лезвие топора. Обушную часть топора нередко разделывали зубилом для получения острых шипов, содействующих укреплению топора на рукояти. Так же делали проушные тесла, отличавшиеся от топора только поворотом лезвия. Существовал и второй способ ковки топоров, применявшийся только для изготовления боевых топоров, — изготавливались две полосы равных размеров, между которыми вставлялся вкладыш (перпендикулярно к длине полос), а затем полосы по обе стороны вкладыша сваривались ковкой. С одной стороны получалось лезвие топора, а с другой — или молот, или клевец, или же просто массивный оттянутый обух.
Копья ковали из большого треугольного куска железа. Основание треугольника закручивали в трубку, вставляли в нее конический железный вкладыш и после этого сваривали втулку копья и выковывали рожон.
Одной из самых сложных работ русских деревенских кузнецов было изготовление железных клепаных котлов. Для котлов делали несколько больших пластин, края которых пробивались «бородками» небольшого диаметра и затем склепывались железными заклепками [316].
Древние русские кузнецы изготавливали иногда и винты (напр., дверные кольца для замков), но делали их не нарезкой, а путем перекручивания четырехгранного стержня. Получавшиеся винты значительно крепче сидели в дереве, чем обычные гвозди.
Работы с зубилом, с вкладышем, кручение железа и сварка его — все это требовало обязательного участия двух кузнецов. Отсюда мы можем сделать вывод, что в деревенских кузницах XI–XIII вв., по всей вероятности, работали по два кузнеца: один — в качестве основного мастера, а другой — подручным.
Эти общинные ремесленники обслуживали все нужды ближайших поселков. Приведенный выше ассортимент кузнечных изделий исчерпывает весь крестьянский инвентарь, необходимый для стройки дома, сельского хозяйства, охоты и даже для обороны.
Металлографический анализ ряда древнерусских курганных кузнечных изделий, произведенный в недавнее время инженером Я.С. Голицыным, позволяем и для деревенских ремесленников поставить вопрос о знакомстве их с выделкой и обработкой стали. Но рассмотрение техники получения и закалки стали удобнее перенести в раздел городского кузнечного дела, где материалов для него значительно больше.
Древнерусские кузнецы X–XIII вв. вполне овладели всеми основными техническими приемами обработки железа и на целые столетия определили технический уровень деревенских кузниц. Накапливая опыт, идя эмпирическим путем в поисках наиболее выгодных и разумных форм орудий труда, древнерусские кузнецы выработали такие формы, которые также просуществовали многие сотни лет. В этом отношении интересна история развития формы серпа, косы-горбуши и топора.
Русские серпы X–XIII вв., часто встречающиеся в курганах, в основном сводятся к трем типам, имеющим каждый свою довольно обширную область распространения [317].
Сопоставление с позднейшими этнографическими материалами и с современными заводскими серпами, контуры которых изыскивались лабораторным путем, убеждает нас в том, что основная форма орудия была найдена еще в X–XI вв. То же самое можно сказать и о горбушах. Отличие их от современных кос объясняется изменениями в характере уборки сена, а не плохой моделью косы, выработанной в домонгольское время: там, где горбуша (коса с короткой рукоятью) сохранялась до наших дней, она воспроизводит именно домонгольскую форму.
Особенно интересна история топора, вехи для которой намечены исследованиями В.П. Горячкина и В.А. Желиговского [318].
Реконструируя отсутствующие рукояти и вычисляя коэффициент полезного действия, В.А. Желиговский установил, что малопроизводительная форма втульчатого позднедьяковского топора и коротколезвийного топора VIII в. (верхневолжского типа) к X в. сменяется рациональной и устойчивой формой топора с опущенной бородкой. Этот тип топора становится основным для всей домонгольской эпохи на очень широкой территории. Все рабочие топоры, находимые в русских деревенских курганах, представляют варианты этого типа. Коэффициент полезного действия у коротколезвийного топора VIII в. [319] равен 0,76. У русских топоров с опущенной бородкой он колеблется в пределах от 0,8 до 0,973, приближаясь к единице, т. е. к максимальному использованию всей силы удара. При этом форма топора менялась в следующих направлениях: лезвие удлинялось за счет оттягивания вниз бородки, перемычка между обухом и лезвием становилась все у́же (устранялся излишний запас прочности), нижняя часть принимала форму правильной широкой дуги, промежуток между концом этой дуги и нижним краем лезвия становился все меньше (опять по тем же соображениям уменьшения излишков прочности). В результате кузнецы X–XIII вв. выработали легкий и изящный тип топора, который дожил до современного белорусском Полесье [320].
Интересно отметить, что тип русского топора постепенно проникает к соседям и вытесняет там более примитивную форму. Топоры курганного типа есть в Прикамье [321], встречаются и в Финляндии [322].
В итоге обзора доменного и кузнечного дела в русской деревне X–XIII вв. можно сказать, что смерды были вполне обеспечены всем необходимым железным инвентарем работы местных кузнецов, которым были известны все важнейшие технические приемы: сварка, пробивание отверстий, кручение, клепка пластин, наваривание стальных лезвий и закалка стали. В каждой кузнице работало не менее двух кузнецов (мастер и подручный); не исключена возможность того, что для нагнетания мехов привлекалась еще дополнительная рабочая сила [323].
В X в., когда кузнецы северо-восточных областей занялись и литьем меди, к их функциям прибавилось сложное дело, требовавшее дополнительного оборудования и (знаний. Позднее, в XI XIII вв., таких комбинированных вещей из меди и железа мы уже не встречаем. Возможно, что к этому времени литейное дело частично обособилось от кузнечного; подробнее этот вопрос будет рассмотрен в связи с ювелирным делом в деревне.
Ювелирное дело в русской деревне X–XIII вв. представлено огромным количеством материалов. Каждый женский курган содержит в себе различное «узорочье» и «утварь гривную» в количестве, зависящем от достатка и зажиточности его владелицы [324].
Но было бы ошибочно все украшения, носившиеся древнерусскими крестьянками, рассматривать как изделия местных сельских мастеров.
В составе вещей из деревенских курганов (как я буду доказывать это ниже в главе о сбыте ремесленных изделий) есть, несомненно, известная доля городской продукции, попадавшая в деревню путем внутренней торговли. Грань между городскими и деревенскими вещами может быть проведена, но нужно заранее оговориться, что в некоторых случаях она проводится условно.
Из курганных вещей необходимо исключить многие виды бус (особенно стеклянных), изделия из волоченой проволоки (?), изделия с настоящей зернью, вещи с позолотой, крестики с выемчатой эмалью, некоторые виды языческих амулетов и др.
За вычетом перечисленных категорий, производство которых в деревне не доказано, остается все же чрезвычайно обильный материал о мастерских, выделывавших украшения.
В главе о происхождении русского ремесла пришлось уже вскользь коснуться сведений о ювелирном деле. Формы вещей со временем сильно изменились, но в курганах X–XI вв. сохранились пережитки значительно более ранних форм, уводящих нас к временам VII–VIII вв. Традиции антской эпохи чувствуются иногда и в городских и в деревенских вещах, но, естественно, что в большей степени чувствуются они в
