целование». Мстислав «сотворил волю» духовенства и, по словам летописца, раскаивался в этом всю жизнь.
Посольская служба. В тех случаях, когда князья не принимали личного участия в ходе переговоров, дипломатические сношения осуществлялись посредством послов. В 1229 г. в качестве послов со стороны Смоленска ходил в немецкие города «поп», священный сан которого должен был в какой-то мере оградить его личность в чужой стране, и «умный муж из города Смоленска».
При отсутствии налаженных сношений и элементарной безопасности в пути вопрос о неприкосновенности послов был одним из наиболее важных. В Смоленском договоре 1229 г. устанавливается двойная вира (плата) за убийство посла: «послу что учинят… задвое за того взять, два платежа». Точно так же и Новгородский договор 1270 г. за убийство новгородского посла требует 20 марок серебра и столько же за немецкого посла вместо обычных 10 марок. Указанные оговорки не всегда были лишними. Как известно, когда в 1223 г. к русским князьям, выступившим в поход против монголо-татар, пришли татарские послы, то они были перебиты. Впрочем, в данном случае между русскими и монголо-татарами было состояние войны, что могло оправдать в глазах русских князей поступок, нарушавший основной закон международного права. Еще чаще послы подвергались насильственному задержанию. В 1142 г., например, послы новгородские были задержаны в Южной Руси, потому что не сговорились с киевским князем относительно того, кто будет князем в Новгороде. Так же поступали и владимирские великие князья. Андрей Боголюбский в 1167 г. «изымал», т. е. арестовал, послов новгородских и т. д. При сношениях между русскими князьями послы пользовались содержанием и средствами передвижения (корм и провоз) за счет того князя, к которому были посланы, — обычай который, может быть, следует возводить к византийской традиции давать послам «слебное». Помимо исполнения своих прямых дипломатических обязанностей послы содействовали распространению различных сведений международного значения. При отсутствии каких-либо других способов внешнеполитической информации эта роль дипломатических представителей являлась довольно существенной. Поэтому Владимир Мономах и рекомендовал своим сыновьям оказывать честь и послу и купцу, «ибо они, ходя мимо, по всем землям прославляют человека либо добрым, либо злым».
Порядок заключения договоров. Тексты междукняжеских договоров XI–XIII веков не сохранились, но содержание их может быть в известной мере восстановлено. Это, во-первых, договоры о союзе. В договоре 1152 г. киевского князя Изяслава Мстиславича с галицким князем Владимиром Володаревичем союзнические отношения определялись в следующих выражениях: Володарь обязывался «с Изяславом быть и от него не отлучаться, ни в добре, ни в лихе, но всегда с ним быть». В других случаях дело шло о вассальных отношениях. Формула вассальной зависимости так выражена в обращении того же Владимира галицкого к Изяславу: «Кланяюсь тебе! Прими меня, как сына своего Мстислава, так и меня. Пусть ездит Мстислав подле твоего стремени с одной стороны, а с другой стороны подле твоего стремени еду я со всеми своими полками». Из отдельных пунктов договоров следует отметить обязательство выдачи смердов (крестьян) и холопов, захваченных во время войны. При методах тогдашних феодальных войн, сопровождавшихся угоном населения и скота, в неприятельской стране иногда не оставалось «ни челядина, ни скотины». Другим таким пунктом был возврат награбленного имущества.
Договоры, как международные, так и между княжеские, утверждались, как сказано, целованием креста и обычно заключались в форме «крестных грамот». Расторжение договора выражалось в том, что посол бросал крестные грамоты и уезжал. Естественно, что гарантия крестного целования была лишь условной, поскольку вся она держалась только на уважении к предмету культа и имела исключительно моральный характер. В 1152 г. галицкий князь Владимир Володаревич не выполнил договора, скрепленного целованием «креста св. Стефана». Когда Изяслав послал к нему одного из своих приближенных с «крестными грамотами» напомнить о его клятве, то он отвечал пренебрежительно: «сей ли крестец мал!» — «Княже, — сказал ему на это посол, — если крест мал, то сила его велика», и напомнил вольнодумцу, что он целовал не простой, а чудесный крест, и если отступит от клятвы, принесенной на этом кресте, то «не будет жив». На это Владимир хладнокровно ответил: «вы о том досыта молвили, а теперь полезь вон!»
